Оливье, или Сокровища тамплиеров - Бенцони Жюльетта (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗

— А что с тем, с другим? — поинтересовалась старая дама.

— Он тоже в тюрьме. Завтра его отведут в Шатле, где он будет ждать суда.

— Мессира Оливье тоже отправят туда? — спросила Жулиана.

— Мне ничего не известно... но вам я рекомендую оставаться здесь. Вы не окажете мессиру де Куртене хорошей услуги, если отправитесь в замок вымаливать милосердия у короля, — добавил он, заметив, что в голубых глазах девушки зажегся огонек, который он очень правильно истолковал. — Вы ведь тоже служили мадам Маргарите, а это очень неприятное воспоминание для Его Величества.

— Но я ей не служила, — вставила Жулиана.

— Вы думаете, что супруга Матье де Монтрея будет принята более благосклонно? Поверьте моему слову, дамы! И соблюдайте спокойствие! К тому же, возможно, что король сегодня вечером уедет...

Глава XII

Последствия одного дерзкого поступка

Если бы тюремщик не пришел вовремя, чтобы принести воду и пищу, — более или менее приличную, ведь это был рацион маленького гарнизона, — Оливье мог бы подумать, что о нем забыли. Так как его тюрьма находилась на уровне галереи, до его слуха доходили все передвижения в замке.

Тем более что Легри, тюремщик, заходивший к нему каждый день, не видел беды в том, чтобы немножко поболтать с пленником. Так он узнал, что Эмбер был переведен в Шатле и что в тот же вечер Филипп Красивый отбыл в Париж.

Оливье попытался было побольше узнать о своей участи, но Ален де Парейль отбыл вместе с королем, не зайдя к нему. Кроме того, возможно, капитан и не знал ничего нового, ибо господин редко делился с ним своими намерениями. А честный служака Легри знал и того меньше. Что касается шевалье де Фурке, тот не изволил к нему зайти, и когда Оливье попросил встречи со священником, ему ответили, что так как никакого приказа на сей счет не поступало, то и беспокоить его нет никакого смысла. По крайней мере пока.

— Вы его скоро увидите, если вас казнят, — утешил его Легри. — Не беспокойтесь, вам не дадут умереть без исповеди.

Приходилось довольствоваться этим и приготовиться к долгому ожиданию, которое вскоре показалось ему невыносимым. Оливье настраивался на худшее, он ожидал участи жестокой, но быстрой. Он молился, пытаясь смириться не только с тем, что теряет то немногое, что осталось у него в жизни, и утешаясь надеждой встретить в загробном мире своих дорогих родителей и учителя Клемана Салернского. Почему же его оставили здесь, как будто забыли в камере, ведь с ним так легко было расправиться!

Тогда Оливье пришла в голову мысль, что это ожидание должно было медленно подточить его мужество, ведь для человека с его темпераментом не было ничего хуже неопределенности; но в этом случае его должны были бросить в какую-нибудь подземную темницу, темную и зловонную, которая сломила бы сильный характер пленника. А он находился в сухой и достаточно чистой камере, в которую проникал свет сквозь бойницу, и он, встав на цыпочки, мог видеть небо, а вдалеке — крыши столицы, горбившиеся то под солнцем, то под дождем. Может быть, это было сделано для того, чтобы, увидев красоту земли, летний, а потом и осенний свет, он еще горше пожалел о них, когда наступит его последний час? Ибо Оливье не сомневался в ожидающей его участи: невероятная удача избавила его от палачей Ногаре, но, вместо того чтобы бежать, он вступил в открытый конфликт с королевской властью. Филипп Красивый был не тем человеком, который отпустит ему грехи. Его утешало лишь осознание того, что в двух шагах от его тюрьмы Од, ее мать, бабушка и добрая Марго будут жить, не боясь отныне официальных преследований, а также нечистых и еще более опасных домогательств племянника Бертрады. Он надеялся, что этого типа повесили без лишних проволочек за то, что тот посмел питать страсть к этой восхитительной девочке, образ которой ему все труднее было изгнать из своих мыслей, но они, однако, больше не пугали его. Туда, куда он отправится в скором времени, его душа, очищенная от мерзких телесных проявлений, сможет свободно созерцать се, может быть, охранять, а когда настанет час самой Од, встретить ее, взять за руку и повести к трону Господа как свою даму, обрученную с ним навечно...

