Брусничное солнце (СИ) - Мягчило Лизавета (список книг .txt, .fb2) 📗
Как же тяжело было увернуться от пули. В другой раз вышло бы. В этот — удалось лишь увести в плечо, в то самое, в которое ублюдок попал в прошлый раз. Тело пронзило острыми шипами боли, Яков на четвереньках бросился вперед.
Пока над ними не пела — голосила Лада, выкрикивая слова проклятия в мерзлое небо. Пока поднимались к берегу утопленники, прозрачными глазами наблюдая за ходом боя. Еще бы, не ринутся они на его защиту, не пожелают почувствовать нити цепей на своих глотках. Дождутся исхода и лишь затем разорвут выживших.
Прыгая, колдун целил в горло Самуила. Тот увернулся. Быстрый, нечеловечески быстрый, военный уклонялся от ударов, отвечая сильными, глушащими. И внутренний голос зашелся едким мерзким хохотом.
В детстве стоило научиться давать отпор деревенским мальчишкам, куда тебе против этого медведя?
Ненужный пистолет оказался у самой воды, в рукопашном бою Брусилов оказался не менее опасным, Яков терял силы. Кровь пропитала рубашку и штаны, онемели кончики пальцев раненой руки, а благодаря пению Лады магическая сила утекала из него не ручьем — бурным речным потоком, не позволяя остановить даже кровь, не то, что щит держать.
Отступая обратно к землянке, Яков упрямо смаргивал багровую пелену с глаз, выжидая момент. Один уворот, за ним другой и колдун неестественно вывернул шею, заставляя хрустнуть шейные позвонки, зубы-иглы вцепились в предплечье Брусилова, в рот хлынула кровь, потекла по подбородку. Тот заревел, ударил наотмашь второй рукой, заставляя с рычанием отшатнуться. И впервые за весь бой Яков вновь почуял в его запахе страх. Едкий, тонкой ниткой оплетающий грудину, колдун осклабился, показывая окровавленные зубы.
За спиной военного слышалась возня, глухие ругательства Лады и визг Авдотьи, чужое проклятие ослабло, позволяя вдохнуть полной грудью — хрустнуло встающее на место ребро. И Яков подло ринулся под ноги Самуилу, заставляя потерять равновесие.
Видит Господь, если он выживет — будет долго зализывать раны в землянке, на теле нет живого места. Если Яков выживет, он найдет Варвару и скажет, насколько сильно любит. Он больше не будет сомневаться.
Брусилов коротко взмахнул руками и упал лицом вперед, ударяясь переносицей о скамейку у землянки. Колдун злорадно хохотнул, грудь тут же обожгло болью. Откуда только взялись силы взметнуться, упереться в шею военного коленом? Еще немного и должен послышаться хруст, переломится хребет.
Еще немного…
— Отпусти его, мальчишка!
Резко вскинув голову, Яков нашел шальным взглядом Ладу: ведьма придавила к земле распластанную на лопатках Авдотью, в грудь нечистой над самым сердцем упирался ритуальный нож.
— Отпусти я сказала! Или прощайся с рыжей тварью!
— Ломай, Яков, ломай хребет душегубу! — Яростно взвизгнув, Автотья дернулась вперед, почти насадилась на нож сама, ведьма отбросила ее обратно ударом кулака в нос. — Убей его, из-за него и меня больше нет…
Последние слова упыриха произнесла надтреснутым шепотом, глядя на клочок неба над головой Лады.
И Яков, рвано выдохнув, сделал шаг назад.
Брусилов поднимался резво, от ярости на лбу взбухла синеватая вена. Тяжелый кулак опустился на скулу, Якова отшвырнуло в стену дома. Упасть ему военный не дал, схватил за рукав и рванул прямиком на свой кулак — дыхание выбило, обожгло ребра. Колдун больше не уворачивался, не хватало сил, а в голове испуганной птахой билась мысль: если Авдотья сегодня умрет по его вине, это отправит его в самое пекло.
Добраться бы до ведьмы, помочь паскудной упырихе…
Удар в висок оглушил, опрокинул на спину.
— Прощайся с жизнью, выродок…
Хрипло дыша, Брусилов быстрым шагом дошел до пистолета, засыпал порох, вставил дрожащей рукой патрон, оглушительно громко щелкнув стволом. А Яков так и не сумел подняться, не смог заставить себя пошевелиться. Он смертельно устал.
