Чистые пруды. От Столешников до Чистых прудов - Романюк Сергей Константинович (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Он же и участвовал в основанной Новиковым «Типографической компании», ставившей своей целью издание полезных для народного образования книг.
Тургенев бросил службу и уехал в Самарскую губернию, где у него было имение, и именно он убедил Карамзина поменять успехи в светском обществе на более серьезные занятия, привез его в Москву и помог ему через Дружеское общество.
С арестом Новикова, с началом разгрома его типографии, взялись и за его ближайших сотрудников и единомышленников: Тургенева по указу императрицы Екатерины II сослали в его родовое поместье, где он находился до восшествия на престол Павла I, освободившего его и позволившего «жить, где пожелает». Он приезжает в Москву, ему дают чин действительного статского советника и назначают директором Московского университета. Современник вспоминает, что он, «начальствуя над университетом семь лет, был один из самых добрых и справедливых начальников». Тургенев старался развивать преподавание гуманитарных и естественных наук, поощрял литературные занятия воспитанников, хлопотал о стажировке за границей наиболее талантливых студентов.
В его доме он и сыновья его встречаются в дружеской обстановке с лучшими представителями московской интеллектуальной элиты — там бывают И. И. Дмитриев, Н. М. Карамзин, М. М. Херасков.
У Ивана Петровича было пятеро сыновей, из которых один умер в младенчестве, старший, Андрей, одаренный поэт, связанный с Жуковским узами теснейшей дружбы, скончался в возрасте 22 лет от «горячки».
Друг его, узнав о безвременной смерти, написал:
Второй сын, Сергей, любимец братьев, умер от душевной болезни, третий, Николай, оказался связанным с декабристами, был приговорен к смертной казни, но, благодаря тому, что он в то время оказался за границей, спасся и уже не вернулся в Россию. Ему, убежденному борцу с крепостным правом, Пушкин посвятил эти строки:
Четвертый сын, Александр, начавший было делать прекрасную карьеру, отказался от всего, поддерживал брата и проводил много времени за границей — он там нашел и привез в Россию сотни бесценных исторических документов.
В 1807 г. И. П. Тургенев умирает, сыновья его постоянно живут в Петербурге, и в следующем году дом продается «дерптскому первостатейному купцу» Христиану Фе. В 1812 г. дом сгорел и был отстроен только через несколько лет, а 12 октября 1832 г. его купил с аукционного торга богатый купец-чаеторговец П. К. Боткин. В архиве сохранился документ, подробно описывающий дом и участок в то время: главный дом еще не был полностью восстановлен, рядом с ним вниз по склону расстилался большой фруктовый сад.
Боткины происходили из посадских людей города Торопца, откуда в конце XVIII в. в Москву приехали братья Дмитрий и Петр Кононовичи. Петр дал начало этой замечательной в русской и московской истории семьи. Он занялся торговлей материями и чаем, и первое время она была меновой: отвозили в Кяхту мануфактуру и везли оттуда китайский чай, но впоследствии Боткины перешли на закупку чая, и причем не только в Китае, но и в других странах мира.
П. К. Боткин был женат два раза и от двух браков имел 25 детей, из которых выжили 9 сыновей и 5 дочерей. Семья была исключительно дружной: «…все многочисленные члены этой семьи поражали своей редкой сплоченностью; их соединяла между собой самая искренняя дружба и самое тесное единодушие. На фамильных обедах этой семьи… нередко за стол садилось более 30 человек и всех своих чад и домочадцев; и нельзя было не увлечься той заразительной и добродушной веселостью, какая царила на этих обедах; шуткам и остротам не было конца; братья трунили и подсмеивались друг над другом, но все это делалось в таких симпатичных и благодушных формах, что ничье самолюбие не уязвлялось…»
Купеческая семья Боткиных сыграла выдающуюся роль в истории русской культуры: из нее вышли писатель Василий, врач Сергей, художник Михаил. «Дом Боткиных, — вспоминал современник, — принадлежал к самым образованным и интеллигентным купеческим домам в Москве. В нем сосредоточивались представители всех родов художеств, искусства и литературы, а по радушию и приветливости хозяев ему не было равных». В доме бывали Н. В. Гоголь, А. И. Герцен, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, жил В. Г. Белинский. Для А. А. Фета этот дом был родным — одна из сестер Боткиных была его женой.
Удивительно, как Василий Петрович Боткин, московский купеческий сын, для которого было заранее уготовано стоять за прилавком или корпеть над счетами в конторе, окончив только пансион, стал писателем с всероссийской известностью, одним из лучших знатоков и истолкователей философии Гегеля, полноправным членом интеллектуального кружка Герцена, Белинского, Огарева. Его литературные знакомства были весьма обширны как в Москве, так и в Петербурге, и для очень многих его дом в Петроверигском переулке был дружественным пристанищем — Тургенев, Некрасов, Дружинин, Панаев обязательно останавливались у него. Как вспоминал современник, автор мемуаров А. Д. Галахов: «В его обедах, которыми он угощал своих приятелей, выказывался образованный эпикуреизм: они сопровождались интересными беседами, так как знакомые его принадлежали к передовым талантам в литературе и науке».
Петербургский литератор Иван Панаев так описывает собрания в боткинском доме: «Друзья сходились большею частию по вечерам у Боткина… Разговор был постоянно одушевленный, горячий. Предметом его были толки об искусстве с точки зрения Гегеля: с этой точки строго разбирали Пушкина и других современных поэтов. Лермонтов с своим демоническим и байроническим направлением никак не покорялся этому новому воззрению. Белинского это ужасно мучило… Он видел, что начинающий поэт обнаруживает громадные поэтические силы; каждое новое его стихотворение в „Отечественных записках” приводило Белинского в экстаз, — а между тем в этих стихотворениях примирения не было и тени! Лермонтова оправдывали, впрочем, тем, что он молод, что он только что начинает, несколько успокоивались тем, что он владеет всеми данными для того, чтобы сделаться со временем полным, великим художником и достигнуть венца творчества — художественного спокойствия и объективности… Клюшников, сам имевший в себе частичку демонизма, очень симпатизировал таланту Лермонтова и довольно остроумно подсмеивался над некоторыми толками о поэте; Катков и К. Аксаков прочитывали свои переводы из Гейне, Фрейлихграта и из других новейших немецких поэтов. Катков обыкновенно декламировал с большим эффектом, принимая живописные позы, складывая руки накрест, подкатывая глаза под лоб… Я никогда не забуду этих вечеров… Сколько молодости, свежести сил, усилий ума потрачено на разрешение вопросов, которые теперь, через 20 с лишком лет, кажутся смешными! Сколько кипения крови, сколько увлечений и заблуждений!.. Но все это не пропало даром. До истины люди добираются не вдруг… Этот кружок займет важное место в истории русского развития… Из него вы шли и выработались самые горячие и благородные деятели на поприще науки и литературы».
