Чужие миры (авторский сборник) - Васильев Владимир Николаевич (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗

В зал ворвались трое воинов с мечами и растрепанный арбалетчик без единой стрелы. Они торопливо заперли дверь и потащили к ней тяжелый стол. Но тот, кто пробрался в Банерон, не нуждался в дверях.

Пучеглаз перелетел поближе к окну. Отсюда ему — а значит, и Саяту — весь зал был виден как на ладони. Воины продолжали строить перед дверью завал.

Тень просочилась сквозь пол в дальнем углу, самом темном из всех. С ее появлением, казалось, даже дневной свет померк. Огромные красные глаза зловеще пылали. Один из солдат обернулся и страшно закричал, поскользнувшись и рухнув на каменные плиты. Тень неспешно двинулась к людям. В ее движении скользила неотвратимость. Она убила всех, и того, что пал на колени в безмолвной мольбе, и того, что яростно кромсал бестелесный мрак мечом, и того, что бегал от нее по всему залу. И лежащего арбалетчика тоже. Все, кого Тень коснулась хотя бы краешком, замирали навеки.

А потом она обволокла Сундук и исчезла вместе с ним, уйдя вниз, сквозь камень. В зале остался только пучеглаз — даже ожившие змеи куда-то расползлись.

Но тут Тень вернулась. Отделившись от камня, она медленно придвинулась к крылатому слуге Саята. Тот в ужасе заметался, и всем тельцем ударил в мутное оконное стекло. Брызнули острые осколки, поранив крыло, но пучеглаз был уже на свободе. Опираясь на аргундорский ветер, он сделал круг по двору и метнулся на юг, туда, где ждал Хозяин. Последнее, что увидел Саят его глазами, — два багровых пятна посреди непроницаемого мрака за окном черного замка Банерон.

Ментальный ретранслятор-усилитель ХА-32С Внеплановый экспресс-отчет

Объект вернулся в узловую точку сопряжения, полярные координаты СР376/СА002/СС460, выйдя из пределов досягаемости корреспондента Саят/С. Пассивность корреспондента Саят/С труднообъяснима, протокол ?34 прокомментировать действия корреспондента Саят/С отказался.

Согласно протоколу ?34 действия корреспондента Таруса/Т трактуются следующим образом.

Задействовав вариационные цепи ментального ретранслятора усилителя ХА-32С по готовой схеме (см. внеплановый экспресс-отчет изделия ХА-27С, код в архиве JM88), корреспондент Тарус/Т сгенерировал несколько всплесков ментальной волны, после чего, откорректировав естественное эхо по трем полученным точкам, установил координаты объекта с точностью до 40 метров.

Подобные же действия были произведены в отношении импульсного волновода со встроенным лок-резонатором (экспериментальная модель в стадии разработки), экземпляр 2, находящегося в узловой точке сопряжения, полярные координаты CH716/CG389/CL288.

Имеются все основания ожидать корреспондента Тарус/Т в точках с указанными координатами.

Внимание! Последствия применения импульсного волновода со встроенным лок-резонатором непредсказуемы!!!

Конец отчета.

Вечер опускался на просеку, залегая тенями в зарослях ольхи и орешника. В лесу уже сгустились сумерки, последние лучи заходящего солнца просвечивали сквозь свечки еловых верхушек на западе. Просека упиралась в темно-зеленый ельник и сходила на нет, завязнув в переплетении мохнатых колючих лап. У самой стены деревьев, на некотором отдалении от елей, развели два костра. На одном готовили ужин, у второго грелись, потому что вечера в Танкаре стали прохладными. Вишена грелся тоже: плащ плащом, а живое тепло костра приятнее.

Сапфировый меч Тарус аккуратно завернул в волчью шкуру, извлеченную из походной сумы, и положил у костра, рядом со своим клинком.

— Что ты хочешь сделать с ним? — спросил чародея Вишена. Не шли из головы недавние слова Бограда. Зачем-то ведь едет он к лесам Ак-Фарзона?

У костра стихли негромкие разговоры. Всегда, когда Тарус начинал что-нибудь рассказывать, разговоры умолкали, ибо речи чародея уводили в легендарные дни прошлых свершений или в манящие чужие миры. Такое больше услышать было негде.

