Герои и антигерои Отечества (Сборник) - Чуев Феликс Иванович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗

Знаменитый террорист, почти цареубийца, «социалист-революционер», Б. В. Савинков и золотопогонные генералы Каледин и Корнилов заключили союз. Что их соединяло? Прежде всего, общая ненависть к рабоче-крестьянской власти. К ее социальному строю. К ее морали. К ее целям. История, к сожалению, знает немало примеров, когда самая отъявленная, самая черная реакция избирала своим орудием людей с богатым революционным прошлым, с гуманитарной и демократической репутацией. Все абсолютно понятно: ведь таким людям еще верили! Могли верить. Борис Викторович Савинков был таким человеком, который соединял в себе легенды конспиратора-заговорщика, беззастенчивого в средствах для достижения поставленных целей, с левой революционной фразой и демагогией и с именем рыцаря террора — врага царского самодержавия.

Сотрудничество с царскими генералами давалось Савинкову нелегко. Он жаловался на трудности «работы» среди «родного» ему народа.

В конце 1918 года Савинков уже в Париже. Он — представитель Колчака за границей. Посетил Ллойд Джорджа и Черчилля. Получил для белой армии огромные партии обмундирования и снаряжения. Возглавил бюро печати «Упион» и стал распространять заведомо ложную информацию о Красной Армии. Агитировал за продолжение вооруженной борьбы капиталистических государств против Советской Республики.

После разгрома армии Колчака Савинков уехал в Варшаву и был принят Пилсудским. Возглавил «Русский политический комитет». Организовал так называемую «Русскую народную армию». Верховодить ею поставил генерала Перемыкина и братьев Булак-Балаховичей… Лично участвовал в разбойничьем бандитском походе на Мозырь. Не после этого ли похода Савинков написал: «Человек живет и дышит убийством, бродит в кровавой тьме и в кровавой тьме умирает. Хищный зверь убьет, когда голод измучит его, человек — от усталости, от лени, от скуки… Я стреляю на выбор, слева по очереди и в лоб. Я целюсь медленно, внимательно, долго…»

В походе на Мозырь Савинков и савинковцы дышали в полном, а не в переносном, смысле убийствами, грабежами, казнями, бродили по советской земле в кровавой тьме, убивали безвинных от усталости и лени, от безделья и тоски. Стреляли на выбор. И слева, и справа, и в лоб. По очереди. Куда было торопиться. Захваченные были безоружны. В большинстве — старики, старухи и дети. Те, кто не смог убежать и скрыться в лесах. Потому и целились внимательно и долго. Продлевали удовольствие. Жертвы падали безмолвно. Они же были крестьянами. Красными крестьянами.

Савинковские набеги и рейды… Руководил ими полковник С. Э. Павловский. В городе Холм было убито 250, ранено 130 человек. В районе Пинска — убито 14 человек. Ограблены банки и разгромлены учреждения в уездных центрах Духовщина, Белый, Поречье, Рудня. Повешена беременная жена начальника погранзаставы. В Опочке живым сожжен директор банка Г. И. Хаймович. Близ Полоцка пущен под откос пассажирский поезд, на железнодорожной станции расстреляно 15 коммунистов…

И все же поход на Мозырь и другие разбойничьи рейды в Белоруссию закончились полным разгромом воинства Савинкова, Перемыкина и братьев Булак-Балаховичей. Тогда Борис Викторович организовал на территории Советской России военно-разведывательную деятельность. Создал под эгидой польского генерального штаба и французской военной миссии специальное «Информационное бюро». Во главе его, для надежности, поставил своего брата Виктора Савинкова. Часть полученных сведений «бюро» передавало польскому генеральному штабу, часть — французской военной миссии в Варшаве. Деньги, получаемые за шпионаж, шли на организацию подрывной работы в Советской Республике.

