Откровения Екатерины Медичи - Гортнер Кристофер Уильям (мир книг .TXT) 📗

Тихо.

Снова я прошептала заклинание, извлекла из-под корсажа амулет и прижала его к кукле. Зло против зла, говорил Козимо. Я выждала, рассудив, что заклинаниям, равно как духам или травяным зельям, нужно время, чтобы настояться, впитаться и оказать желаемое воздействие. Прождав, как мне показалось, достаточно долго, я задула свечи, собрала все, чем пользовалась для ворожбы, и сложила назад в шкатулку. В последнюю минуту укол вины побудил меня снять амулет и спрятать там же, рядом со склянкой, которую некогда подарил мне старик Руджиери. Затем я раздернула занавески и распахнула окно. Сев за письменный стол, расправила чистый лист пергамента и обмакнула перо в чернильницу.

Именно тогда я и начала писать свою исповедь.

Часы текли незаметно, а я пробуждала в памяти прошлое, заполняя своими воспоминаниями один лист за другим. Когда Марго постучала в дверь, я с трудом оторвала от записей затуманенный взгляд.

— Королева хочет тебя видеть, — войдя, сообщила она.

Я сунула листы пергамента в портфель. Странное спокойствие снизошло на меня, когда я направлялась к покоям Жанны. Она сидела за позолоченным столом и держала в руке перо. На ней было голубое платье, притом она надела жемчуга — неслыханное для нее излишество! Жанна обернулась в кресле. Вид у нее был безмятежный, как будто она приняла снадобье, восстанавливающее силы. Если то было последствие моей ворожбы, то такого побочного результата я никак не ожидала.

— Мадам, не знаю, как вам удалось этого достичь, но ваша дочь — самая добродетельная из всех принцесс, которых я имела честь знать. — Жанна протянула мне пергамент. — Вот мое согласие. Если только вы исполните все обговоренные нами условия, ваша дочь будет моему сыну прекрасной женой. Она говорит, что не мыслит более высокой чести, нежели стать королевой Наварры и жить в нашей стране.

Я с самого начала не верила, что ворожба подействует. Да и как мог такой заурядный, скучный ритуал совершить невозможное? Однако, похоже, совершил, хотя я выразила свое желание не совсем точно. Мне нужно было, чтобы Марго и принц Наваррский жили во Франции, чтобы ни при каких обстоятельствах он не смог вернуться в свое королевство, вотчину протестантов, которые станут настраивать его против нас.

— Ваша дочь говорит, что не сможет принять нашу веру, — продолжала Жанна, — но когда я сказала ей, что мой сын пожелает воспитать их будущих детей протестантами, она ответила, что, будучи его женой, готова во всем подчиняться его желаниям.

Я прикусила губу, чтобы не выдать себя язвительным смехом. Марго воистину моя дочь! Она воздержалась от того, чтобы пробудить в Жанне подозрения, однако ухитрилась пообещать то, чего, как она прекрасно знала, я никогда не допущу. Марго до сих пор глубоко переживала насильственный разрыв с Гизом; она, похоже, готова была пойти на что угодно, лишь бы расстроить мои замыслы. Однако свадьба состоится, и скоро принц Наваррский будет под моим присмотром.

— Я поеду с вами в Париж, — продолжала Жанна, к моему безмерному удивлению. — Марго попросила меня помочь ей с подготовкой приданого. Кроме того, я напишу сыну. Вы, кажется, говорили, что хотели бы устроить свадьбу в августе?

Я кивнула, тайком выискивая на ее лице хоть малейшие следы двоедушия. И ничего не нашла. Жанна никогда не была мастерицей скрывать свои чувства.

— Да, в августе. — Я незаметно вздохнула с облегчением. — Мы устроим свадьбу, пышнее которой еще не видала Франция.

— Но никаких излишеств! — строго проговорила Жанна. — Наша вера проповедует простоту. А теперь мне нужно отдохнуть. Встретимся завтра, чтобы обсудить подробности. Может быть, за завтраком? Как вы, итальянцы, называете завтрак?

— Alfresco. Да, прекрасно.

Уходя от Жанны, я невольно дивилась, как судьба, эта величайшая шутница, ухитрилась свести вместе таких непохожих свекровь и тещу.

