Эхо во тьме - Риверс Франсин (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Наин — это твой священный город? Ты совершил сюда паломничество, чтобы прославить рабыню, которую любил?
От ее вопроса гнев Марка пропал и в нем пробудилось чувство горечи и одиночества. Он тяжело опустился на скамью, стоявшую под окном, и прислонился спиной к стене.
— Почему ты не оставишь меня в покое, старуха?
— Какой покой ты найдешь в этом доме? Покой смерти?
Марк закрыл глаза.
— Уйди.
Она не сдвинулась с места.
— Ты давно не ел?
Он мрачно усмехнулся.
— Не помню.
Она с трудом поднялась.
— Пойдем со мной. Я дам тебе чего-нибудь поесть.
— Я не голоден.
— Зато я голодна. Пойдем со мной, поговорим о том, зачем ты сюда пришел.
— Мило с твоей стороны, но я с сожалением вынужден отказаться.
— Я вижу, твое горе велико. — Ее темные глаза буквально сверлили его. — Это потому, что Хадассы больше нет?
Марк снова встал.
— Слишком много ты хочешь знать.
Старуха оперлась на свою клюку и посмотрела на него.
— А что ты сделаешь? Выкинешь старую клячу на улицу? — Она чуть улыбнулась, видя его смущение. — Я уже слишком стара и ничего не боюсь. — Она слегка стукнула клюкой, и это напомнило Марку о том маленьком пастушке, которого он встретил в горах. — Пойдем со мной, римлянин, я расскажу тебе все, что помню о Хадассе.
Марк понимал, что эта женщина пришла к нему не случайно.
— Ты хорошо ее знала?
Женщина с трудом дошла до двери и остановилась на пороге. Солнечный свет бил ей в спину, поэтому Марк не мог видеть выражения ее лица.
— Я знала ее с самого ее рождения и до того дня, как она вместе с семьей отправилась в Иерусалим на Пасху. — Сказав это, женщина вышла на улицу.
Марк вышел вслед за ней и пошел, стараясь соизмерять свои шаги с ее походкой. Пройдя по улице вниз и миновав несколько домов, они остановились, и женщина вошла в дом, выглядевший почти таким же, как и тот, который они только что покинули. Марк стоял в открытых дверях и оглядывал помещение. Все в доме было чисто и аккуратно.
— Входи, — сказала ему женщина.
— Если я войду, твой дом будет осквернен.
Она удивленно засмеялась.
— Ты что же, знаешь наши законы?
— Да, немного, — мрачно ответил он.
— Если наш Господь ел с мытарями и блудницами, то, я думаю, он мог бы есть и с римлянином. — Старуха указала ему на стул. — Садись. — Марк вошел и сел. Вдыхая аромат готовящейся пищи, он почувствовал, что действительно голоден. Хозяйка придвинула ему чашу с финиками. — На, возьми, сколько хочешь. — Марк молчал и с интересом смотрел на нее. Она ведь приготовила все заранее.
Остановившись перед горящими углями, она зачерпнула ковшом густую кашу, положила ее в деревянную миску и поставила перед Марком. Порцию поменьше она положила себе, после чего села напротив своего гостя. Затем она придвинула Марку корзину и достала оттуда пресный хлеб.
— Ты сказала, что расскажешь мне о Хадассе.
— Сначала поешь.
Улыбнувшись одними губами, Марк разломил хлеб и обмакнул кусок в кашу. Попробовав один раз, он полностью предался своему чувству голода. Хозяйка наполнила глиняную чашу вином и подала ему. Когда сосуд с кашей опустел, она наполнила его снова и стала смотреть, как Марк ест.
— Ты постился или просто долго не ел?
— Ни то, ни другое.
Женщина доела свою порцию. Заметив, что его чашка снова опустела, старуха слегка приподняла брови.
— Еще? У меня ее много.
Марк покачал головой, потом тихо усмехнулся чему-то своему.
— Спасибо, — только и сказал он.
Старуха поставила чашки одну в другую и убрала их. Тяжело встав, она прошла через комнату и, опустившись на старые, изношенные подушки, издала вздох облегчения.
— Меня зовут Дебора, — она посмотрела на него выжидающим взглядом.
— Марк Люциан Валериан.
— У Хадассы был старший брат, его тоже звали Марк. Анания стал учить его гончарному ремеслу с самого детства, но потом сказал, что у него настоящий талант. Анания считал себя простым гончаром. Марк был художником. — Старуха кивнула в сторону полки, вделанной в глиняную стену. — Вон ту вазу он сделал, когда ему было двенадцать лет.