Но одна забота продолжала мучить его: что делали, что думали в этот час Матье и Реми, которые, он в этом не сомневался, исчезли? В самом деле, невозможно было представить, что во время нападения порочного галантерейщика они равнодушно сидели в своем убежище. Насколько Оливье знал вспыльчивого мастера зодчих, тот вцепился бы в горло обидчику и пришиб бы его на месте. Тогда где же они?

Но они были недалеко и вернулись на следующий день после визита Алена де Парейля. Матье стал еще мрачнее. И не потому, что он слишком утомился во время этого небольшого путешествия, — плохо зажившее плечо заставляло его страдать, но позволяло понемножку работать левой рукой, а ноги, после продолжительного отдыха, казалось, стали сильнее, чем раньше. Но когда они прибыли в карьеры Шантийи, то в подсобном помещении картезианского монастыря, теперь служившего им убежищем, они нашли только Говена и одного из его бывших товарищей, Донасьена. Остальные отправились в Германскую империю. Говен, которого Матье упрекнул в том, что тот не сообщал ему новости, признался, что они с Донасьеном последовали бы тем же путем, если бы каноники приходской церкви Нотр-Дам-де-Корбей не явились в картезианскую обитель просить помощи: колокольня их храма разрушалась. Они предлагали хорошо заплатить, и двое мужчин, у которых денег почти не осталось, согласились хотя бы пойти взглянуть, в чем там дело.

— Мы с Донасьеном можем укрепить колокольню, но вернуть ей красоту должен мастер. Я собирался отправиться завтра в Пассиакум, чтобы предложить эту работу вам. Добрые каноники обещают предоставить вам убежище в своей обители...

Сначала Матье с негодованием отказался: Говен, должно быть, сошел с ума, если предлагает ему снова взяться за линейку и циркуль на земле Франции, ведь он поклялся не работать больше ни в одном французском соборе! На что его помощник возразил, что речь идет не о соборе и что, в любом случае, хорошо бы ему заглянуть в свой пустой кошелек и вспомнить, что у него есть семья, которую нужно кормить.

— Я смогу их кормить на берегах Рейна, куда они последуют за мной.

— Туда еще надо добраться. Ваша матушка не перенесет дороги. Кроме того, каноники почитают реликвии Святого Йона [79], а ведь он один из наших главных святых. Я сам хочу поработать там, и святые отцы пообещали помочь мне... Подумайте, мэтр Матье! Соборы останутся недостроенными, но вы не можете обречь всех мастеров каменных дел на полное бездействие!

Итак, Матье вернулся в Пассиакум в ярости. И настроение его еще больше испортилось, когда он узнал, что произошло в его отсутствие. Вызвав возмущение женщин и особенно Од, он обрушил свой гнев на Оливье:

— Как он посмел потащить этого несчастного к вероломному королю, подвергнув всех вас риску ареста? Он что, не мог убить его тут же, на месте, и бросить его тело в реку?

— Чтобы женщина, которая живет с ним и которую он называет своей домоправительницей, послала сюда людей прево, чтобы узнать, что с ним случилось? Тогда уж мы все непременно оказались бы в тюрьме. Успокойтесь и постарайтесь поразмыслить на трезвую голову, сын мой, не поддавайтесь ненависти. Мессир Оливье совершил самый разумный поступок в сложившихся обстоятельствах: он выдал себя, чтобы спасти нас, и ему это удалось...

— Посмотрите, батюшка! — воскликнула Од. — Вот королевский акт, принесенный мессиром де Парейлем, на владение этим домом, в котором мы теперь имеем право жить, не таясь...

— Вы, может быть, и имеете на это право. Но не я! Да я здесь и не останусь!

— Вы не хотите жить под кровом своей дочери? О, батюшка, как вы можете быть таким жестоким? Словно вы не знаете, что этот дом прежде всего ваш, а не мой, потому что его завещала мне моя дорогая тетя Бертрада.