Восточные страсти - Скотт Майкл Уильям (электронная книга TXT) 📗
Гнев, внезапно овладевший им, был так силен, что она не знала, как и что отвечать. С видимым усилием овладев собой, Мэтью заговорил снова:
— Я благодарен вам гораздо сильнее, чем смог бы когда-либо выразить, и более признателен, чем могу объяснить. Вы сделали почти невозможное, и я оказался на свободе. Я — ваш должник, и долг мой велик. Надеюсь, что когда-нибудь я смогу вернуть его. Возможно, мне удастся выслать вам какую-нибудь диковинную для вас вещицу из Соединенных Штатов.
У Линь смотрела на него, недоумевая.
— Из Америки?
— Я долго об этом думал. Больше мне все равно делать было нечего, и я пришел к выводу, что должен известить Джонатана Рейкхелла о провале своей миссии и о своем намерении как можно быстрее вернуться в Новую Англию.
— О нет! — Девушка была сражена.
— Я должен признаться вам, что приехал в Китай с вымышленными грезами и ложными идеалами, которые в жизни мне никогда не удалось бы реализовать. Как бы то ни было, я не вижу сейчас возможности заниматься здесь медициной — так, как я это понимаю.
У Линь замотала головой, пытаясь выразить категорическое несогласие.
— Я стал врачом потому, что, сколько я себя помню, хотел лечить больных. Здесь я оказался в кольце предрассудков, а кроме того помимо собственной воли втянутым в нелепую политическую борьбу. С меня достаточно, и я намерен отправиться домой. Я собираюсь написать Молинде в Гонконг, и, может быть, она отправит меня на первом же клипере «Рейкхелла и Бойнтона» прямиком в Новую Англию.
У Линь побледнела и была, казалось, совершенно сломлена. С трудом она выговорила несколько слов.
— Значит, вы больше никогда не будете оказывать помощь больным в Срединном Царстве?
— Ни за что на свете, — огрызнулся он.
— Тогда, может быть, вы согласитесь провести со мной этот вечер?
От неожиданности Мэтью несколько растерялся.
— Вы только что благодарили меня за то, что я смогла заручиться помощью принцессы и императора и вы обрели свободу. Я ничего не прошу взамен. Только несколько часов вашего времени. Я бы хотела, чтобы вы посвятили мне этот вечер.
Он пожал плечами и согласился.
Не теряя ни минуты, У Линь повела его куда-то по длинному коридору. По пути она зашла в большой, внушительного вида кабинет и о чем-то вполголоса говорила с его сановитым хозяином.
Мэтью не расслышал содержания разговора и лишь понял, что чиновник, судя по всему, дал У Линь согласие на что-то и тут же принялся отдавать какие-то распоряжения подчиненным.
У Линь не скрывала своего удовлетворения результатами этой беседы, однако едва она подошла к Мэтью, лицо ее опять приняло печальное выражение. Они двинулись дальше и наконец пришли во внутренний дворик, где их ожидало несколько лошадей с желто-оранжевой попоной. К ним тут же присоединился небольшой отряд молодых офицеров в форме императорского гвардейского полка. Затем, без дальнейших проволочек, все тронулись в путь и постепенно перешли с шага на легкий галоп.
— И куда мы едем? — поинтересовался Мэтью.
У Линь, очевидно, не расслышала его вопроса. Так или иначе, она не ответила.
Они проскакали через открытые ворота, которые вели из Запретного города в Имперский, а затем выехали и из него. Теперь они продвигались по одному из тех кварталов, где жили и трудились простые люди. Сколько мог различить глаз, в стороны разбегались бесконечные ряды убогих хижинок: некоторые из них были сооружены из камня, другие — сложены из дерева, третьи и вовсе из выброшенных за ненадобностью обломков досок, камней и разного тряпья.
Невероятная скученность — вот что поражало сильнее всего. Повсюду кишмя кишел народ: женщины варили что-то в открытых котлах около своих лачуг, мужчины сновали туда-сюда, стараясь промыслить какую-нибудь дощечку и бревнышко для растопки. Тут же играли и дрались голые дети, и Мэтью заметил, что животы многих раздулись от недоедания.
