Жена дитя - Рид Томас Майн (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Умирающий знал, что принесет утешение и ему и его дорогой благородной дочери – она стала ему еще дороже из-за великодушного обещания, которое только что дала.
В последнее время его взгляды на будущее постепенно менялись. Могильная тень, в которую он погружался, затмевала и гордость прошлым, и великолепие настоящего. Затронула она и его честолюбивые надежды на будущее.
В результате изменились взгляды сэра Джорджа, общественные и политические. Он мысленно видел человека, который представляет эти новые идеи; этого человека он когда-то обидел, даже оскорбил. Но на смертном одре он больше не испытывал к нему ненависти; отчасти потому, что раскаялся в своем поступке, отчасти же потому, что знал: этот человек по-прежнему в сердце его дочери. И знал, что дочь никогда не будет счастлива, если не обнимет этого человека.
Она пообещала ему самопожертвование – обещала благородно. Достаточно одного слова, одного приказа, и она исполнит свое обещание!
Произнесет ли он это слово?
Нет! Пусть герб Вернонов исчезнет из геральдических записей! Пусть сольется с плебейскими символами республики! Лучше это, чем обречь своего единственного ребенка, свою дочь на вечную печаль!
В этот решающий час он решил, что дочь его должна обрести счастье.
– Ты не любишь Фрэнка Скадамора? – спросил он после долгого перерыва, когда к нему вернулась способность говорить.
– Не люблю, отец: не могу.
– Но ты любишь другого? Не бойся говорить откровенно, дитя мое. Ты его любишь?
– Да!
– И этот другой – капитан Мейнард?
– Отец! Я однажды уже призналась тебе в этом. Я сказала тебе, что люблю его всем сердцем. Неужели ты думаешь, что мои чувства могли измениться?
– Достаточно, моя храбрая Бланш! – воскликнул больной, гордо поднимая голову с подушки и с восторгом глядя на дочь. – Достаточно, моя самая дорогая Бланш! Приди ко мне в объятия! Обними твоего отца – твоего друга, который скоро не сможет быть рядом с тобой. Но это не станет моей виной, если я оставлю тебя в руках другого человека – возможно, он сумеет лучше беречь тебя!
Такое проявление страстных отцовских чувств помешало ему продолжать.
Бланш Вернон бросилась на шею своего великодушного отца и прижалась к его лицу мокрой от слез щекой!
Глава LXXXII
Утешительное послание
– Никогда больше не видеть ее, никогда не слышать о ней! Я не могу ждать письма от нее. Она не смеет мне написать. Не сомневаюсь, ей это запретили. Запретил отец.
– А я тоже не смею ей писать. Если я это сделаю, несомненно, пользуясь тем же отцовским правом, он его перехватит. И я потеряю последнюю надежду с ним примириться.
– Не смею – и не должен!
– Но почему нет? Разве это не ложное проявление рыцарства?
– И разве не обманываю я самого себя? Какая власть может быть сильнее власти сердца? Только эту власть нужно принимать во внимание, когда думаешь о предложении. Кто имеет право вставать между любящими сердцами? Кто может запретить счастье двоих?
Отец утверждает, что имеет такое право, и использует его. Возможно, это разумно; но справедливо ли?
– И бывают случаи, когда это не мудрость, а сплошное безумие!
– О сословная гордость! Как часто ты мешала достичь счастья, сколько сердец были принесены в жертву твоим нелепым претензиям!
– Бланш, Бланш! Как тяжело думать, что между нами непреодолимый барьер! Препятствие, которое не могут уничтожить никакие мои усилия, никакая борьба, никакое торжество и признание! Как это тяжело!
– И, может быть, это не единственное препятствие! Кто знает?
Так рассуждал капитан Мейнард. Он был в своем кабинете, сидел за письменным столом. Но последняя мысль была слишком болезненной, чтобы он оставался в кресле; вскочив, он принялся расхаживать по кабинету.
Он больше не думал о своем давнем предчувствии – во всяком случае далеко не был в нем уверен. Тон размышлений и особенно последняя их часть свидетельствовали, насколько он утратил веру в это предчувствие. А все его манеры, то, как он расхаживал по кабинету, его жесты, восклицания, отчаянные взгляды, тяжелые вздохи – все это говорит о том, как много места занимает в его сознании Бланш Вернон, насколько сильно он любит ее!
