После тебя - Мойес Джоджо (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– А как насчет Трины?
– Бог с тобой, она слишком занята, – отмахнулась мама. – Ну, что скажешь? Рискнем?
– Мне надо предупредить Лили.
– Тогда иди и скажи ей. А я допью чай, ты приведешь в порядок волосы – и вперед! Представляешь, я купила проездной на один день! И могу с утра до вечера кататься в метро.
Мы приобрели за полцены билеты на «Билли Эллиота» [29]. Выбор был невелик: или это, или какая-то русская драма, но мама сказала, что с тех пор, как кто-то угостил ее холодным свекольником со словами, будто в России только так его и едят, русские вызывают у нее смех.
Весь спектакль она сидела как завороженная, периодически пихая меня в бок, а в антракте сказала:
– Луиза, я была свидетелем настоящей шахтерской забастовки. Малообеспеченным семьям тогда пришлось очень несладко. Маргарет Тэтчер! Ты ее помнишь? Ужасная женщина! Правда, у нее всегда были красивые сумочки.
Когда бедный Билли взмыл в воздух, очевидно за счет потенциальной энергии своих амбиций, мама тихонько всплакнула, вытирая глаза свежевыстиранным белым носовым платком.
А я смотрела на его учительницу танцев миссис Уилкинсон, у которой не хватило амбиций вырваться за пределы провинциального городка, и пыталась делать вид, будто не нахожу сходства с собственной судьбой. Нет, как-никак я была женщиной с работой, с неким подобием бойфренда и, более того, посетившей субботним днем театр в Вест-Энде. Я мысленно перебрала все три пункта, словно подводя итог своим маленьким победам в борьбе с неопознанным противником.
Мы вышли на дневной свет с легким головокружением и эмоционально опустошенные.
– Ну ладно, – сказала мама, крепко зажав сумочку под мышкой (вот она, сила привычки). – Чай в отеле. Давай. Устоим себе маленький праздник.
В шикарные отели нам попасть не удалось, но мы нашли неподалеку от Хеймаркет вполне себе симпатичный отельчик, выбор чая в котором устроил маму. По ее просьбе нам дали столик в центре, и мама с удовольствием отпускала замечания по поводу входящих в зал гостей, комментируя их манеру одеваться, особенно тех, кто «приехал из-за рубежа», и осуждая посетителей, пришедших по недомыслию с маленькими детьми или похожими на крыс собачонками.
– Нет, ты только посмотри! – то и дело восклицала она, когда в зале становилось тихо. – Разве это не чудесно?
Мы заказали чай «Английский завтрак» (Мама: «Это нормальный чай, да? И никаких этих странных ароматизаторов?») и «Послеобеденный чай», ели крошечные сэндвичи с обрезанной корочкой, маленькие ячменные лепешки, которые даже рядом не стояли с мамиными, и пирожные в золотой фольге. Мама битых полчаса говорила о «Билли Эллиоте», о том, что нам не мешало бы по крайней мере раз в месяц предпринимать подобные вылазки и что папе наверняка здесь понравилось бы.
– Кстати, а как там папа?
– Ой, у него все прекрасно. Ты же знаешь своего отца.
Я собралась было задать сакраментальный вопрос, но не решилась. Подняв глаза, я встретила мамин испытующий взгляд.
– Да, Луиза. Я так и не побрила ноги. И да, папа действительно не слишком доволен. Но в жизни есть вещи и поважнее.
– А что он сказал по поводу твоей сегодняшней поездки?
Она фыркнула, для приличия сделав вид, что закашлялась.
– Он не поверил, что я решусь. Я сообщила ему об этом сегодня утром за чаем, а он начал хохотать, и, если честно, я так разозлилась, что молча оделась и ушла.
От изумления у меня глаза полезли на лоб.
– Ты что, ничего ему не сказала?!
– Но я ведь поставила его в известность. А теперь он целый день шлет сообщения на мой телефон. Идиот! – Она покосилась на экран и поспешно спрятала мобильник в карман.
Я сидела и смотрела, как она деликатно подцепляет вилкой и кладет на тарелку очередную лепешку, а потом, закрыв глаза от удовольствия, откусывает кусочек.
– Лепешки восхитительные.
– Мама, ты же не собираешься разводиться, да? – судорожно сглотнула я.
Она сразу открыла глаза:
– Разводиться?! Луиза, я добрая католичка. А католички не разводятся. Они просто заставляют своих мужей страдать до скончания века.
Я заплатила по счету, и мы удалились в дамский туалет – похожую на пещеру комнату с красновато-коричневым мрамором на стенах, дорогими цветами и молчаливой служительницей возле раковин. Мама дважды вымыла руки, очень тщательно, затем понюхала выстроившиеся над раковиной бутылочки с лосьонами, делая соответствующее выражение лица, если лосьон ей нравился.
