Чеченский этап. Вангол-5 - Прасолов Владимир Георгиевич (книги онлайн полностью txt, fb2) 📗
– В Тугаче?
– Да, а что?
– Ладно, завтра о том поговорить с ним надо будет.
– Хорошо, ну пойду уже, заболтались, а завтра рано вставать, спокойной ночи.
– Доброго сна, – пожелал Кольша и лег.
Утром, перед самым рассветом, Кольша проснулся и шепотом позвал Арчи. Тот был рядом. Они потихоньку вышли из сарая и направились к ручью. Первые лучи солнца разорвали туман, укрывший деревню. Кольша с нескрываемым восторгом смотрел на небо, наполнившееся легким, трепетным сиянием. Сколько лет он мечтал увидеть эту бездонную синеву над головой, эти сопки с клочьями запутавшегося в ветвях сосен тумана. Этот ручей с чистым звоном струй на перекате и раскрывшиеся, все в утренней росе, жарки. Комок подступил к горлу. Только теперь и именно сейчас он понял, что вот это все и есть его родина, его земля, и нет на свете ничего этого дороже. Арчи осторожно подошел к урезу воды и жадно пил чистую ручейную воду. Кольша, сбросив с себя одежду, с разбегу влетел в обжигающе холодный омут, нырнул и, высунув голову из воды, отдуваясь и фыркая, смотрел сквозь мокрые ресницы, как, искрясь и переливаясь всеми цветами радуги, преображается все вокруг. Арчи сидел на берегу, смотрел на хозяина и, чуть пошевеливая хвостом, улыбался во всю свою собачью морду.
– А, вот вы где! Я тоже хочу! – Петька, сбросив одежду, с разбега влетел в омуток.
Накупавшись вдоволь, они пошли в дом к Фролу, там давно дымила печная труба – значит, завтрак готов.
– Петь, ты говорил, твои родные где-то в Тугаче?
– Да, там женская командировка, ну, лагерь, где одни бабы, Марьин Клин называется, а что?
– Да Семен, что в сарае спит, долго сидел в лагерях, в Тугаче тоже, три года, как вышел. Может, знает чего про твоих. По крайней мере, надо с ним поговорить.
– Надо, обязательно, раз сидел, ведает, как туда добраться. Начальство тамошнее, опять же, должен знать. Давай поговорим.
– Вот поедим и зайдем к ним. Я с Федором Егорычем вчера говорил, Семен этот спал.
– Хорошо.
Когда они пришли после завтрака, Федор сидел на улице, на лавке у сарая, ожидая Фрола, который собирал им припасы.
– Утро доброе.
– Доброе, – ответил Федор Егорыч.
– Мы хотели с Семеном поговорить, у нас родня в лагере в Тугаче.
– Дак поговорите, вон он у ручья, сейчас придет, водицы наберет в дорогу и придет.
– А что я могу сказать про лагерь, – ухмыльнулся Семен, когда выслушал Кольшу и Петра. – Они все одинаковые, бараки да колючка. Тоска смертная да голод, день прожил, и ладно. Ох, не надо вам, парни, близко к тому месту подходить.
– У нас там родня сидит, мы их навестить хотим.
– До села Агинское из Красноярска добраться можно машинами попутными, а дале только пехом до Тугача. Не ходите туда, сгинете… Боле ничего не скажу, не помню я ничего и вспоминать не хочу.
– Что ж, и на том спасибо.
– А и не за что! Я вам ничего и не говорил. – Семен как-то по-воровски оглянулся и пошел с баклажкой к своему приятелю.
– Да, видно, натерпелся мужик, аж здесь, в глухомани таежной, и то оглядывается. – Кольша посмотрел вслед ковылявшему от них Семену.
«Да, и не подумаешь никогда, что он по золоту мастак, простой, как все, человек, работяга», – думал Кольша.
После обеда Федор Егорыч и Семен собрались уходить. Припаса Фрол им не пожалел, обещали щедро расплатиться по осени. Поверил им Фрол. В тайге без веры жить никак нельзя, пропадешь. Кольша и Петька вышли проводить до околицы. Прощаясь, Семен отошел в сторону и сказал Петьке шепотом:
– Лагерь там огромный, несколько тысяч человек, в основном враги народа и уголовники, они за колючкой; есть и бесконвойные командировки, слышал, что староверы там тоже были, но где – не знаю, потому без обид, правда не знаю, уж не обессудьте, парни.
– Спасибо, Семен, мы их найдем.
– Ну, бог вам в помощь, да, еще, есть человек в Агинском, он всем в делах таких помогает, его кличут Мама Родная, найдите его.
– Мама Родная? – переспросил Кольша, улыбнувшись.
– Спасибо. Удачи вам. По осени ждем.
Кольша долго смотрел вслед удаляющимся старателям и думал, надо будет осенью дождаться их да попросить рассказать, как они золото ищут и моют, пусть бы его научили этому ремеслу, а то как-то неправильно получается. «Живем на золотых ручьях, а как добыть этот дорогой металл, не знаем. Обязательно этого Семена расспрошу про все».
В этот момент, уже на опушке леса, Семен, как будто услышав мысли Кольши, обернулся и помахал ему рукой. Кольша тоже махнул рукой.
Вечером Фрол, Кольша и Петька разложили небольшой костер на краю деревни, на пологом берегу ручья, там, где когда-то собиралась деревенская молодежь. Где плясали под гармонь и пели, где знакомились и впервые влюблялись. Они сидели, молча вспоминая былое веселье на этом месте. Не так уж много времени пролетело, а нет ни деревни, ни людей, как будто и не было никогда. Кольша переглянулся с Фролом, одна и та же мысль промелькнула у них.