– Да, это правда, – продолжал он, – она могла забыть меня! Она ребенок и могла принять меня за игрушку. А когда игрушка не видна, о ней забывают. Будь все проклято: меня, конечно, постарались обесславить!
– Как могу я верить ее обещанию, данному в минуту расставания? Кстати, оно ведь дано в письменном виде! Надо еще раз взглянуть на это сладкое письмо!
Сунув руку в карман жилета, тот карман, что ближе к сердцу, он достал небольшой листок, который давно и бережно хранил. Развернув его, он в который раз прочел:
«Папа очень рассердился.Я знаю, что он никогда не разрешит мне снова с вами увидеться. Мне печально думать, что мы никогда больше не встретимся и что вы меня забудете. Я вас никогда не забуду – никогда!»
Чтение доставило ему странную смесь боли и радости, как и двадцать раз до этого; потому что он не менее двадцати раз перчитывал эту записку.
Но теперь боль преобладала над удовольствием. Он начинал верить в слова «мы никогда больше не встретимся» и сомневаться в двойном обещании «никогда не забыть». И продолжал в отчаянии расхаживать по полу.
Это занятие не успокоило его. Отвлек его граф Роузвельдт, вошедший в кабинет с утренним визитом. Граф в последнее время тоже изменился. У него появилась возлюбленная, и он сомневался в том, что опекунша девушка даст согласие на брак.
В таких делах мужчины могут сочувствовать друг другу, но не принесут утешения. Только достигшие успеха могут подбадривать.
Роузвельдт пробыл недолго и был неразговорчив.
Мейнард не знал, кто предмет страсти его друга, не знал даже имени девушки. Он только думал, что это должна быть необычная женщина, если сумела вызвать такие перемены в его друге. Ведь до сих пор граф был настолько равнодушен к прекрасному полу, что даже провозгласил себя вечным холостяком!
Граф ушел спешно, но намекнул, куда идет. Мейнард заметил, что он одет с особой тщательностью, напомадил усы и надушил волосы.
Граф сказал, что собирается навестить леди. Больше того, он намерен задать ей вопрос.
Какой вопрос, он не сказал; но его старый друг заподозрил, что это предложение.
Это довольно смешное происшестве слегка отвлекло Мейнарда от печальных размышлений.
Но ненадолго. Скоро тяжелые мысли вернулись; Мейнард снова перечел записку Бланш Вернон, которую оставил на столе.
И не успел кончить, как во входную дверь постучали. Громкий стук сообщал о появлении почтальона.
– Письмо, сэр, – доложил швейцар, войдя в кабинет.
Доставка была оплачена; Мейнарду оставалось только взять письмо.
Адрес написан джентльменом. Почерк незнакомый. Но в этом нет ничего необычного. Писатель, приобретший широкую известность, он ежедневно получал письма читателей.
Но первернув конверт, чтобы его распечатать, Мейнард вздрогнул. На конверте был герб, который он тотчас же узнал. Это был герб Вернонов!
Теперь он распечатывал конверт осторожно, дрожащими руками.
И пальцами, дрожащими, как листья осины, расправил лист бумаги, на котором тоже был герб.
Постепенно успокаиваясь, Мейнард прочел:
«Сэр,
Вашими последними словами были: «Надеюсь, настанет день, когда вы не так строго будете судить мое поведение». Если верно припоминаю, я ответил: «Маловероятно».
Я старше вас и поэтому казался себе более мудрым. Но и самые старые и мудрые могут ошибаться. Я не считаю унижением признаться, что ошибался – и ошибался относительно вас. И если вы согласны простить мое грубое – я бы даже сказал, варварское – поведение, я с удовольствием принял бы вас в качестве гостя. Капитан Мейнард! Я очень изменился с тех пор, как вы в последний раз меня видели – изменился и душой и телом. Я на смертном одре; и хотел бы повидаться с вами до того, как расстанусь с этим миром.
Есть еще кое-то, кто сейчас смотрит на меня и хочет вашего приезда. Приезжайте!
Джордж Вернон»
