Золотой жук. Странные Шаги - По Эдгар Аллан (бесплатная регистрация книга txt) 📗

Они помолчали; хмурое, худое лицо молодого человека приняло странное недоброе выражение. Затем он резко сказал:

— Не забывайте, на него ополчились не простые преступники, не какая-нибудь Черная Рука. Даниэль Рок — сам черт. Вспомните, что он расправился с Трентом в его собственном саду, с Гордером — почти у дома, а сам ускользнул.

Верхний этаж, защищенный толщей стен, состоял из двух комнат: проходной, в которую они вошли, и другой, которая и была святилищем миллионера. Они вошли в первую как раз в тот момент, когда из второй выходили два посетителя. Одного из них Питер Уэн представил как своего дядюшку. Он был маленький, но очень крепкий и подвижной, его бритая голова казалась лысой, а при взгляде на его коричневое лицо не верилось, что он белый. Старого Крэка прозвали Ореховым Крэком в память другого героя, а прославился он во времена последних схваток с индейцами. Спутник его был совсем на него не похож. Высокий, елейный, с черными лакированными волосами и с моноклем на широкой черной ленте, Бернард Блэк, поверенный старого Мертона, только что принимал участие в деловом совещании компаньонов.

Все четверо встретились посреди первой комнаты и, прежде чем разойтись, остановились, чтобы обменяться для приличия несколькими фразами. Они были не одни: в самой глубине, у двери во вторую комнату, виднелась большая неподвижная фигура, слабо освещенная светом, падавшим из фрамуги, — человек с черным лицом и широчайшими плечами. Он был из тех, кого американцы шутки ради смело прозвали головорезами; из тех, кого друзья называют телохранителем, а враги — наемным убийцей.

Человек не двинулся, не шевельнулся, не поздоровался ни с кем. Но Питер Уэн, увидев его здесь, нервно осведомился:

— Остался кто-нибудь с шефом?

— Не поднимай шума, Питер, — осклабился его дядюшка. — С ним Уилтон. Полагаю, этого достаточно. Уилтон, кажется, никогда и не спит, все охраняет Мертона. Он стоит двадцати телохранителей, а проворен и невозмутим, как индеец.

— Ну, вам лучше знать, — согласился, смеясь, племянник. — Помню, каким вы учили меня индейским штукам, когда я был мальчуганом и любил читать о краснокожих. В тех рассказах краснокожим всегда солоно приходилось.

— В жизни было не так! — сурово сказал старый пограничник.

— Неужели? — переспросил ласковый мистер Блэк. — Я думаю, им трудно было справиться с нашим огнестрельным оружием.

— Я видел, как индеец стоял под обстрелом сотни ружей, — сказал Крэк. — У него был только нож — и он убил белого, который был на вышке форта.

— Как же это он? — спросил Питер.

— Бросил нож, — пояснил Крэк. — Бросил, раньше чем раздался первый выстрел. Не знаю, где он этому научился.

— Надеюсь, вы не научились у них? — засмеялся племянник.

— Думается мне, — задумчиво проговорил Браун, — что в этом рассказе есть мораль…

Во время их разговора Уилтон, секретарь, вышел из второй комнаты и остановился, выжидая. Он был бледный, светловолосый, с квадратным подбородком и по-собачьи внимательными глазами. Нетрудно было поверить, что он спит одним глазом, как сторожевой пес.

Он сказал: «Мистер Мертон примет вас минут через десять», но это перебило разговор. Старый Крэк заявил, что ему пора идти; племянник вышел вместе с ним и с его спутником — юристом, а Браун остался наедине с секретарем. Черный великан в счет не шел — так неподвижно он сидел, обратив к ним широкую спину и не сводя глаз с двери.

— Охраняем мы его тщательно, как видите, — сказал секретарь. — Вы, должно быть, слыхали о Даниэле Роке. Небезопасно часто и надолго оставлять шефа одного.

— Но сейчас-то ведь он один? — спросил Браун. Секретарь поднял на него серьезные серые глаза.

— Четверть часа, — сказал он, — только четверть часа из двадцати четырех. Дольше он один не бывает. А эти четверть часа он ни за что не уступит, и не без причины.

— А именно? — заинтересовался посетитель. Уилтон, секретарь, смотрел все так же внимательно, но губы его сурово сжались.

