Львиная стража - Вайн Барбара (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
– Вот тогда он обо всем и узнал? – сказал я.
– Нет, естественно, не тогда. Им не было смысла держать его в неведении. Младший из итальянцев говорил с ним по телефону; он сказал, что у них находится его жена и что он пришлет доказательства того, что она у них. Это и было доказательством. Но это, конечно, не доказывало, что она жива. – Сандор замолчал, а у меня не было желания что-либо говорить. Я наблюдал, как его пальцы механически шарят по простыне в поисках сигарет. – Пока хватит, малыш Джо, – сказал он. – Я устал, и завтра у нас много дел.
Он не сказал мне, каких дел, и на следующий день ушел один. А мне дал задание. Мне предстояло сходить в публичную библиотеку и выяснить, есть ли у них книга под названием «Дома Саффолка» какого-то автора, чью фамилию я забыл, он был знаменитым архитектором. Если у них была такая книга, я должен был записаться в библиотеку и взять ее, принести в «Рейлуэй-Армз» и попытаться найти в ней дом, носивший название Джаредз.
Я нашел книгу, но меня отказались записывать в библиотеку под тем предлогом, что я не местный, не плачу там налоги и не имею в их городе работы. Я сел за стол и стал искать в книге Джаредз. Его там не оказалось. Я просматривал книгу по второму разу, когда ко мне подошла женщина, хозяйка «Рейлуэй-Армз», и поздоровалась со мной. В результате она одолжила мне свой читательский билет, и мне выдали книгу.
Сандор вернулся к пяти. Он ездил повидаться с матерью и приехал на ее машине. То есть на одной из ее машин, на маленьком сером «Фиате».
– Это она дала тебе машину? – сказал я.
Мне всегда было трудно поверить, когда люди (даже Сандор) рассказывали, что родители проявили к ним щедрость или сделали для них что-то хорошее.
Он покосился на меня и сказал:
– Я просто взял ее, малыш Джо.
– То есть она не знает, что ты взял машину?
– Думаю, сейчас уже знает. Но она ничего не сделает. Ну, в том смысле, что она могла бы поднять шум, но не знает, где я. Насколько ей известно, я все еще в «Шепардз-Буш». Не смотри на меня с таким ужасом, она не натравит на меня полицию. Я же ее единственный сын, не так ли?
Он забывает, что у меня сохранились не очень счастливые воспоминания о том времени, когда я был единственным сыном. Но я показал ему книгу и сказал что-то насчет того, что Джаредз там нет. Он закурил. Стал очень внимательно просматривать книгу. Там были цветные фотографии огромных старых домов, и черно-белые фотографии огромных старых домов, и фотографии окон, дверей и элементов декора. Сандор рассматривал снимки.
Затем он сказал: «Ага!» – и толкнул книгу ко мне.
На фотографии, на которую указывал его большой палец, был не дом, а скорее дорога к дому, длинная прямая подъездная дорога с высокими стенками по обеим сторонам и плотно посаженными деревьями за стенками. В титре – новое для меня слово на тот день – говорилось: «Знаменитые стены и подъездная дорога в Атертон-холл, известные как Кремневая аллея». В конце этого проезда был виден дом, величественный, как лондонские дома на Пэлл-Мэлл и в Риджент-парк, с высокими окнами и колоннами с забавными завитками и листочками наверху.
– Читай вслух, – сказал Сандор. – Не титр, а текст.
Там было об архитектуре, и я спотыкался на некоторых словах. Сандор поправлял меня, а потом сказал, что я быстро учусь, что очень порадовало меня. Человек, который написал все это, говорил, что дом очень-очень старый, но впоследствии был «георгенизирован», и Сандор сказал, что это означает, что в восемнадцатом веке к дому были пристроены такие фасады, как в Риджент-парк. Весь дом и здания позади него, а также конюшня были покрыты штукой под названием математическая черепица, которая походила на камень, но камнем не была. Внутри дома были красивые вещи: изгибающаяся лестница, называемая винтовой, с резными розами и маками на балясинах, картина на верхнем этаже, написанная четыреста лет назад, она называлась «Суд Париса». Я сказал, что не думал, что люди из этого дома знали о таком городе, как Париж [10], но Сандор сказал, что это не город, а человек, и пообещал, что однажды расскажет мне историю о нем.