У Линь, по всей видимости, руководила этой диковинной экспедицией. Она что-то шепнула одному из офицеров — и всадники, построившись клином, стали углубляться в лабиринт улиц. Облик У Линь мало вязался с этим местом — на ней были шелковый чонсам и изящные туфельки с высокими каблуками. Однако она держалась так, будто вела всю группу к себе домой. Внезапно она остановилась и знаком приказала Мэтью спешиться. Они подошли к маленькой лачужке, в которой, к удивлению Мэтью, оказалось немало людей. Свет проникал туда через маленькое открытое окошко, которое, когда холодало, можно было заткнуть полурваной тряпкой. На земляном полу сидели мужчина и женщина, прислонившись спиной к каменной стенке. Оба были седы и уже немолоды. Второй мужчина, помладше, возможно, их сын, толок зерно в примитивной деревянной ступке. Одного взгляда на его работу было достаточно, чтобы понять, что много зерна натолочь ему в этот день не удастся. Снаружи, около кипящего котла с рисом, у огня, разведенного в ямке, хлопотала женщина примерно тех же лет. Рядом боролись два маленьких, совершенно голых мальчика.
У Линь быстро заговорила на диалекте провинции Хэбэй; мужчина и женщина отвечали ей односложно. Она повернулась к Мэтью и заговорила с потрясшей его горячностью:
— Эти люди любезно разрешили нам осмотреть их дом. Как видите, они живут вместе со стариками-родителями и четырьмя детьми. Двое из них сейчас на работе. Одному десять, а другому двенадцать. Эти мальчики на следующий год, а может быть, и раньше, тоже отправятся на работу. Я показала вам эту семью, потому что она типична для городского населения Китая. Женщина варит рис. Если ей повезет, ее сыновья отловят крысу или мышь, и тогда к ужину сегодня будет подано мясо. В противном случае ничего, кроме риса, им сегодня есть не придется. Они ели это вчера, они будут есть это сегодня. То же самое они будут есть завтра.
— Но ведь в конце концов, — пробормотал ошеломленный доктор, — когда столько членов семьи имеют работу, они могут позволить себе...
— Они могут позволить себе только то, что появляется у них на столе, — перебила его У Линь. — Мальчики за долгие часы работы получают пригоршню медяков. Этот человек работает на стройке, и платят ему мало. — Она обратилась с вопросом к главе семейства, и он что-то пробурчал в ответ. — Он встает до рассвета и работает по двенадцать часов ежедневно, семь дней в неделю, — сказала У Линь, — а за это ему платят пять юаней.
Мэтью был потрясен.
— Пять юаней! — воскликнул он. Это же почти голодная смерть!
— Если он не будет работать за эти деньги, действительно может умереть с голода, а занять его место найдется немало желающих.
Они снова вышли на улицу и пошли вдоль хижин. Мэтью увидел, что за ними следует толпа любопытствующих, которая с каждой секундой становилась все больше.
Наконец У Линь остановилась у другой лачуги и спросила разрешения войти внутрь. Семья здесь была еще больше, причем одним из ее членов был калека, разбитый параличом, а две женщины, одна средних лет, другая помоложе, содрогались от страшного, чахоточного кашля. Тут же ползали трое детей, распухшие животики которых говорили сами за себя. У Линь не стала задавать вопросов и тронулась дальше. Теперь ему становилась понятной цель их перемещений. Всюду он видел уродливую картину нищеты и нездоровья.
Но У Линь не обрывала путешествия. На одну-две минуты останавливались они у лачужек, и картины, которые суждено было увидеть в тот день Мэтью, врезались в его память на всю жизнь. Он никогда уже не забудет густо накрашенную девочку в плотно облегающем чонсаме, похожую на ребенка, которого взрослые взяли на бал-маскарад. Но то был не маскарад, и они вскоре узнали, что в свои одиннадцать лет она уже опытная проститутка с двухлетним стажем. Они видели семьи, чей рацион уже много лет стоял из лапши и риса. В некоторых домах одна кровать служила ложем для восьми человек, которые попарно сменяли друг друга. Они видели семью, где у трех братьев была только одна рубашка и одна пара штанов, и потому они могли лишь попеременно выходить из своей хижины на улицу.
