Метро 2035: Защита Ковача - Точинов Виктор Павлович (читать книги онлайн .TXT) 📗
Руки у пленников были скручены за спиной, их вели по живому коридору, подталкивая в спину, среди ругательств и плевков, и чувствовалось, что многим хочется наброситься и своими руками разорвать на куски гадов… Не бросались. Понимали: расправившись собственноручно, слишком легкую смерть подарят, Колодец-то пострашнее будет.
Трое судей уже стояли на возвышении. Вернее, Судья был среди них один, а двое других – Семен, смотрящий за деревней, и Выра, хранитель общака. Но у тех двоих голос на судилище лишь совещательный, а Судья как решит, так и будет. Хотя сегодня возможный приговор ни у кого сомнений не вызывал.
Был Судья глубоким стариком по здешним меркам, наверняка за полтинник перевалил (но так-то Марьяша из книжек знала, что в нормальные времена люди гораздо дольше жили, и казалось это странным и удивительным, как и многое, о чем читала).
Лицо Судьи пересекала широкая черная лента, прикрывала глаза. Но голову он повернул к подсудимым, словно вглядываясь в них. На деле, понятно, прислушивался – даже если ленту снять, ничего не увидит. А собравшиеся увидят зарубцевавшиеся раны на месте выжженных глаз.
Вот так-то… Власть у Судей огромная, почти беспредельная. От общества они имеют все, что душа пожелает. Еда, питье – самые лучшие. Одежда и все, что еще для жизни нужно, – само собой. Молодки по первому слову мужские потребности Судьи удовлетворят, и не какие-нибудь давалки трехглазые, а справные молодки, тоже самые лучшие.
Но за все в жизни надо платить. Судьи платят глазами. И все равно желающих на эту должность хватает, да не каждого общество берет, с большим разбором…
Рассмотрение дела не затянулось, и так все ясно. Личные прегрешения ни этого конкретного кровососа, ни его пособников никого не интересовали. Ответят за всех своих, за все дела их темные. Сразу перешли к приговору.
– Ты! – палец Судьи устремился прямиком на одного из мобилей. – Ссучился ты, как шавка поганая, братьев своих на шмот и жрачку сменял, стрелял в них и убивал. Повинен смерти! В Колодец его!
Приговоренный, молодой рыжеволосый паренек с несоразмерно развитой кистью левой руки, достойно умереть не сумел. Рыдал, визжал, скулил, рухнул на колени, обнимал ноги своих палачей (путы с пленников сняли, если связанных в Колодец бросать, не так зрелищно подыхают).
Не помогло. В десяток рук поволокли к Колодцу, не слушая вопли о том, что, мол, он только-только мобилизован, даже пальнуть ни в кого не успел, не то что убить. Раскачали извивавшееся тело, зашвырнули поближе к центру Колодца.
Слизь пришла в движение, забурлила. Толпа придвинулась поближе, теперь не страшно, теперь у Слизи есть пропитание, наружу не выплеснется. А случалось всякое, до того, как поняли, что для спокойной жизни надо Колодец регулярно подкармливать.
Сначала распалась одежда. Была и не стало, парень барахтался голым. Затем, очень быстро, не стало кожи, показалось кроваво-красное мясо.
Мобиль орал не переставая, хотя те, кто со Слизью вплотную столкнулся и каким-то чудом жив остался, рассказывали: боль поначалу совершенно не ощущается, пока Слизь еще до внутренностей не добралась. Таких уцелевших было немного. Однорукий Трофимыч, например. Повезло ему, случился рядом топор и чурбак, на каком дрова кололи, – быстро оттяпали по плечо руку, куда самая малость Слизи угодила, а ниже локтя уже ни кожи, ни мышц не оставалось, только кости сквозь студенистую массу просвечивали.
Вот такая она, Слизь. Все вокруг очень быстро в себя превращает, кроме камня, металлов и стекла. Зато земли в Затопье самые плодородные во всей округе, и чем ближе к Колодцу, тем плодороднее. И если весной посадишь картошку, то и в урожае осеннем будет она же, а в других местах всяко случается, порой такое вырастает, что глаза бы не глядели… Но за все в жизни надо платить.
Марьяша слушала, как орет парень, смотрела, как барахтается, быстро теряя наружные покровы, а затем и то, что внутри. Пыталась вспомнить мать, надеялась ощутить удовлетворение от справедливого возмездия… Но не ощущала. Вместо того пришло чувство, что все неправильно… Не так все должно быть. А как, она не знала.