Кроме работы разведывательного характера, «Информационное бюро» занималось также посылкой людей для ведения агитации и пропаганды среди сельского населения. Цель — убедить крестьянство, что Октябрьская революция и волна социализма в России не оказали никакого влияния на извечное течение жизни мужика, ее специфического уклада. Как была, мол, лапотная мужицкая Русь-матушка темной, невежественной и отсталой, такой она и осталась. Страшно хотелось Савинкову и иже с ним заставить поверить крестьянские массы в то, что социальные революции ничего не меняют в жизни простых людей и на сущности их бытия не отражаются. А если и отражаются, то в худшую сторону, ведут не вперед, а отбрасывают назад. А раз так, зачем совершать такие революции, зачем проливать за них кровь?! Крестьянам лучше вернуться на прежнюю протоптанную дорожку. Незачем свергать своих заботливых хозяев помещиков, денно и нощно пекущихся о благополучии мужика. Естественно, для подобных идей кое-где почва оказывалась благодатной: зерна «савинковщины» прорастали мятежами, восстаниями, бандитизмом и терроризмом. Пылали украинские и белорусские села. Дети оставались без отцов. Отцы — без матерей. Внуки — без дедушек и бабушек. Рекой лилась кровь. Закипала вражда. На погостах по ночам кричали совы, выли бездомные собаки и надрывно мычали чудом уцелевшие, бродячие коровы. Надвигались анархия и хаос.

Савинков же тешил свое политическое честолюбие. Уроков из ошибок не извлекал. Упорствовал в заблуждениях. Угрожал и устно, и печатно большевикам историей. Так угрожал и устрашал, будто история была ему послушна. Будто он был на земле ее чрезвычайным уполномоченным. Он позировал перед лицом истории и продолжал совершать тяжкие преступления, считая их героическим вкладом в русскую революцию.

…Борис Савинков слыл среди эмигрантов тем, что изысканно одевался. Держался особняком. Во всей его натуре ощутимо и ярко проступал индивидуализм, желание всегда быть на виду, впереди, но не со всеми, а в отдалении, на расстоянии, чтобы нельзя было спутать Савинкова с кем-то другим. Это, естественно, многих задевало. Вызывало неприязнь и зависть. И вот этот человек оказался у большевиков на Лубянке. Раздумывал над тем, как следовало вести себя на предстоящем процессе. В том, что процесс состоится, — Савинков не сомневался. Возможно, то, чего не удалось ему достичь в «Коне вороном» и в «Коне белом», он добьется на процессе. Самолюбив. К тому же — удачлив. Опытный политик. Талантливый писатель. Изощренный полемист. И на скамье подсудимых не ударит в грязь лицом перед Западом.

А вдруг большевики побоятся открытого процесса? Предпочтут избежать огласки? Савинков есть Савинков. Один из самых, самых… Проведут закрытый суд. Без лишнего шума. Без посторонних глаз. И, что бы ни говорил Савинков, навсегда будет похоронено в архивах. Со временем от них ничего не останется. Трухлявой станет бумага. Выцветут буквы и прощай-прости зажигательные речи «кавалергарда революции» — идеолога белой эмиграции.

Вопреки прогнозам Савинкова, процесс по его делу был открытым. О суде над знаменитым террористом подробно писалось в газетах всего мира, который недоумевал: Савинкова ли допрашивали? Он ли на суде произносил такие речи? В своем ли он уме? Неужели поднял перед Советами белый флаг?

Весьма примечательно. Савинков пояснил на процессе, что прибыл в СССР не для организации подрывной работы и шпионажа, а «чтобы узнать правду о России». Умел Борис Викторович, при случае, ввернуть нужные слова. Они останутся на его совести. Впрочем, была ли у этого человека совесть?

Отправляясь в Советскую страну, Савинков, видимо, меньше всего думал о совести, и уж подавно не помышлял об аресте. Иначе разве бы прихватил он с собой самых близких сподвижников, верных людей? Тюрьма? Суд? Скамья подсудимых? Такое и во сне не могло присниться, тем более самому Борису Савинкову. Столько лет он держал в напряжении чекистов, слыл знатоком «русского вопроса» и вдруг — Лубянка. Как же это случилось?..

…Летом 1922 года ОГПУ разработало план секретной операции. Цель «выманить» Савинкова из-за границы на советскую территорию. Ф. Э. Дзержинский и В. Р. Менжинский, используя информацию задержанного адъютанта Савинкова, бывшего царского офицера Л. Д. Шешени, и бывшего эсера Григория Семенова, ставшего к этому времени уже членом РКП(б), поручили осуществить операцию контрразведывательному отделу ОГПУ, возглавляемому А. X. Артузовым.