— Коптская Чаша, — сказал он. — Вы, может быть, забыли о Коптской Чаше, но он никогда о ней не забывает, и ни о чем вообще. Он никому из нас не доверяет ее. Она заперта где-то там, в комнате, он один может ее достать и достает только тогда, когда никого нет рядом. Вот и приходится эти четверть часа рисковать, пока он любуется ею. Больше он ничем на свете не любуется. Впрочем, риска, в сущности, нет. Я сам устроил тут мышеловку, в которую и черт не заберется, во всяком случае — не выберется. Если бы этот проклятый Рок нанес нам визит, ему пришлось бы остаться к обеду! Четверть часа я сижу здесь, но если я услышу выстрел или шум борьбы — я нажимаю кнопку, электрический ток охватывает стену сада, и всякий, кто вздумает перебраться через нее, обречен на смерть. Да выстрела и быть не может: единственный вход — вот этот, а единственное окно, у которого он сидит, — на самом верху башни. Стены отвесные, скользкие, как смазанный маслом шест. Конечно, мы все здесь вооружены. Если бы Рок явился сюда, он бы не выбрался живым.

Браун, моргая, смотрел на ковер и думал. Вдруг он сказал, может быть, в шутку:

— Надеюсь, вы не обидитесь? Мне только что пришло в голову… Это про вас…

— Про меня? — переспросил Уилтон. — Что же именно?

— Мне кажется, — ответил Браун, — вы человек одержимый и ваша цель — не столько спасти Мертона, сколько поймать Рока.

Уилтон едва заметно вздрогнул, не отрывая глаз от собеседника; затем сурово сжатый рот мало-помалу расплылся в странной улыбке.

— Как вы… Почему вы так подумали? — спросил он.

— Вы сказали, что, если услышите выстрел, вы тотчас же пустите ток и отрежете путь врагу, — объяснил священник. — А не пришло вам в голову, что выстрел может убить вашего патрона раньше, чем ток убьет убийцу? Я не хочу сказать, что вы не станете защищать мистера Мертона, но это у вас как-то на втором плане. Охрана здесь самая тщательная — вы, кажется, все продумали. Но по всему видно: вы больше хотите поймать убийцу, чем спасти жертву.

— Отец Браун, — сказал секретарь своим обычным спокойным тоном, — вы очень наблюдательны, но в вас есть не только это. От вас ничего не хочется скрывать. Надо мною уже подшучивают, называют маньяком за то, что я гоняюсь за ним. Возможно, что я и маньяк. Но открою вам то, чего никто не знает: мое полное имя — Джон Уилтон Гордер.

Отец Браун кивнул, будто это ему все разъяснило, но тот продолжал:

— Человек, который назвался Роком, убил моего отца и моего дядю, разорил мою мать. Когда Мертону понадобился секретарь, я пошел к нему. Я считал: где Чаша, там рано или поздно будет и преступник. Я не знал, кто он; надо было выждать. Мертону же я хотел служить верой и правдой.

— Понимаю, — мягко сказал Браун, — а кстати, не пора ли нам пройти к нему?

— Да, да! — отозвался Уилтон, будто внезапно очнувшись, и священник решил, что жажда мести снова охватила его. — Войдите, непременно войдите.

Отец Браун направился во вторую комнату. Никто не приветствовал его; не раздалось ни звука; и через несколько секунд он снова появился в дверях.

В тот же миг шевельнулся немой телохранитель у дверей, будто ожил шкаф или стол. Казалось, сама поза Брауна дала ему сигнал: священник стоял спиной к открытой двери, свет падал сзади и лицо оставалось в тени.

— Я думаю, надо нажать ту кнопку, — сказал священник и вздохнул.

Уилтон точно очнулся от сурового раздумья и дернулся вперед.

— Выстрела не было! — крикнул он.

— Как вам сказать… — произнес отец Браун. — Смотря что вы называете выстрелом.

Уилтон пробежал мимо него, и они оба ворвались во вторую комнату — сравнительно небольшую, просто, но изящно обставленную. Прямо против дверей было открытое окно, выходившее в сторону сада и долины. У самого окна стояли кресло и столик. Казалось, в те короткие минуты, когда он разрешал себе роскошь одиночества, пленник хотел как можно больше насладиться светом и воздухом.

На маленьком столике у окна стояла Коптская Чаша — хозяин, видимо, хотел полюбоваться ею в самом выгодном освещении. На нее стоило посмотреть — в белом свете дня камни вспыхивали разноцветным пламенем, как драгоценности святого Грааля [119]. Да, на нее стоило посмотреть. Но Брандер Мертон не смотрел на нее: он откинулся головой на спинку кресла, белая грива свесилась вниз, клинышек седой бородки вскинулся вверх, а в горле торчала длинная темная стрела с красными перьями на конце.