Скелет, на котором мало что осталось, ушел на дно (если у Колодца вообще имелось дно, многие в том сомневались: дескать, прямиком в адские бездны дыра эта ведет). Кости Слизь тоже оприходует, но они медленнее растворяются.
Подошла очередь второго пленника, тоже из мобилей, – главного кровососа приберегали на десерт. Приговор звучал тот же самый, слово в слово, но мобиль, мужик лет тридцати, его не дослушал. Засандалил кулаком одному из охранников, оттолкнул другого – и пустился наутек.
Едва ли задумал и впрямь сбежать, слишком много людей вокруг столпилось. Может, понадеялся, что сгоряча вслед пальнут, легкую смерть подарят. Как бы не так… Подсекли ноги, навалились, скрутили, поволокли к Колодцу.
Он не вопил, умирал молча, но барахтался тоже отчаянно, словно надеялся выплыть и спастись… Куда там, превратился в слизь, как и первый, – видя и понимая, во что превращается. Это ведь самое страшное в казни колодезной: видеть и понимать, что вот ты есть и прямо на собственных глазах перестаешь быть, исчезаешь, распадаешься… Боль-то что, ее и потерпеть можно, а от слишком сильной все равно люди сознание теряют.
Если на главного кровососа и произвела впечатление страшная смерть его подручных, то внешне он никак страх не проявил. Стоял как стоял, на мир через узенькие щелки век поглядывая.
К этому Судья обратился по-другому:
– Не знаю, откуда ты к нам пришел и за какие грехи наши, но и сам убивал, и парней наших на то подбил, – и, стало быть, их вдвойне виноватее. Повинен смерти!
Кровосос молчал, да и что тут скажешь, чем оправдаешься… Разные здесь приговоры звучали, порой возмущавшие Марьяшу, но стояла бы она сама сейчас на возвышении с повязкой на глазах – сказала бы то же самое. Первых двух, может быть, и помиловала бы, а главному из троих гаду другой дороги нет, кроме как к Слизи в гости.
Никто не сомневался, что сейчас прозвучит завершающая фраза приговора «В Колодец его!», но она не звучала и не звучала. Судья о чем-то совещался со смотрящим и хранителем, сошлись почти вплотную, головы сблизили, даже стоявшие поблизости расслышать ничего не могли. Неужели придумывают какую-то новую казнь, небывалую, вовсе уж мучительную, такую, что пострашнее Колодца будет? Это уже лишнее, считала Марьяша, хватило бы и Слизи кровососу.
Посовещались, и Судья заговорил:
– Колодец сейчас сытый, не будем зря мясо в него кидать. Он-то, Колодец, сожрет, не подавится, только дай, да прибытка с того обществу никакого. Пусть пока кровосос у вас взаперти посидит. Расспросите его с пристрастием о Базе ихней, ни огня, ни плетей не жалеючи. А через неделю – в Колодец!
Толпа недовольно заворчала. Судья вроде бы все правильно рассудил, и о пользе общества вроде бы подумал, да и секреты кровососов узнать не вредно, все так. Однако перенос главного зрелища, для которого все собрались, разочаровал. Даже Марьяшу разочаровал. А Боба вздохнул так, что словно бы ветерок пронесся над головами стоявших рядом, зашевелил им волосы (у кого они оставались, конечно, – лысели нынче слишком рано и слишком часто в сравнении с прежними временами, причем как мужчины, так и женщины).
Кровосос вновь не проявил никаких эмоций при известии об отсрочке казни и об ожидающих его пытках.
Проня нагнулся к самому уху Марьяши, заговорил негромко и быстро:
– Слухи ходят, что у Выры, у хранителя, старший сын к кровососам угодил, на Базу. Чую я, что-то мутят они у нас за спиной, как бы не сказали потом: сбежал, дескать, кровосос, не устерегли, а там глядишь, и сынок Выры объявится, чудом спасшийся, тоже как бы сбегший…
Марьяша чуяла другое: что кроме перегара от вчера выпитого, несет от Прони чем-то еще, непонятный запах, но приятный. Потом сообразила: одеколон же! Отец как-то притащил из Города целую коробку плоских бутыльков, – запах был чуть иной, но похожий. Правда, вылакал папаша все очень быстро, дочерям даже одного флакона попользоваться не дал. А Проня, значит, на себя брызгает… Неужели для нее, Марьяши, старается? Все равно ничего не обломится клоуну, ни сегодня, ни вообще, хоть ты искупайся в одеколоне.
