Эта сука, серая мышь - Сафронова Ника (читать книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
Почувствовав, что я не сплю, он обернулся:
– Привет…
Сказал – и отвернулся опять. Выглядел он более чем подавленным.
Я не очень-то понимала, мается ли он оттого, что ночью был ни к чему не способен. Или, напротив, – в полной уверенности, что согрешил.
– Привет. Как ты себя чувствуешь? – пытаясь это выяснить, спросила я.
Он усмехнулся:
– Не помню ни черта!
– Как, совсем ничего?
Он кинул на меня быстрый, красноречивый взгляд.
– Совсем…
И тогда я решила пойти ва-банк.
– Ты был неподражаем… – с придыханием сказала я; получилось очень естественно.
Он резко встал и каким-то нервным движением провел себе рукой по волосам.
– Отлично!
Все его поведение говорило о том, что он проклинает эту ночь. А заодно и себя, и меня, и всю нелепость сложившейся ситуации.
Горько… как же горько это было осознавать! Я ему нисколечко не нужна! Даже теперь, когда я так близко, когда я такая доступная! Только дотронься!
– Ты не волнуйся, Всеволод. – Я встала и, обняв его сзади, прижалась к его теплой спине. – Оксана не узнает. Я не скажу.
Он немного помолчал, как бы осмысливая. Потом, повернув голову, поглядел на меня через плечо.
– Ты славная, Полина. Видит бог, я не хотел тебя обидеть. Так получилось. До сих пор не пойму, как я у тебя очутился. Я что, просто приехал?
– Да, ты просто приехал.
– И что потом?
– Потом мы пошли на кухню. Выпили немного шампанского, которое ты привез. И ты стал меня целовать… ласкать… прямо там, на кухне. Потом мы перебрались сюда.
Усмехнувшись, он потер подбородок, словно поражаясь себе самому.
– М-м-да! Главное, еще и с шампанским приперся!
Он так и не обнял меня в ответ. Только, развернув мою руку ладонью вверх, поцеловал.
– Прости…
– За что? Это была моя лучшая ночь…
Я так вжилась в образ, что набежавшие на мои глаза слезы казались мне слезами перенесенного счастья, а вовсе не слезами отчаяния. Не слезами худшего из всех моих прежних разочарований.
Обескуражено ероша волосы, Всеволод огляделся по сторонам. Увидел свою аккуратно сложенную одежду.
– Я пойду, ладно? – И не зная, как бы меня утешить, добавил: – Пообедаем как-нибудь вместе?
Он ушел. А я опять забралась в постель, все еще пахнущую его добротно стойким одеколоном. Я больше не плакала. Только, скрючившись, как от боли, прижимала к груди подушку, на которой он спал.
В комнату за разъяснениями явилась мама. Но, видя, в каком я состоянии, беспокоить не стала. А Старый Пляж проскрежетала с кухни:
– Ничего, пусть победокурит, пока молодая! Еще годок-другой и перезреет, глядишь. Кому тогда нужна будет?
Вот хрычовка! Заступилась, называется! И ведь не по недоумию, а специально. Потому что в душе осудила меня. Только мне все равно. Я боролась за свое счастье, и никто не в праве навешивать на меня ярлыки.
Прошло несколько дней. Я хотела забыть его, выкинуть из своей головы. И не могла. Чем больше хотела, тем больше умирала, не видя, не слыша его.
И вот однажды, не выдержав, я решила напомнить ему о его обещании. Набрала его номер. Блокирован. Тогда я сразу перезвонила ему на работу. А там разузнала, что его еще с утра забрали в больницу с приступом аппендицита.
Период, пока он был прикован к больничной койке, стал для меня воистину подарком судьбы. У меня опять появился благовидный предлог. И я использовала его на полную катушку.
Я моталась к Всеволоду каждый божий день. Варила ему бульон, как заботливая жена. Возила книги. Просто рассказывала всякую всячину. Он был мне благодарен за это. Даже, кажется, начал осознавать, до какой степени он мне небезразличен!
И каждый божий день я поздравляла себя, пусть с маленькой, но победой. Он видит, как я стараюсь, как поддерживаю его. А Оксанка…
Ах, да, Оксанка.
Вот тут-то как раз «судьба быть в маске» мне очень пригодилась!
Наша с Оксаной размолвка длилась месяца полтора. Мы даже не здоровались с того самого вечера.
