Темные тайны - Флинн Гиллиан (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Кровать Бена стояла неубранной, из-под кучи сваленных на ней свитеров и джинсов выглядывало смятое постельное белье. Остальная часть комнаты смотрелась лучше. На письменном столе аккуратными стопками лежали тетради и магнитофонные кассеты, стоял старый-престарый глобус, который когда-то принадлежал Диане. Пэтти крутанула его, оставив пальцем метку на пыльном шаре где-то возле Родезии, и начала перелистывать тетради. Они все были исписаны названиями групп: «Эй-Си/Ди-Си» со стилизованной молнией внутри, «Веном», «Железная дева». В тетрадях Бен рисовал пентаграммы и записывал стихи об убийствах и о Сатане.
К горлу подступила тошнота. Она судорожно перелистала другие тетради, а когда взялась за последнюю, она раскрылась посередине. Страницы были изрисованы шариковой ручкой: вагины с проникающими внутрь руками, матки с демонически улыбающимися существами внутри, рассеченные надвое беременные женщины с вываливающимися из них младенцами.
Она присела на стул, чувствуя головокружение, и продолжала листать, пока не наткнулась на страницу с девчачьими именами, написанными в столбик: Хизер, Аманда, Бриана, Даниэла, Николь, и потом все более готическим шрифтом на разные лады и с разной орфографией имя «Крисси» — Крисси, Хрисси, Кристи, Крисси Дэй, Крисси Дэй, Крисси Ди Дэй, Крисси Д. Дэй!
Крисси Дэй внутри сердечка.
Пэтти положила голову на прохладный стол. Крисси Дэй. Будто он собирается жениться на маленькой Крисси Кейтс. Бен и Крисси Дэй. Не об этом ли он думал? Не это ли позволяло ему чувствовать, что в том, как он с ней поступает, ничего страшного нет? Может, он даже представлял, как приглашает ее домой, чтобы мама познакомилась с его подружкой? А еще Хизер. Так зовут дочь Хинкелей; она тоже была у Кейтсов. А остальные имена? Это тоже девочки, которых он совратил?
Голова стала очень тяжелой, ей вообще не хотелось двигаться. Она бы так и лежала прямо здесь, головой на столе, пока кто-нибудь не скажет ей, что делать дальше. У нее это хорошо получается, она ведь иногда часами сидит на стуле и клюет носом, как старуха в доме престарелых, и вспоминает детство, когда родители составляли для нее список того, что она должна сделать, говорили, когда ложиться спать, когда вставать, что делать днем, и никто никогда не просил ее принимать решение самостоятельно. Она смотрела на самолетики на смятом, несвежем постельном белье на кровати Бена, вспоминая, что почти год назад он попросил для себя другое белье — простое, но тут ее взгляд упал на торчащий из-под кровати край пухлого свертка.
Она опустилась на колени и извлекла старый пакет. Увесистый. Заглянула внутрь и увидела одну только одежду, а потом по цветочкам и сердечкам, грибочкам и радугам поняла, что это одежда для девочек. Она вывалила на пол кучу, трясясь от мысли, что вместе с одеждой из пакета выпадут те самые снимки, которых она так боялась. Но внутри оказалась только одежда: трусики, маечки, штанишки и рейтузики для девочки от возраста Крисси до младенческого. Все они были не новые. Поношенные. Точь-в-точь как говорил следователь. Пэтти засунула все обратно в пакет.
Сын. Ее сын. Он сядет в тюрьму. Ферму отнимут, Бену дадут срок, а девочки, дочки… Она снова поняла, как с ней часто бывало, что не знает, как правильно поступить. Бену нужен адвокат, а она не знает, что для этого нужно делать.
Она вошла в гостиную, думая о судебном процессе и о том, что ей этого не вынести. Свирепым голосом велела дочерям не высовываться из спальни; они смотрели на нее раскрыв рты, обиженные и напуганные, а она думала, что только усугубила его судьбу: мать-одиночка, побитая жизнью неумеха — насколько хуже из-за этого он выглядит в глазах людей. Она положила в камин щепки, газеты, сверху несколько поленьев и подожгла содержимое пакета. Когда огонь добирался до маргариток на паре трусиков, зазвонил телефон.