– Конечно, мне не следует так говорить с учетом моих феминистских взглядов, но я действительно мечтаю о том, чтобы хотя бы одна из моих девочек нашла себе хорошего мужчину.
– Я кое-кого встретила, – неожиданно для себя призналась я.
Она повернулась ко мне, с бутылочкой лосьона в руках.
– Не может быть!
– Он парамедик.
– Потрясающе. Парамедик! Это ничуть не хуже водопроводчика! И почти так же полезно. Так когда мы его увидим?
– Когда вы его увидите? – замялась я. – Не уверена, что это…
– Что – это?
– Ну, я хочу сказать, мы еще слишком мало знакомы. Не уверена, что он именно тот…
Мама отвинтила колпачок тюбика губной помады и уставилась в зеркало:
– Значит, ты хочешь сказать, что он у тебя только для секса, да?
– Мама! – Я покосилась на служительницу.
– Ну тогда объясни, в чем дело.
– Я пока не уверена, что готова к серьезным отношениям.
– Почему? Разве в твоей жизни хоть что-нибудь происходит? Видишь ли, яичники не та вещь, которую можно сохранить в морозилке.
– А почему не приехала Трина? – поспешила я сменить тему.
– Не смогла найти, на кого оставить Тома.
– А ты вроде говорила, будто она очень занята.
Мама поймала мое отражение в зеркале. Плотно сжала губы и положила помаду обратно в сумку.
– Луиза, похоже, она сейчас на тебя здорово сердита. – Мама посмотрела на меня так, словно просветила рентгеном. – Неужели вы поссорились?
– Не понимаю, почему она считает себя вправе меня судить. – В моем голосе слышались угрюмые подростковые нотки.
Мама пригвоздила меня к месту суровым взглядом.
И я все ей рассказала. Я села на мраморную столешницу, мама нашла себе кресло, и я рассказала ей о предложении работы в Нью-Йорке и почему от нее отказалась, о том, как мы потеряли и снова нашли Лили, и что Лили наконец начала меняться в лучшую сторону.
– Я договорилась о новой встрече с миссис Трейнор. Мы медленно, но верно движемся вперед. Но Трина вообще ничего не хочет слушать, хотя, если бы нечто подобное случилось с Томом, она первая сказала бы, что я не имею права его бросать.
Мама смотрела на меня круглыми глазами:
– Господи Исусе! Ты рехнулась?
– Что?
– Работа в Нью-Йорке со всеми делами, а ты хочешь навечно застрять в этом ужасном месте в аэропорту! Нет, вы слышали? – Мама повернулась к служительнице. – Поверить не могу, что это моя родная дочь! Господь свидетель, я не понимаю, что случилось с ее мозгами.
Служительница медленно покачала головой:
– Да уж, ничего хорошего.
– Мама! Я сделала так, как лучше.
– Для кого?
– Для Лили!
– Неужели ты считаешь, что, кроме тебя, некому помочь этой девочке встать на ноги? Ну а ты хотя бы попробовала поговорить с тем парнем в Нью-Йорке и попросить у него пару недель отсрочки?
– С таким человеком, как он, не торгуются.
– Откуда ты знаешь? Под лежачий камень вода не течет. Разве не так? – (Служительница снова медленно кивнула.) – Боже правый, когда я об этом думаю… – Мама взяла из рук служительницы бумажное полотенце и принялась яростно вытирать шею. – Послушай меня, Луиза. У меня уже есть одна талантливая дочь, которая застряла дома, расплачиваясь за одну-единственную ошибку молодости. Ты знаешь, как я безумно люблю Тома, но иногда, как подумаю, чего могла бы добиться Трина, родись Том чуть-чуть позже, мне хочется рвать и метать. Да я и сама увязла в болоте бытовых проблем, ухаживая за папой и дедушкой. Но я-то ладно. Я сейчас ищу свой собственный путь. Но ты не должна ограничивать свои устремления только этим, слышишь меня? Только не билетами за полцены и ароматным чаем с пирожными. Ты должна быть там! Тебе единственной из всей нашей семьи реально выпал чертовски хороший шанс! И мне больно слышать, что ты его профукала ради какой-то девчонки, которую едва знаешь!
29
«Билли Эллиот» – мюзикл с элементами комедии, поставленный по художественному фильму «Билли Эллиот» 2000 г. Музыка сэра Элтона Джона. Главный герой, мальчик по имени Билли, меняет боксерские перчатки на балетные пуанты. Его личная борьба происходит на фоне борьбы рабочих за свои права в ходе забастовки шахтеров 1984–1985 гг. в графстве Дарем, Великобритания.