Хрипло рассмеявшись, колдун поднял глаза на хмурое небо, затянувшее плотными серыми тучами солнце. Первые в этом году снежинки начали свой плавный танец. Крупные, они будто стремились опередить начало зимы, подогнать ее. Вокруг жило привычной жизнью болото, тихо наблюдали за его участью поднятые со дна мертвецы.
Красиво. Когда погибла мать, тоже шел снег.
* * *
Она забыла об усталости, алкоголь больше не дурманил разум. Варвара спешила.
Отлетела распахнутая дверь, громко стукнула о стену, едва не угодив сгорбившейся барыне прямо в лоб. А она, хрипя и пытаясь схватить губами хоть каплю воздуха, уже неслась по лестнице на второй этаж, чтобы распахнуть дверь в спальню хозяйки.
Та сидела за широким столом, пересчитывая выручку. Увидев потрепанную барыню, женщина тихо охнула и всплеснула руками:
— Что ж ты себя так изводишь, окаянная? Чем помочь-то тебе, чего так несешься?
— Где у вас есть ведьма? — Сиплый голос был полон решительности, каждый звук царапал пересохшую глотку, Варвара быстрым шагом дошла до стола, уперлась в него ладонями. — Где найти ту, к которой местный люд обращается? По глазам вижу — знаешь, не ври мне…
Смерив Глинку сочувствующим взглядом, хозяйка опустила руки с деньгами со стола — от греха подальше. И сетуя, зачастила:
— Да не нужен тебе этот мужчина, оставил он тебя, понимаешь? Аль ты дите скинуть собралась? Одумайся, дело это позорное, конечно, в девках рожать, да только ж то живая душа… Не губи…
— Где мне найти ведьму? — Чеканя каждое слово, Варя зло подалась вперед, почти улеглась на столешницу.
Сейчас бы Яков ею гордился — когти потянулись в длину, почернели подушечки пальцев, заныла челюсть от вытягивающихся длинных клыков. Она видела свое отражение в стекле окна, сейчас барыня была страшнее самого Болотного Хозяина. Разъяренная, отчаявшаяся копия.
Хозяйка заголосила, дернулась, опрокинувшись вместе со стулом, разлетелись подсчитанные рубли.
— Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Даждь ми, Господи, крепость и мужество твердого исповедания имени Твоего святого, да не отступлю страха ради дьявольского, да не отрекусь от Тебя, Спасителя и Искупи…
— Говори, где ведьма! — Завибрировал, растроился низкий рычащий голос, резвым шагом Глинка подошла к плотно зажмурившейся женщине, сложившей в молитве ладони. Схватила за рубаху, одним рывком поднимая на ноги. Та всхлипнула, обмякла.
— За цирюльным домом, что на площади уместился. Дряхлая хибарка, почти заброшенная. Господом богом молю, не губи, не губи — ничего плохого в жизни не делывала…
Варвара разжала одеревеневшие пальцы и снова пустилась бежать, страх подгонял ее ноги.
Дом ведьмы она нашла быстро — нити волшбы ринулись впереди хозяйки, разукрасили длинными дегтярными полосами дорогу. У порога косой, будто наспех сложенной хибары, она запнулась, запуталась в платье, громко рухнув на порог. Заныло ушибленное запястье, заставляя злобно зашипеть, на четвереньках преодолевая последнюю сажень до дверной створки. Та была открыта, ее ждали.
Старуха сидела у печи, перекладывая сухие травы в ровные пучки, стоило Варваре ввалиться внутрь, снова упав на пороге из сенника, она задумчиво пожевала губы, тяжело поднялась.
— Вижу родню по ремеслу, чудно, до чего ж ты в бесовскую шкуру вошла искусно. Что привело в мой дом?
Прижимаясь пылающей щекой к холодным доскам пола, Варвара хрипло закашлялась, попыталась восстановить дыхание. В груди пекло, мир перед глазами покрылся черными резвыми точками, она никак не могла увидеть лица колдуньи.
Когда под самый нос старуха сунула ей кружку, барыня приподнялась, выпила ее в три жадных глотка и со стоном уселась.
— Один колдун нож с пня выдернул, как повторить мне обряд, чтоб смогла в зверье перекинуться?
— Дык в ученицы я никого не беру, и знаниями не делюсь за просто так… — Усмехнувшись, женщина уселась на лавку и вытянула вперед выглядывающие из-под юбки опухшие ноги с фиолетовыми разбухшими венами.