Все время, пока читал, я не мог понять, чем этот дом вызвал такой интерес у Сандора. Чувствовалось восхищение автора – он был в неописуемом восторге от так называемой Кремневой аллеи, единственной в своем роде, и воротных столбов с «редкими» каменными львами, хотя все, о чем писалось в книжке, было единственным в своем роде. Добравшись до последней строчки, я прочитал: «В наше время Атертон-холл известен как Джаредз».
– Завтра мы отправимся туда и посмотрим на него, – сказал Сандор. – Мы поедем на машине.
Спрашивать его, что он подразумевает под тем или этим, перебивать его, чтобы получить объяснения, – такое у нас не заведено. Поэтому я многое упускаю. Я не мешал ему говорить, и постепенно у меня сложилась картинка, я собрал все, что мог, из того, что понял. Теперь, когда у меня есть борода, мое смущение не заметно. Мой рот спрятан. Забавно, как люди рассуждают о выражении в чьих-то глазах, будто бы глаза выдали его и так далее, но на самом деле все чувства выдает рот. Теперь Сандор не видит, когда у меня дрожат губы или отвисает нижняя губа. Я прячу недоумение или смущение под темной, густой, курчавой бородой и чувствую себя вполне комфортно, в полной безопасности.
Вчера вечером мы сходили в индийскую закусочную и купили там себе ужин, потом купили сигарет для Сандора и поговорили о том, чтобы перевести мое социальное пособие в местное отделение почты. Тогда ходить за пенсией будет недалеко. Затем он показал мне серый «Фиат» на парковке позади дома и сказал:
– Мы не будем на нем далеко ездить, пока не поменяем номера. Завтра мы заедем на какую-нибудь тихую улочку и сделаем это.
Наличие машины очень радует меня. У Мамы и Папы была машина, но ею пользовались только в особых случаях. Внутри гараж был отделан лучше, чем комната Сандора в «Шепардз-Буш» или наша в «Рейлуэй-Армз»: белые стены, встроенные шкафы, пластмассовые абажуры на лампочках. У машины был войлочный чехол, как те попоны, что надевают на лошадей. По воскресеньям Папа брал меня с собой, и я – едва не сказал «скреб» – мыл ее, а потом Папа ехал за Маминым отцом и привозил его к нам на обед. Для машины это было как бы еженедельной зарядкой. Нас с Тилли тоже изредка возили на ней, но эти случаи я могу сосчитать по пальцам обеих рук.
Прошлой ночью я лежал рядом с Сандором и думал о Маминой и Папиной машине, я вспоминал их и Тилли и как плохо стало, когда она сбежала. Вероятно, эти воспоминания как-то подействовали на меня, заставили нервничать или почувствовать себя одиноким – в общем, я потянулся к Сандору. В полусне я прижался к нему и положил руку на его тело – ох, до чего же сильное и теплое! – и набат, который, как предполагалось, должен был не дать мне это сделать, не зазвучал. На этот раз он не ударил меня, только резко оттолкнул и пнул в голень. У него были длинные ногти на ногах, и утром, когда я встал с кровати, увидел на голени кровь, но он ничего не сказал о ночном происшествии, и я решил, что лучше промолчать.
Он отдал мне ключи от машины, и мне пришлось сесть за руль. Хорошо, что приятель Тилли под номером два научил меня водить. Сандор разложил на коленях карту. До Атертона дорога была дальней, гораздо дальше, чем он думал, когда мы вселялись в «Рейлуэй-Армз», – целых тридцать миль. Над нами висело серое небо, дул резкий ветер. Мы проехали через череду деревушек. Все они показались мне похожими друг на друга и одинаковыми во всем: дома, как на Мамином календаре, с соломенными крышами и деревянными наличниками, церковь с круглой или квадратной башней, большущие ангары, больше похожие на железнодорожные вокзалы, и штуки, напоминающие огромные железные бутылки, – силосные башни, как сказал Сандор. Сама местность представляла собою поля, которые перемежались маленькими темными лесками, а изредка на горизонте появлялись громадные особняки, напоминавшие Хэмптон-корт [11].
10
По-английски Париж и Парис пишутся одинаково – Paris.
11
Дворцово-парковый ансамбль в Лондоне. Построен в XVI в., достраивался в конце XVII в. в стиле барокко.