Русская народно-бытовая медицина - Попов Г. (библиотека электронных книг .txt) 📗

– Но чем же тут помогла овчина?» – спрашивают его.

– Как, чем? Да, ведь, комуха-то больно не любить нехорошего духу».

Но почти невероятный факт, трудно допустимый для тех, кто мало знает нашего мужика, сообщает один из череповецких сотрудников (Новгор. г.). Одного мужика сильно мучила лихорадка, а у соседей в это время пала лошадь, и он отвез ее за деревню, к перелеску. Больной, как наступила ночь, отправился туда, ноги запрятал во внутренность лошади, а сам укрылся шубою и лежит, не шевельнется. Результат такого лечения, как и в предыдущем случае, был поразительный: лихорадка «бросила» мужика и с тех пор к нему «не возвращалась [305]».

Во всех этих средствах, без сомнения, виден и суеверный элемент, и в этом значении они вполне примыкают к тем трупным средствам, о которых мы упоминали в предыдущей главе. Но мы поместили их в эту группу нелепых, противоестественных и других средств потому, что все они, кроме моральной, должны затрагивать и физическую натуру человека. Вопрос об этих последних средствах, а равно о тех, которые народ черпает из области отбросов животного организма, насколько бы это явление не было ограниченным в своих размерах, есть вопрос, по нашему взгляду, большой психологической и общественной важности. Трудно себе представить свежего, даже первобытного человека, способного проявить такую извращенность чувства, которая сказывается в употреблении всех этих средств. Невольно рождается мысль о потере нравственного чувства народом и, следовательно, мысль о дегенерации известной, хотя бы и небольшой группы населения.

Бесспорно, дегенераты, в виде преступников и сумасшедших, есть во всяком обществе и во всяком государстве. Но мы едва ли были бы правы, если бы отнесли разбираемое явление к разряду дегенеративных. К преступлению, напр., убийству, наш народ относится, как к преступлению, и на сумасшедших дегенератов не смотрит, как на людей нормальных.

Между тем, применение разбираемых средств не совершается тайком, оно не всегда вызывает осуждение и находит себе иногда даже публичных советчиков.

Считая указанное явление в высшей степени сложным и не пытаясь разрешить его во всем его значении, мы все же думаем, что в основе его лежат другие причины.

Бесспорно, здесь имеет свое значение известная степень огру-белости нашего народа, создавшейся тяжелыми историческими условиями и затемнившей многие естественные черты народа. Его подавленность, как результат тех же условий, лишила его способности ясного критического понимания и приучила слепо верить в то, что, составляя традицию, первоначально создавалось лишь путём грубого и неправильно понимаемого опыта. Среди этих причин немаловажную роль играла и беспомощность народа, заставлявшая его прибегать и жадно хвататься за все средства, какие только представлялись его бытом, преданиями и верованиями, лишь бы возвратить здоровье, столь необходимое при его незавидном существовании. – «Мне хоть помету обезьяньего помешай, – заявляет неглупая и бойкая баба, – лишь бы полегчало от него».

Без сомнения, каждая из этих причин в развитии рассматриваемого явления играет свою роль и имеет свое значение, но едва ли их, даже во всей совокупности, было бы достаточно для полного уяснения этого явления. Первоначальная основа его, по нашему мнешю, лежит ни в чем ином, как в суеверных воззрениях народа на болезни. Народ, во многих случаях, до сих пор представляет существование болезней, как нечто реальное, уловимое, что можно напустить и что можно выгнать, что можно получить и передать другому, что может на человека напасть и может его бросить и т. д.

В употреблении суеверных средств, как мы видели это выше, ясно выступала идея обмануть, испугать болезнь, передать её мертвецу и т. п.

Точно также и в первоначальном применении только что указанных средств, на первых порах, быть может, относительно невинных, могла быть своего рода идея – возбудить в болезни, как реальном существе, отвращение к применяемому средству и, таким путем, принудить ее оставить человека.

