Весь мир театр - Акунин Борис (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
При виде незнакомца хозяин забыл прикрыть рот и замер с только что откушенным куском хлеба между зубов. Прислужник, как близнец похожий на усыпленного привратника, тоже застыл с графином в руках.
— Кто это таков? Почему впустили? — грозно пророкотал хан, выплюнув хлеб на скатерть. — Муса, взашей его!
Фандорин покачал головой. Как можно было выйти замуж, пускай и очень ненадолго, за такого мужлана? Эту женщину безусловно нужно спасать — не от воображаемых врагов, а от самой себя.
Слуга поставил вино и кинулся на Эраста Петровича, по-гусиному шипя. Гость обошелся с Мусой так же, как с его предположительным братом: усыпил и аккуратно положил на пол.
Кровь отлила от смуглой плеши брошенного мужа. В ожидании того, что незваный посетитель будет немедленно выпровожен, хан отпил вина, проглотить не успел, и теперь оно вытекало по подбородку на крахмальную салфетку. Вид был жуткий — будто у человека приключился удар с горловым кровотечением.
— Кто таков? — повторил его высокостепенство свой вопрос, но в совершенно иной тональности — не с возмущением, а с ужасом.
— Моя фамилия Фандорин. Но, возможно, для вас я стану Азраилом, — назвался Эраст Петрович именем мусульманского архангела смерти. — Всё будет зависеть от исхода нашей б-беседы.
— Фандорин? Тогда я знаю, кто вы. Вы автор этой идиотской пьесы, а также сыщик-любитель с большими связями. Я навел о вас справки.
Хан сорвал с себя испачканную салфетку и величественно сложил на груди руки, сияющие перстнями.
— Я вижу, вы немного успокоились. — Фандорин сел рядом и рассеянно взял в руку десертную вилку. — Зря. Буду к-краток. Вы перестаете докучать госпоже Луантэн. Это раз. Даете ей немедленный развод. Это два. В противном случае… с вами случится нечто противное.
Он покривился — каламбур был решительно нехорош. Но уточнять смысл угрозы Эраст Петрович счел излишним. Оппонент явно не заслуживал, чтобы перед ним метали бисер, а тон и взгляд всегда красноречивее слов.
Что хан до смерти перепуган, было очевидно. Еще чуть-чуть — грохнется в обморок.
— Я уже сам решил, что больше близко не подойду к этой сумасшедшей! — воскликнул его высокостепенство. — Она в меня хотела из пистолета стрелять!
Про пистолет Эраст Петрович слышал впервые, но известие его не удивило. Опасно доводить до крайности женщину артистического темперамента.
— Сами виноваты. Нечего было изображать из себя убийцу. Стало быть, по первому п-пункту мы договорились. Остается второй.
Альтаирский выпятил грудь.
— Никогда я не дам ей развода! Это исключено!
— Я знаю, — задумчиво прищурился Фандорин, — вы говорили Элизе, что жена хана не может иметь любовников и не может выйти за другого. Иное дело — вдова хана.
Пожалуй, все-таки собеседник был напуган недостаточно. Эраст Петрович крепко взял его за шиворот, приставил к горлу серебряную вилку.
— Я мог бы убить вас на д-дуэли, но я не стану драться с мерзавцем, запугивающим беззащитных женщин. Я просто прикончу вас. Как вот этого п-поросенка.
Налитый кровью глаз хана скосился на блюдо.
— Вы меня не убьете, — просипел упрямец сдавленным голосом. — Вы не по этой части, а совсем по противоположной. Говорю же, я навел о вас справки. Я навожу справки обо всех, кто крутится подле Элизы… А впрочем, если угодно, убивайте! Развода все равно не дам!
Подобная твердость вызывала определенное уважение. Видимо, первое впечатление от его высокостепенства было не совсем верным. Эраст Петрович убрал вилку и отодвинулся.
— Вы так сильно любите жену? — удивленно спросил он.
— Какая к чертовой матери любовь! — Альтаирский стукнул кулаком по столу, поперхнулся от ненависти. — Элиза, эта сссу…
Лицо Фандорина бешено дернулось, и хан проглотил бранное слово.
— …Эта сударыня разбила мне жизнь! Отец лишил меня старшинства! А если я разведусь, он оставит меня без содержания! Сто двадцать тысяч в год! И что же мне тогда прикажете — трудиться? Никогда хан Альтаирский не осквернит себя работой. Лучше убейте!
Аргумент был веский. Эраст Петрович задумался. Не убивать же, в самом деле, этого владыку слабого и лукавого, плешивого щеголя, врага труда?