И вот, наконец, пришло время восторжествовать справедливости. Я сама протяну ей руку мира, но отплачу той же монетой. Я брошу зерно, из которого между ней и Лихоборским вырастет непреодолимая стена. И никто не докажет мне, что я не права!
Я знаю свою подругу с детства. Знаю как облупленную. Все ее плюсы и минусы. Мне ничего не стоит вывести ее из игры. Особенно теперь, когда у меня на руках такой козырь, как ночь с Лихоборским! Разве она сможет ему это простить? Да ни за что! А меня простит. Я ведь сама невинность! Я же ведать не ведаю, что между ними все очень серьезно.
Оксанка чем-то удручена. Мы только что обнимались в пылу примирения. И вот теперь она пьет задумчиво чай и, кажется, абсолютно не слушает, что я ей говорю.
Может быть, она уже все знает про нас? Неужели он сам ей сказал? Ну, тогда он просто болван!
Я осторожно перевожу разговор в это русло.
– Оксаночка! Я хотела тебя спросить… Между тобой и Всеволодом было что-нибудь в ту ночь?
Она поперхнулась. Прекрасно поняла, какую ночь я имею в виду. Ту! Самую первую! Когда они даже не смогли досидеть до конца вечеринки – приспичило им!
– Ты что, Поля! – Возмутилась она… надо заметить, вполне натурально. – Как ты могла такое подумать? Он просто меня до дома подвез. Мы обменялись товарищеским рукопожатием. И он уехал.
Вот это да! Не думала, что она до такой степени со мной неоткровенна. Придется строить диалог немного иначе. Я делаю дурацкое, растроганное лицо:
– Правда? А я, дурочка, от ревности себе места не находила! – И рассказываю «по простоте душевной» про нас с Лихоборским. Пока без интимных подробностей. Всего лишь ненавязчивый штришок. О том, как у нас началось…
Оксанка аж посерела. Сделалась как вылитый ее батюшка Александр Сергеич в минуты затмения:
– ЧТО у вас началось?
Ага, попалась! Видела бы ты сейчас свои глаза! А знаешь, каково было мне? Я думала, что умру! Но я бормочу невинно, как агнец.
– Нет-нет, ты не думай, зайчонок! Тогда у нас ничего такого не было!
И продолжаю развивать на глазах изумленной Оксанки бурный роман. Помаленьку подбираюсь к долгожданному вечеру. Это мой разящий удар! Удар ниже пояса!
Для убедительности я опускаю подробности. Просто говорю, что нагрянувший ко мне среди ночи Лихоборский был слегка не трезв, про Ирку расспрашивал…
– Кстати! Ты не в курсе, у них случайно нет романа?
– В курсе! Нет!
Оксанка напряжена до предела.
А я, наоборот, делаю выдох великого облегчения:
– Какое счастье! Ты не представляешь, как я переживала! Понимаешь, зайчонок, мы с ним в тот вечер…
И тут я понимаю, что не могу из себя это выдавить.
Это ведь ложь! Да такая грязная, что сюда вот-вот, справедливости ради, явится тень отца Гамлета и уличит меня в этой лжи!
Я начинаю мямлить.
– …Ну, в общем, у нас было это… ну, ты должна понять, что я имею в виду…
– Что?! – У Оксанки в этот момент такое лицо, что на нее жалко смотреть. – Ты переспала с Лихоборским?!
Да, признаю. Это был действительно удар ниже пояса.
Бедная, несчастная Оксанка! Я причинила ей ужасную боль, но я не могла поступить иначе (надеюсь, где-то на Небесах меня за это простят). На войне и в любви, как известно, все способы хороши.
И, между прочим, это сработало! Честное слово! Оксанка от ревности порвала с Лихоборским. А меня, жалеючи, снова пустила под свое благородное крылышко.
Что же до самого предмета нашего с ней разлада, то после выписки из больницы я его ни разу не видела. Поначалу он еще реагировал на мои звонки. Говорил тепло и даже по-дружески. А потом не стал подходить к телефону. Или, если я его все-таки доставала, шипел, как раскаленная сковорода: «Будь добра, не звони мне больше, пожалуйста».
Я все сносила и все ему прощала. Чуть только затянется, снова набираю треклятые цифры. Словно бес меня попутал. Но неожиданно я узнала, что никакой это не бес. Это болезнь. Редкая, как зубы во рту у младенца. Эротомания. Само название за себя говорит.