— Этот меч, как и его близнец Зимний Вихрь, известны в Иллурии очень давно, с самых первых битв за замки. Их всегда окружал ореол магии, не всегда чистой и не всегда понятной. — Тарус говорил размеренно и негромко, ритм его повествования вкупе с некоторой торжественностью в голосе завораживал. — Каждый, кто владел мечом, оставлял в нем частичку себя. Нетрудно понять, что волшебство гномов отличается от волшебства людей. А волшебство людей — от волшебства эльфов. Оно не лучше и не хуже, не сильнее и не слабее, оно просто другое. Наслоения чар придавали мечам самые причудливые свойства, но истинной силы им, как мне кажется, так до сих пор и не придали. Потому что чары эльфов мешают раскрыться чарам людей, и наоборот. Представьте телегу, которую в разные стороны тянут несколько лошадей, — если она и сдвинется с места, толку с этого будет чуть.

— И ты хочешь изгнать из меча бесполезные людям чужие чары? — догадался Славута. — А взамен наложить свои?

— Истинно. Только чары, что будут наложены на Ледяное Жало и, надеюсь, на Зимний Вихрь тоже, не мои. Чары не могут относиться к одному конкретному человеку — они плетутся веками и несут отпечаток сотен и сотен людей. Но отпечаток людей — лишь малая толика их естества. На них влияет мир, звезды, другие чары — да мало ли? Но все, что сможем наложить мы с Боградом, родом из нашего Мира, правда с отметиной Иллурии, потому что мы, побывав здесь, тоже стали другими. Боромир, Славута, Вишена, помните поляну в Чикмасе? Твой меч, Боромир?

— Конечно, — сказал Боромир.⁴ — Мне даже кажется, что сила меча год от года растет.

— Правильно, — кивнул Тарус. — И будет расти еще многие годы. Но и владеющий таким клинком меняется, потому что чары, вложенные в сталь, очень сильны. Как может измениться человек от магии клинка, легко убедиться, взглянув на Яра: рубиновый меч сожрал его, как сова куропатку. Не меч был послушен воле человека, а человек исполнил волю меча. Таков удел слабых или неопытных.

— А почему ты хотел оставить сапфировые мечи в Иллурии? — спросил Славута, вспомнив обещание Таруса старым кондотьерам Шести Народов в Храме Ветров.

Тарус помолчал. Потом пожал плечами:

— А что я мог им пообещать?

— Ты их действительно оставишь?

На этот раз Тарус молчал гораздо дольше. Ясно слышалось потрескивание костра.

— Не знаю, — честно ответил Тарус. — Может быть, и нет. Будущее покажет.

— А я считаю — нужно забрать с собой, — сказал Хокан твердо. — Ледяное Жало мы добыли в бою, а не на прогулке. И кровь наша пролилась. Сколько лет они лежали бы в руине недвижимо, забавляя нечисть?

Тарус не ответил. Некоторое время он сидел, неотрывно глядя в огонь, потом достал из-под плаща две карты. Одну протянул Ларсу.

— Возьми! Вернешь Йэльму, хоть она и отслужила свое, потому что Ледяное Жало уже у нас.

Свою Тарус намеревался спрятать откуда достал, но его остановил Боромир.

— Погоди, чародей! — Непоседа даже вскочил. — Огонек!

Тарус взглянул, и глаза его широко открылись. Метка Драконьей Башни снова пылала красным.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Тарус. — Раньше карта показывала, что руина у перевала пуста!

Чародей сел и глубоко задумался. Никто не смел потревожить его вопросом. Сидел он долго, наконец оторвался от размышлений и, ни к кому не обращаясь, сказал, словно рассуждал вслух.

— Что ж… Оракул сказал, что будет показывать руину, где кроются Книги. Значит, они вновь в Драконьей Башне. Значит, Тень не побеждена Яром. Запомним, запомним…

Все внимали, разве что не приоткрыв рты. У костра стоял даже вызвавшийся приготовить ужин Пристень.

— Эй, — обычным басом окликнул его Роксалан, когда молчание стало невыносимым. — Мы есть сегодня будем или как?

— Все готово, — отозвался бородач.

За ужином многие спорили, и тема оставалась неизменной: волшебные мечи. Так в спорах и засыпали. Не забыли и об охране на ночь. Вишена, завернувшись в плащ, подумал: «Мой-то меч еще наращивает силу или уже успокоился? Надо спросить у Таруса…»

Но он вдруг догадался, что ответит ему чародей. Даже увидел его лукавую усмешку.