Марк посмотрел и увидел, что эта работа ничуть не хуже всего того, что он видел в Риме.
— А когда они отправились в Иерусалим, Марку было пятнадцать лет.
Марк смотрел на вазу, и его не покидало чувство печали. Если уже в двенадцать лет этот мальчик подавал такие надежды, каких бы успехов он достиг, если бы остался жив?
— Как жаль, что он погиб совсем юным.
— Жаль для нас. А для него это благословение.
Марк мрачно посмотрел на нее.
— Ты называешь смерть благословением?
— Марк с Господом, вместе с матерью, отцом и сестрами.
Сердце Марка пронзила стрела боли.
— Неужели ты думаешь, что, если Хадассу львы на арене растерзали на куски, — это благословение? Неужели это благословение, если в тот момент, когда она умирала, люди вокруг веселились, бесновались? — И среди них была его, Марка, родная сестра.
— Ты очень зол, Марк Люциан Валериан. Почему?
Он стиснул зубы.
— Я пришел сюда, чтобы услышать о Хадассе, а не рассказывать о себе.
Женщина сложила руки на коленях и загадочно посмотрела на него.
— Что тут сказать? Хадасса была тихой девочкой, которая делала все, о чем ее попросят. В ней не было ничего приметного. Она была очень застенчивой. Каждый раз, когда Анания собирал свою семью в Иерусалим, все видели, как пугался этот ребенок. Ее вера не была сильной.
— Не была сильной? — Марк даже рассмеялся, не веря своим ушам.
Старуха внимательно посмотрела на него.
— По крайней мере, насколько я ее помню. — Когда Марк ничего ей не объяснил, она пожала плечами. — Хадасса была бы счастлива всю жизнь прожить в этой деревне, выйти замуж, родить детей и никогда не уходить дальше Галилейского моря, которое она очень любила. Ей было очень хорошо в ее доме, среди своих родных, среди своих друзей и знакомых.
— И ее Бог лишил ее всего этого.
— Может быть и так…
Марк задумчиво обхватил обеими руками глиняную чашку, стоявшую перед ним на столе.
— А кто были ее друзья?
— Мальчики и девочки ее возраста. Ни с кем из них ты не сможешь поговорить.
— Почему? Потому что я язычник?
— Потому что ее семья оказалась не единственной, не вернувшейся из Иерусалима. В этой деревне осталось много пустых домов.
Марк вздрогнул. Ему стало стыдно. Стыдно за то, как он вел себя с этой женщиной. Стыдно за то, что он римлянин. Он встал и подошел к двери. Открыв дверь, он уставился на грязную улицу. Легкий ветерок поднимал пыль. По улице шла какая-то женщина, которая несла на голове огромный кувшин, а за ней шли ее дети. У своего дома сидел старик, прислонившись спиной к стене.
— А какой была Хадасса, когда ты знал ее? — спросила его хозяйка.
Марк поднял глаза к ясному небу.
— Когда я впервые увидел ее, я подумал про нее так же, как и ты сказала: неприметная. Истощенная. Голова у нее была обрита. Волосы только отрастали. А таких больших глаз я ни у кого не видел.
Марк обернулся и посмотрел на пожилую женщину.
— Она меня боялась. Дрожала всякий раз, когда я к ней приближался. Поначалу. Позднее она мне говорила такое, что никто другой не осмелился бы сказать. — Марк вспомнил, как в саду Клавдия Хадасса подошла к нему и умоляла пощадить других рабов. И о том, как тогда же она умоляла и за него самого.
«Прошу тебя, Марк, умоляю тебя. Не бери на свою голову грех невинной крови».
Он закрыл глаза.
— Я искал ее и нашел ее в саду, ночью. Она стояла на коленях. Иногда наклонялась лицом к земле. — Марк снова открыл глаза, его лицо было напряжено. — Она постоянно молилась своему невидимому Богу. Своему Христу.
Последнее слово он произнес, словно проклятие. На его скулах заиграли желваки.
— Потом даже в дневное время, едва взглянув на ее лицо, я мог определить, что она молилась. Для нее это было подобно работе, служению. — Марк покачал головой. — Ты говоришь, что ее вера не была сильной, а я тебе скажу, что ни у кого другого в своей жизни я не видал такой упрямой веры. И никакая логика не могла ее разубедить. Даже угроза смерти. Даже сама смерть.
