Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт (читаем книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
– Клянусь богом, Уорт, ты не можешь так поступить!
– Уже поступил – или точнее, Хинксон сделал это вместо меня, – невозмутимо отозвался граф.
– Но риск, Джулиан! А что, если Хинксон предаст тебя?
– Не предаст.
– Ты сошел с ума! – энергично заявил капитан Одли. – И что же может ему помешать?
– Должно быть, ты думаешь, я не разбираюсь в людях, – заметил граф.
Капитан снова взглянул на Перегрина.
– Я думаю, ты – хладнокровный дьявол, – сказал он.
– Очень может быть, – согласился Уорт. – Тем не менее мне жаль мальчишку. Но он сам назначил дату своей свадьбы, и это было равносильно смертному приговору. Его следовало убрать с дороги, и я действительно думаю, что выбрал для этого самый безболезненный способ.
– Да, я все понимаю, как и то, что это нужно было сделать, но… словом, мне это не нравится, Джулиан, и все тут! Как я смогу смотреть в глаза Джудит Тавернер, имея подобное на совести…
– Ты можешь утешаться осознанием того, что все это лежит не на твоей совести, а на моей, – перебил его граф.
– Сегодня вечером она идет в павильон, – невпопад сообщил брату капитан Одли.
– Да, и я тоже, – ответил граф. – А ты пойдешь или будешь сидеть здесь и оплакивать состояние Перегрина?
– О, да помолчи, ради бога, Джулиан! Полагаю, я должен идти, но признаюсь тебе откровенно: еще немного, и я почувствую себя почти убийцей!
– В таком случае, советую тебе заказать обед, – сказал граф. – Хорошенько подкрепившись, ты почувствуешь себя лучше.
– Как ты намерен вынести его из дома? – полюбопытствовал капитан, вновь бросив взгляд на кушетку.
– Очень просто. Эванс войдет через черный ход, и я передам ему парнишку. А он сделает все остальное.
– Что ж, от всего сердца надеюсь, что у него все получится! – пылко вскричал капитан Одли.
Однако планы графа были исполнены безукоризненно. В одиннадцать часов в переулок, никем не замеченный, въехал простой и неприметный экипаж, из которого вышли двое крепких мужчин и скрылись во дворе, пройдя через незапертые ворота. Над конюшней все было тихо, и двое незнакомцев беззвучно поднялись по железным ступеням к задней двери. Ее открыл для них сам граф, к тому времени уже сменивший суконный сюртук и светло-желтые панталоны на бриджи до колен и атласную жилетку. Он молча кивнул в сторону библиотеки. Еще через пять минут неподвижное тело Перегрина, завернутое в накидку из грубой шерстяной ткани, погрузили в карету, а граф вернулся в дом и запер за собой дверь. Здесь он тщательно осмотрел узел своего шейного платка в зеркале, висевшем в прихожей, взял шляпу и перчатки, вышел из дому и зашагал по Стейну в направлении Павильона.
Глава 20
Вскоре за первым визитом мисс Тавернер в Павильон последовали и другие, поскольку регент, пребывая в Брайтоне, любил устраивать неформальные балы в собственном летнем дворце, отнюдь не кичась своим положением, напротив, одаряя любезным обхождением самого робкого и почтительного из своих гостей. Едва ли можно было ожидать, что он проявит такой же интерес к Перегрину, как и к его сестре, но и тот получил однажды приглашение отобедать в Павильоне, после чего отправился туда в состоянии благоговейного страха, а вернулся домой так и вовсе в полном восторге от роскоши королевских апартаментов, будучи заодно изрядно навеселе после близкого знакомства со знаменитым бренди регента под названием «Дьяболино». Перегрин попытался было описать сестре банкетную залу, но впечатления у него остались настолько сумбурные, что он сподобился лишь сказать, что сидел за невероятно длинным столом, под тридцатифутовой люстрой, огни которой переливались в бесчисленных подвесках из хрусталя, гранита и бриллиантов, свисавших с купола, разукрашенного под свод восточного неба, а над головой у него шумело листвой банановое дерево. Перегрин уверял: нет таких цепей, что удержали бы столь огромную люстру. Он буквально не мог оторвать от нее глаз. Что до всего остального, то он смутно припоминал позолоченные пиллерсы, серебряный настенный орнамент «в шашечку» [107], огромные китайские полотна на фоне жемчужной мозаики, зеркала, отражающие свет люстр, ярко-алые портьеры и стулья да контрфорсы между окнами, задрапированные волнистыми складками светло-голубого шелка. Он насчитал целых пять буфетов палисандрового дерева и четыре двери, покрытые черным японским лаком. Словом, в такой комнате Перегрин не бывал еще никогда. А уж в отношении угощения у него и вовсе слов не было! Роскошный обед, к которому подали столько вин, что он сбился со счету, и не менее дюжины различных смесей нюхательного табака, расставленных на столе сразу же после того, как были убраны скатерти!