Это был Лен Вернер. Она начала извиняться, объяснять, что сейчас происходит слишком много такого, что о судьбе фермы говорить просто некогда. У сына возникли проблемы…
— Поэтому я и звоню, — перебил он. — Я слышал о Бене. Я не собирался звонить. Но, мне кажется, я могу помочь. Только не знаю, захочешь ли. Есть вариант.
— Для Бена?
— Способ ему помочь. Юридически не подкопаешься. А то, с чем придется столкнуться, потребует немалых средств.
— Я думала, у нас нет вариантов, — сказала Пэтти.
— Кое-что все-таки имеется.
Лен не приедет, и в городе они встречаться не будут. Он был сама таинственность, сказал, что она должна ехать по загородному шоссе до места для пикника у территории парка. Они поторговались, попрепирались о месте и времени, и Лен в конце концов оскорбленно выдохнул в трубку, чем заставил ее скривиться.
— Знаешь, если тебе действительно нужна помощь, выезжай прямо сейчас. Никого с собой не бери. И никому ни слова. Я на это иду, потому что считаю, что могу тебе доверять, Пэтти, и я к тебе хорошо отношусь. Я — правда! — очень хочу помочь.
После этих слов он замолчал, молчание в трубке было столь пронзительным, что Пэтти взглянула на микрофон и прошептала: «Лен, ты где?», полагая, что он отсоединился, и уже сама была готова повесить трубку.
— Пэтти, честное слово, не знаю, но сейчас возможно только это. В общем, сама поймешь. Я за тебя помолюсь.
Она вернулась к камину и увидела, что одежда сгорела только наполовину. В доме поленьев не осталось, поэтому она бросилась в гараж, схватила тяжелый отцовский топор с острым как бритва лезвием (умели раньше делать хороший инструмент!), нарубила дров и вместе с топором принесла в дом.
Она подкладывала в огонь дрова, когда почувствовала, что сбоку маячит Мишель.
— Мам!
— Что, Мишель?
Она подняла глаза. Мишель в ночной рубашке показывала на огонь.
— Ты вместе с дровами чуть не бросила туда топор, — улыбнулась дочь. — Эх ты, голова дырявая!
Пэтти держала в руках топор, как очередное полено. Мишель осторожно забрала у нее топор, держа, как учили, лезвием от себя, и прислонила к стене возле двери.
Мишель неуверенно, словно пробираясь сквозь траву, потопала назад в спальню, Пэтти пошла следом. Дочки свернулись на полу и что-то нашептывали куклам. Люди шутят, что больше всего любят детей, когда те спят, подумала вдруг Пэтти и ощутила укол совести. Она действительно больше всего их любит, когда они спят, когда не пристают с вопросами, когда их не нужно ни кормить, ни развлекать. А сейчас они в еще одном состоянии, в котором она их тоже любила: уставшие, тихие, потерявшие к матери всякий интерес. Она оставила Мишель за старшую, не стала трогать Дебби и Либби — сейчас она могла только беспрекословно выполнять инструкции Лена Вернера.
Не надейся на чудо, твердила она себе. Не надо надеяться на слишком многое. Не надо надеяться.
С полчаса она ехала сквозь искристый снег, в свете фар снежинки превращались в звездочки. Мама, которая обожала зиму, сказала бы, что это «хороший снег». Пэтти подумала, что девочки завтра будут весь день в нем возиться. Будут ли? Что случится завтра? Где окажется Бен?
Она остановила машину у заброшенной бетонной площадки для пикника, оставшейся с семидесятых годов, со столами и странно изогнутой крышей, напоминающей неудачно сложенную фигурку оригами. Под снегом толщиной в несколько пальцев стояло двое качелей. Они почему-то совсем не качались, хотя дул ветер. Странно это, подумала Пэтти.
Машины Лена поблизости нигде не было. Вообще никакой машины, кроме ее собственной; она начала то поднимать, то опускать молнию на пальто, дотрагиваясь ногтем до каждого металлического звена. Что ее здесь может ожидать? Подойдет она сейчас к скамейке, а там оставленный Леном конверт с толстой пачкой купюр — благородный жест, который потребует вознаграждения. А может, он собрал группу людей, которые, испытывая к ней сострадание, вот-вот здесь появятся и подарят много денег и жизнь, полную чудес и волшебства, и Пэтти поймет, что все ее любят, несмотря ни на что.
