Одна на две жизни - Романова Галина Львовна (лучшие книги TXT) 📗
— Понятно. А чем рассчитываться будешь? Денег у тебя таких сроду не водилось…
— Не деньгами. Властью. Я в Тайной канцелярии служу.
— Опять? Ты ж вроде уходил оттуда? Дескать, не можешь и нашим и вашим служить!..
— Уходил, — кивнул Ариэл, — да император приказал вернуться.
— Вот оно что… — Ликантроп встал, потянулся. — Ну, если сам император… Ладно, мои парни побегают, понюхают кое-где… но сдается мне, что живым ты этого Марилия уже не застанешь.
— Да мне бы хоть какой след отыскать! И того довольно.
— Ладно. Говоришь, в дом заходил? — Ликантроп почесал когтями щеку. — Приходи сюда завтра вечером… Но за тобой должок!
— Само собой… Как — завтра вечером? — встрепенулся Ариэл. — А раньше?
— А ты как хотел? — оскалился Лохматый. — Это ж как иголку в стоге сена искать! Я пошел.
Одним прыжком перемахнув через спинку скамейки, ликантроп трусцой направился прочь. Устремившись в неосвещенную часть парка, он вскоре пропал из вида — серый на сером. Ариэл остался сидеть на том же месте, вслушиваясь в звуки ночи. Вот где-то прогрохотала поздняя пролетка. Залаяла собака. Словно в ответ ей раздался короткий резкий вой — перекличка ликантропов. Стоило отзвучать их голосам, как в глубине рощи протяжно закричала какая-то ночная птица. Ариэл сидел, сжимая в пальцах пистолет. Идти никуда не хотелось. Казалось, если он не сдвинется с места, время пойдет быстрее и уже до рассвета сатир будет найден. И совершенно неожиданно окажется, что он прекрасно знает имена своих нанимателей и даже может указать примерный адрес. И вызовется проводить…
Конечно, ничего этого не будет. Но помечтать-то можно? Каждая минута задержки означала для Агнии лишние страдания. Только бы ее удалось найти! Только бы она была жива! Пусть ненавидит и презирает его и дальше, но пусть останется живой и невредимой!
Агнии было плохо. Когда день подошел к концу, в подвале сгустилась тьма. Ни свечи, ни лампы ей не принесли. Пленница сидела в темноте, пока могла выносить шорох и скрипы, доносившиеся из углов, а потом, не выдержав, подошла к двери и постучала. Как там ей советовали? Три раза…
Снаружи послышался какой-то шорох, шаги, скрип деревяшки.
— Чего надо? — поинтересовался мужской голос. Не тот, что разговаривал с нею, а другой, ниже и грубее.
— Я… можно мне свечку? Тут темно…
— А ты вспомнила?
— Что?
— Ты должна была вспомнить, что оставил тебе муж!
— Ничего я не вспомнила! И извольте говорить мне «вы»! — обиделась Агния. — Я — женщина!
— А я — мужчина. И что с того? Так вспомнила или нет?
— Марек мне ничего такого не оставлял. Я не представляю, чего от меня хотят! Я… не помню! И я есть хочу. — Ее похитили перед самым обедом, а сейчас было самое время для ужина, и в животе урчало. — И еще…
Признаться, что ей очень хочется в уборную, было стыдно, но, как ни странно, ее поняли.
— Там ведро в углу стоит. Пользуйся! А насчет остального — не велено!
— Кем не велено? — Агнию вдруг заинтересовало имя человека, который приказал ее похитить.
— Кем надо. Вспомнишь — постучи. Тогда все и получишь!
Послышались удаляющиеся шаги. Агния несколько раз стукнула ладонью по двери, но ответа не последовало.
Прислонившись лбом к запертой двери, она несколько минут постояла, пытаясь успокоиться. Потом тихонько, ощупью, двинулась вдоль стены на поиски того самого ведра. Уже стемнело, предметы пропадали во мраке. Только светло-серым пятном выделялось полуподвальное окно. Но ведро действительно оказалось в углу — пленница, пробираясь на ощупь, задела его ногой.
Вернувшись на лавку, Агния посмотрела на окно с тоской и надеждой. А что, если закричать? Интересно, услышит ли ее кто-нибудь?
— Помогите! — произнесла она, прислушиваясь к звукам своего голоса, и добавила громче: — Кто-нибудь! Спасите меня! Я тут! Помогите! Выпустите меня!