На свои обеды регент не приглашал дам, поскольку хозяйки, дабы принять и приветствовать их, у него не было, зато они стайками слетались на его концерты и приемы. Миссис Скаттергуд, вспоминая прелестные вечера, проведенные в Павильоне еще в те времена, когда гостей там принимала миссис Фитцгерберт, лишь покачала головой и заявила:
– Увы, бедняжка! Люди могут говорить что угодно, но я считаю так: она была его единственной настоящей супругой. Полагают, такого же мнения придерживается и сама принцесса Уэльская, хотя с ее стороны очень странно произносить подобные вещи!
– Но при этом вы хотели, чтобы я приняла предложение Кларенса, – заметила мисс Тавернер.
– Ничуть! Это было всего лишь предположение, которое просто пришло мне в голову. Эти морганатические браки решительно не в моем вкусе, хотя в душе я и не виню миссис Фитцгерберт за то, что она вышла замуж за принца. Он был так красив! Сейчас, конечно, изрядно раздался в талии, но я навсегда запомню его таким, каким увидела в первый раз: в сюртуке из розового атласа, расшитом жемчугами, и с таким восхитительным цветом лица, которому позавидовала бы любая женщина!
– Теперь он изрядно подурнел, – заметила мисс Тавернер. – Боюсь, он чем-то серьезно болен.
Но, хотя миссис Скаттергуд и соглашалась, что состояние здоровья регента оставляет желать лучшего, она напрочь не желала видеть, сколь безжалостным оказалось к чертам его лица время и полная излишеств жизнь. Он по-прежнему оставался сказочным принцем ее девичьих грез, и она не хотела выслушивать нелицеприятные суждения в его адрес. Мисс Тавернер оставалось только сожалеть об этом, поскольку сама она была отнюдь не в восторге от частых визитов в Павильон. Регенту исполнилось уже пятьдесят, но он по-прежнему не пропускал ни одной симпатичной женщины, и, хотя до сих пор в его манерах не замечалось ничего предосудительного, Джудит не могла чувствовать себя легко и непринужденно в его обществе. А миссис Скаттергуд, чья природная проницательность изменила ей при виде внимания, которое оказывал регент девушке, полагала его отношение к своей подопечной сугубо отеческим, уверяя: Джудит должна быть польщена добротой принца. Она удивлялась тому, что девушка не горит желанием бывать в Павильоне, и напоминала ей: приглашение, исходящее от особы королевской крови, равносильно приказанию. Итак, мисс Тавернер смирилась с тем, что ей приходится бывать в Павильоне два или три раза в неделю, пока все прелести Галереи, Музыкальной комнаты и Салона не начали казаться ей самыми обыденными. Джудит имела удовольствие слушать, как играет на скрипке Виотти [108], а Виепарт – на арфе; она присутствовала на приеме для избранных, во время которого регент, прослушав несколько песен без аккомпанемента, согласился и сам спеть балладу «За веселой кружкой» [109] для вразумления развеселой компании. Ей демонстрировали такие образчики художественного творчества, как столик с черепаховой крышкой в Зеленой гостиной; а еще она имела сомнительную честь принимать ухаживания герцога Кумберленда. Мисс Тавернер полагала, что Павильон более не таит для нее никаких сюрпризов, и, отправляясь туда вместе с миссис Скаттергуд на прием в четверг вечером, буквально шокировала славную леди заявлением, что предпочла бы оказаться на балу в «Старой шхуне».