Но исчезла и эта первоначальная, хотя и грубая, идея, и осталось только её внешнее выражение, еще более грубое, чем она сама, которое постепенно, путем всё таких же грубых наслоений и изменений, дошло в своем настоящем развитии до того чудовищного абсурда, каким представляется употребление всех этих отвратительных и противоестественных средств.

В заключение, нам остается привести перечень некоторых средств, механических лечебных приёмов, выдающихся по своей внешней грубости, и тех героических средств, в применении которых, наряду с примитивностью представлений нашего народа о человеческом организме, обнаруживается безграничная смелость, часто граничащая с безрассудством.

При рези в животе, особенно в тех случаях, когда она происходит оттого, что «скрянут пуп», больной ложится на печь, вверх животом, и кладет на него тяжеловесный камень или гирю, от 2 до 10 фунтов: таким манером, будто бы, можно поставить пуп опять на свое место. Иногда, при том же страдании, больной упирается животом о какой-нибудь предмета, напр., о конец полена и сильно сдавливает живот, в некоторых случаях смело и решительно прижигает живот горячими угольями, а если боли в животе зависят от грыжи, то применяет иногда такое дикое средство, как прокусывание зубами мошонки [306], производимое знахарем (Грязов. у. Волог. г., Черепов, у. Новг. г.).

При ушибах, вследствие падения с воза или крыши, больному придается своеобразно-высокое положение: ноги привязываются кверху, а голова лежит на постели. Очень решительный приём применяется в некоторых местах для того, чтобы заставить внутренности родильницы «встать на свое место»: с этою целью её через неделю после родов, встряхивают за ноги (Орловск. г. и у.).

Большую суету и переполох всегда вызывают в деревне случаи, когда кто-нибудь «обопьётся» или утонет. В этих случаях на место происшествия обыкновенно собирается большая, галдящая толпа народа, советам и предложениям не бывает конца, больной, как игрушка, переходит из рук в руки и над ним проделывается весь ряд тех грубых приёмов, которые выработались долголетней деревенской практикой.

Самые главные приёмы, применяющиеся в таких случаях, для приведения больных в чувство, кажется, специально русского происхождения, это – катание на бочке и «откачивание». Последнее производится на рогожах, армяках, одеялах и т. п., или же на руках. Последний вид откачивания совершается таким образом, что больного держат за руки и за ноги, вниз лицом, и то вскидывают высоко вверх, то опускают вниз. Пускают в ход и вспомогательные приёмы: щекочут больному, чем попало, в носу, колотят по пяткам, льют на голову горячую воду и т. п. Особенно достаётся в таких случаях «опившимся». Обливание кипятком головы и других частей тела совершается в этих случаях иногда с таким усердием, что получаются ожоги второй степени, у больного вылезают потом волосы и он приобретает рубцовую лысину во всю голову. Один из сотрудников приводит даже случай, когда опившегося сварили насмерть, вылив на него несколько самоваров кипятку. Радетели больного приносили потом такое оправдание: «пока только льем кипяток, он и шевелится, а как перестанем, так и «западёт» (Череп, у. Новгор. губ.).

Применяя сначала, для приведения больного в чувство, более или менее деликатные приёмы, например, растирая уши зимою снегом, а в другое время ладонями, – если это не помогает, в своем усердии, деревенские самаритяне доходят до настоящего ожесточения: начинают тереть уши голенищем валеного сапога, превращая их в бесформенную массу, стегают до кровоподтеков по ягодицам ремнем, дергают за волосы и за бороду, даже вырывая ее, щиплют тело, толкают под бока и т. п., стараясь, кто во что горазд и всячески изощряясь в своей изобретательности [307]. Иногда это радение о больном достигает крайних пределов самой остроумной находчивости: несколько человек, взяв больного, опускают его вниз головой и, затем, приподнимая кверху, стукают пятками о потолок избы (д. Клопузово, Череп. у. Новг. г.).