Снаружи послышались тяжелые шаги. В дверь тяжело грохнул кулак.
— Заткнись! — посоветовал мужской голос. — Будешь орать — не посмотрю, что женщина. Так врежу — мало не покажется!
— Но вы не можете со мной так обращаться! — попробовала протестовать Агния. — Я вам ничего не сделала… Вы можете дать мне хотя бы воды?
— Пить, стало быть, хочешь? А я — поссать. Поможем друг другу?
От возмущения пленница не смогла вымолвить ни слова, а ее тюремщик рассмеялся и ушел.
Когда его шаги стихли вдалеке, тишина и темнота, казалось, стали еще более осязаемы, а шорохи по углам — громче. Агнию пробрала дрожь. Со страхом оглядела она темное подземелье. Из каждого угла на нее смотрели чьи-то глаза. Везде чудились жуткие тени. В детстве ее как-то раз сестра и кузен заперли в чулане, и, хотя было это ясным днем, девочка тогда натерпелась страху на много лет вперед. И сейчас забытый детский ужас с каждой минутой становился все сильнее. Подтянув ноги на лавку, она долго сидела, обхватив колени руками и вздрагивая от каждого звука. Хотелось пить. Пустой желудок стянуло тупой нудной болью. От помойного ведра воняло.
Уткнувшись лицом в колени, Агния расплакалась от жалости к себе. Ну почему все так происходит? За что ей все это? Она же ничего не знает, ничего не умеет и ничего не помнит! Ей не на кого надеяться, кроме своего супруга. Марек, помоги!
Вспомнив, что муж умер почти четыре месяца назад, Агния заплакала громче. И рыдала, упав на лавку, пока не обессилела и не уснула.
А проснулась от странного звука.
Еще не открывая глаза и находясь во власти сна, она уже сообразила, что это отнюдь не скрежет ключа в замке. В подвале находился кто-то, кому не нужны были двери, кто мог не обращать внимания на замки и запоры, для кого не существовало преград. Было холодно. Так холодно, как бывает, если судить по рассказам священников, только там, в Бездне, где во мраке вечно скитаются души умерших, согреваемые лишь теплом воспоминаний. Так холодно, как бывало, когда к ней с того света приходила душа Марека. И это воспоминание все объяснило.
«Я умерла, — подумала Агния. — Умерла от голода, страха и одиночества. И попала в Бездну. Но на земле я никому не была нужна, меня никто не помнит, и я теперь заледенею… Что будет тогда?»
Она попыталась представить, каково это — быть мертвым, оставаться лишь бесплотным духом, не чувствовать собственное тело. Попыталась поднять руку, приподнялась на локте и неожиданно осознала, что лежит, свернувшись калачиком, на лавке у стены. Бедро затекло от неудобной позы, поясница ныла. Напомнил о себе мочевой пузырь, недовольно забурчал пустой желудок. У душ в Бездне такого не должно быть. Значит, она все еще жива? И все еще заперта в этом подвале?
От осознания этого слезы сами собой потекли по щекам. Но высохли — или, вернее, все-таки оледенели, — когда на нее вновь пахнуло холодом. Агния вздрогнула. Если она жива, холод мог означать только одно — здесь, рядом, гость из Бездны. И это его присутствие разбудило молодую женщину.
«Очнулась…»
Замогильный голос был незнакомым. Было в нем что-то жуткое, из тех самых детских страхов, от чего волосы зашевелились у женщины на затылке. Но она только сильнее зажмурилась, стискивая зубы, чтобы не кричать от ужаса. Если закричать, может прийти тюремщик. И неизвестно, кто страшнее — человек или это существо…
«Очнулась… Ух ты какая… Живая… теплая… смертная…»
Сердце колотилось где-то в горле. Голова кружилась. В уши словно набилась вата. Агния распахнула рот, но вместо крика родился придушенный хрип. И все-таки она не открывала глаз.
«Посмотри-и-и на меня! — взвыл голос. — И у-у-ужаснись!»
Агния прикусила губу и отчаянно помотала головой, чувствуя, что теряет равновесие. Ногам стало мокро. От понимания того, что произошло, ей стало ужасно стыдно. Так стыдно, что она расплакалась, уткнувшись лицом в ладони, всхлипывая и завывая от стыда и страха.
«У-у-у ты какая… — В голосе послышалось что-то вроде разочарования. — Ну-у-у, если так, то… прощай!»