– А пусть наши дети на этом берегу свое счастье встретят! Так тому и быть, а иначе зачем эта жизнь вообще нужна.
– Когда уходите? – спросил Фрол, выслушав Кольшу.
– Завтра и пойдем, собраться надо в дорогу. Фрол, нам-то снеди какой в дорогу осталось?
– А вам-то зачем? Руки-ноги есть, в тайге не пропадете, – улыбнулся Фрол.
– Так, на черный день, если что, сохатины вяленой да рыбехи чуток, – возразил Петька.
– Да возьмите сколько надо, своим передать тоже потребуется, если свидетесь.
– Ну, пока мы до них доберемся, хорошо, если что уцелеет, – со смехом сказал Кольша, дав знак Петру помалкивать о планах.
– Да ну вас. Лезьте в ледник сами. Как дети малые.
– Хорошо, Фрол, у нас времени на подготовку очень мало, – уже серьезно продолжил Кольша. – Нам придется сначала по Ангаре до великого озера Байкал добраться, потом на север, по моим прикидкам, еще две недели хода, да обратно, если все в порядке, за два-три месяца управимся.
– По Ангаре грузовые баржи до Иркутска ходят, к ним вам надо пристроиться или еще к кому.
– Я так и думал, а завтра надо на Енисей выйти и до Ангары как-то добираться.
– Пойдем берегом, дня за три доберемся.
– Берегом опасно.
– Почему?
– Кольша, у меня ведь никаких документов нет.
– Вообще никаких? – Кольша озабоченно нахмурился.
– Никаких. Все книги записей, что староста вел, сгорели еще тогда.
– Вот что, Петя, думаю, мы поторопились, нельзя, получается, нам вдвоем идти, – сказал Кольша. – Мне одному проще будет добраться. А тебе надо в районный центр топать, в милицию. Надо документы получать, без них нынче никак нельзя, тебе сколь лет-то?
– Наверное, восемнадцать скоро будет.
– Вот и иди, и скажешь, что хочешь, как все люди, паспорт иметь гражданина СССР.
– А спросят, кто я такой, какой веры, что говорить?
– Про веру не спросят, а ты и не болтай. Скажи, родителей не помню, живу у брата сродного, фамилию его назови Иванов, а имя-отчество свои. Про родню, что в лагере сидит, не говори вообще никому ничего. Понял?
– Понял. Но итить туда страшно.
– Надо идти, Петька, иначе тебя в любом месте прищучат и тоже в лагерь, за колючую проволоку отправят. А я свое обещание сдержу, схожу куда надо и вернусь сюда, за тобой. В Тугач вместе пойдем, глядишь, и вытащим твоих. Договорились?
– Договорились.
Они пожали руки, и Кольша пошел собирать себе припас в дорогу. Инструмент и соль, что принес с собой, отдал Фролу, чему тот был несказанно рад.
Фантазии Евграфа Семеновича. 1948 год. Ленинград
Евграф Семенович с удовольствием гулял с палочкой от своего дома на Поварском переулке до Аничкова моста на Фонтанке и обратно. Его маршрут был неизменен много лет – Конюшенная, Владимирский, а потом Невский проспект, набережная Фонтанки, мимо библиотеки имени Маяковского и по Графскому переулку к себе домой. За два послевоенных года Ленинград почти был восстановлен, и это его искренне радовало. Он любовался чистым небом и крупными листьями каштанов, недавно высаженных в скверах библитеки. В этом месте он всегда вспоминал о своем творении, которое просто спасло ему жизнь во время голода и холода блокады. Евграф Семенович писал. Вернее, записывал то, что ему приходило в голову неведомыми путями от неведомых ему и потому загадочных источников. Благодаря им он точно знал, что фашизму в Германии свернут голову, еще тогда, когда бомбы падали на эти вот улицы и танки вермахта стояли в пригородах Москвы. И ему не было тогда страшно за будущее народа-победителя. Он продолжал писать свою сверхфантастическую книгу, в которой герои жили значительно впереди того времени, в котором жил он сам. Таким образом, он как бы совершал путешествие во времени, но делал это не напрягая воображения, а через перо и бумагу, куда записывал те события, которые проживали созданные им герои. Удивительное было в том, что, когда герои его повествования вспоминали прошлое, они порой говорили о том самом времени, в котором и жил сейчас Евграф Семенович. И происходящее потом в точности соответствовало тому, о чем они говорили. Он много раз проверял это и убедился в достоверности приходящей ему информации. Ему стало очень интересно жить, ему просто захотелось жить, познавая мир будущего через свои записи. Каждое прикосновение его руки к перу приносило новые открытия. Вчера, например, он узнал, что именно наша страна запустила первого космонавта, именно наш космонавт первым вышел в открытый космос, и этим можно было гордиться, но этого еще не случилось фактически, и об этом знал только он один. Это не мешало ему иметь отличное настроение и улыбаться прохожим. Завершив прогулку приветственным поклоном колокольне Владимирского храма, в ответ на удар большого колокола, Евграф Семенович пришел в свою квартиру, совершенно освобожденную от мебели за годы блокады. Раздевшись в прихожей, он прошел в кухню, где, как всегда, наготове стояла свеча и все для писания. Он взял в руки ручку и, обмакнув в чернила, начал писать.