Глава 30

Жанна поселилась в только что достроенном Королевском особняке и предалась предсвадебным хлопотам с таким пылом, словно вовсе не была больна. Она таскала меня по всему Парижу, чтобы взглянуть то на отрез материи, то на пару подсвечников или столовые приборы. В лавке на левобережье Сены она пришла в такой восторг от изящных, шитых золотой нитью перчаток итальянской работы, что я купила их для нее. Жанна приняла подарок с ребяческим восторгом, доказав тем самым, что и ей не чужда суетность. Увлекательно было наблюдать за женщиной, какой могла бы стать Жанна, если бы религиозное рвение не наложило оков на ее сердце.

Едва пришло известие, что ее сын покинул Нерак, я приказала расклеить объявления, приглашавшие всех жителей страны в Париж для участия в великом событии. Все шло, как было задумано, но однажды вечером у Жанны случился обморок.

В сопровождении Марго я по выстланным сырым туманом улицам поспешила в особняк. В зале у входа толпились люди, одетые в черное, — сплошь гугеноты. Все они разом, как по команде, повернулись к нам и натянуто поклонились.

Из толпы выступил Колиньи.

Он выглядел более здоровым, чем при последней нашей встрече, лицо округлилось и посвежело, чрезмерная худоба исчезла, глаза смотрели живо и зорко. Время, проведенное в Шатильоне с новой женой, совершило в нем чудесные перемены, и, когда он отвесил нам поклон, я внутренне похолодела от недоброго предчувствия.

— Я не знала, что вы вернулись, господин мой, — проговорила я. — Вам следовало бы известить нас о своем приезде.

— Прошу прощения, ваше величество. Я едва только прибыл в Париж и разместился в своем городском доме, как узнал, что ее величество королева Наваррская заболела. Я решил, что лучше будет вначале явиться сюда, дабы предложить свои услуги.

В голосе его прозвучали странные нотки, смысла которых я определить не смогла. Насколько серьезен этот обморок Жанны? Неужели нам предстоит встречать ее сына в трауре?

— Она слишком слаба, чтобы сойти вниз. — Колиньи словно прочел мои мысли.

— Тогда мы поднимемся к ней.

Я сделала знак Марго, и Колиньи повел нас через толпу гугенотов: они расступились, храня многозначительное молчание. Беспокойство мое усиливалось. Жанна — моя гостья. Неужели они полагают, что я могла причинить ей вред?

Когда мы вошли в спальню, Жанна полулежала на кровати, опираясь спиной на подушки, и лицо ее было белее простыней. Прилив воодушевления, побудивший ее метаться по всему Парижу, поглотил все силы больной.

— Мадам, — пробормотала она, — мой смертный час близок.

— Чепуха. — Я погладила ее по руке, холодной и сухой. — Вы просто переутомились. Скоро встанете на ноги. Нам еще предстоит подготовиться к свадьбе, помните?

— Подойди ближе, дорогая моя. — Взгляд Жанны переместился на Марго. — Я должна кое-что тебе сказать.

Марго наклонилась к ее бесцветным губам. Я услышала невнятный шепот.

— Да. — Моя дочь кивнула. — Обещаю.

Жанна вздохнула. Едва глаза ее закрылись в изнеможении, из алькова выступили пасторы. Я повернулась к двери, чтобы уйти, и краем глаза заметила на столике у камина шитые золотом перчатки, те самые, которые я подарила Жанне. Перчатки были вывернуты наизнанку, кончики пальцев отрезаны.

— Я пришлю к ней нашего придворного врача, мэтра Паре, — сказала я Колиньи, когда мы вышли из спальни. — Она нуждается в опытном докторе и…

— Прошу прощения, но в этом нет необходимости. — Голос Колиньи прозвучал отчужденно, словно он разговаривал с назойливым незнакомцем. — Я уже послал за опытным доктором; он будет здесь к ночи.

Опешив от его тона, я ограничилась коротким кивком и ушла. На обратной дороге в Лувр я спросила Марго, что сказала ей Жанна.

— Попросила меня оберегать ее сына.

— Оберегать? — Я нахмурилась, вспомнив, что те же самые слова слышала от Нострадамуса. — Но почему?

Дочь подняла на меня взгляд.

— Разве ты не поняла это по лицам гугенотов, по тому, как с тобой разговаривал Колиньи?

Я застыла. Так вот что я уловила в голосе Колиньи, но не сумела определить, — подозрение! Подозрение, направленное на меня.