— Насколько я понимаю, вы хотите жениться на Элизе. А гражданский брак вас не устроит? — заискивающе спросил супруг. Ему, видно, тоже очень хотелось найти компромисс. — Это сейчас модно. Ей понравится. И вы обо мне больше никогда не услышите. Клянусь! Хотите, я уеду в Ниццу, навсегда? Но только не требуйте от меня невозможного!
От Кузнецкого Моста до «Метрополя» он шел пешком. Нужно было собраться с мыслями, приготовиться к разговору с Элизой. Ноябрьский ветер пытался сорвать с головы цилиндр, приходилось его придерживать.
«Со мной случилась тривиальная вещь, — говорил себе Эраст Петрович. — Через подобное проходит, вероятно, каждый второй. С чего же я взял, что сия чаша минует меня? Правда, с остальными мужчинами болезнь, имя которой „седина в бороду, бес в ребро“, кажется, происходит по иным причинам. Я читал об этом. Кто-то вдруг чувствует, что ему недолго осталось быть мужчиной, и от этого впадает в панику. Кто-то спохватывается, что в молодости недокуролесил. И первое, и второе ко мне вроде бы отношения не имеет. То, что случилось со мною, не болезнь. Скорее — травма. Как известно, кость легче ломается в месте прежнего перелома. Вот и у меня, по стечению случайностей, хрустнул старый перелом души.
Да разве важно, по какой именно прихоти судьбы на тебя обрушивается любовь? Она приходит, распахивает дверь. Твое привычное жилище вдруг озаряется нестерпимым светом. Ты по-иному смотришь на себя, на свою жизнь, и тебе не нравится то, что ты видишь. Можно прикинуться бывалым кавалером и превратить всё в галантное приключение; глядишь, сияние притухнет. Можно вытолкать непрошеную гостью за порог и повернуть ключ; через некоторое время жилище вновь погрузится в привычный мрак. Можно, переполошившись, выпрыгнуть в окно и бежать на край света. Я, собственно, попробовал сделать и то, и другое, и третье. А теперь нужно испытать еще одно средство — просто сделать шаг навстречу и не отводить глаз. Это требует мужества».
Вот какой рассудительный монолог произносил Эраст Петрович перед самим собой, но чем ближе подходил к отелю, тем сильней нервничал. В фойе даже мелькнула малодушная мысль: «А может, Элизы нет в номере?»
Но портье сказал, что госпожа Луантэн у себя и услужливо позвонил наверх, осведомившись:
— Как вас представить?
— Фандорин…
В горле стало сухо. Опять начинается ребячество?
— Просят пожаловать.
«В любом случае я обязан сообщить, что муж предоставляет ей полную свободу! — прикрикнул на себя Эраст Петрович. — Ну а касательно прочего… Это уж ее дело!»
В том же сердитом настроении он и начал разговор.
Сказал, что бояться больше нечего.
Что хан Альтаирский негодяй и мелкий пакостник, но не убийца. В любом случае отныне он исчезнет из ее жизни. Развода не даст, но предоставляет полную свободу.
Что вопрос с двумя петербургскими смертями прояснен. После скоропостижной кончины киевского антрепренера Болеслава Игнатьевича Фурштатского, как это всегда бывает в подобных случаях, производилось вскрытие. Из телеграммы, присланной судебно-медицинским ведомством, следует, что причиной смерти была остановка сердца, никаких следов яда не обнаружено. Хан Альтаирский просто воспользовался этим печальным происшествием, чтобы припугнуть мятежную супругу.
Не то с тенором Астраловым. В телефонном разговоре со следователем, который вел дело, выяснилось, что след от бритвы почти идентичен ране, оборвавшей жизнь господина Шустрова: скользящий удар при небольшом уклоне слева вправо. Такой может нанести себе либо человек, сидящий на стуле, либо некто, кто в этот момент стоял у жертвы за спиной. 11 февраля, в день гибели Астрало-ва, Элиза уже состояла в труппе «Ноева ковчега», была знакома с Девяткиным, и тот — что неудивительно (счел возможным вставить Фандорин) — сразу проникся к ней страстной любовью. Каким именно образом убийце удалось подобраться с бритвой сначала к Астралову, а потом к Шустрову, пока не вполне понятно, однако это можно спросить у самого маньяка. После всего, что случилось, таиться ему незачем; к тому же люди данного сорта обожают хвастать своими «подвигами». Девяткин охотно всё расскажет.
