Письмо королевы - Арсеньева Елена (мир книг .TXT) 📗
– Так, ваше превосходительство, все одно мы деньги большие на подкуп лакеев тратим, ну, придется приплатить.
– Ага, ага, все вы горазды за казенный счет выдумки выдумывать, а кому нож к горлу приставят, когда настанет время отчет сдавать и в тратах виниться? Ладно, это все пустое. Сейчас слушай вот что. Прибежал этот, как его, писарь Сегюра, Ульян…
– Жюль, ваше превосходительство, его Жюлем зовут!
– Да хоть горшком назови, Жюль, Ульян – велика ли разница?! – словом, притащил обрывки каких-то бумажек, по виду, черновик письма, которое хозяин приготовил к нынешней отправке. Взгляни-ка, Петруша, мы его уж форсировали.
– «…у нее претупая голова, мне не удалось заставить ее сочинить шесть стихов на заданную тему. Она беспрестанно делает ошибки против языка и правописания. Коли она была бы частною женщиною во Франции, то многие парижские дамы не нашли бы ее довольно любезною для того, чтобы отужинать с ними. Притом Фитц-Герберт уверяет, что, родись она мужчиной, она была бы мудрым законоведцем, а Кобенцель полагает, что сделалась бы великим министром. Чтобы не отстать от них, мне пришлось уверить ее, что она сделалась бы знаменитым полководцем.
– На этот раз вы ошибаетесь, – возразила она. – Я знаю себя; я бы отважилась на все для славы и в чине поручика в первую кампанию не снесла бы головы.
Эти слова ее очень показательны в том смысле, что довольно говорят о силе ее характера и склонности к авантюрам. Известна история комплота, который привел ее на престол.
В другой раз мы говорили о предположениях, которые тогда делались в Европе по поводу ее минувшего путешествия с императором Иосифом. Мы все были одинакового мнения и уверяли, что везде будут думать, будто она с императором хочет завоевать Турцию, Персию, даже, может быть, Индию и Японию, что ее замыслы занимают и тревожат всю Европу. Она откровенно радовалась этим словам и говорила, что о приписываемых ей планах стоит подумать. А потом выпытывала у меня насчет тех колебаний, которыми сотрясается теперь престол его величества. Не удивлюсь, если эта коварная и алчная особа лелеет надежды воспользоваться ситуацией и присоединить свои усилия к усилиям…»
– Ну, прочитал?
– …Боже ты мой… Это про кого ж он пишет?!
– Разве непонятно? Ты что ж, Петруша, дитя малое?
– Неужто про государыню?
– То-то и оно. И заметь, это всего лишь brouillon [9], а уж коли в черновике такое, то что ж он, гад подколодный, в донесении прямом написал?! Страшно подумать. Теперь, Петруша, надо нам из кожи вон вылезти, а всякую его дипломатическую цидульку иметь для просмотра и копирования. Из этих их дипломатических донесений и расходятся потом по газетенкам сведения для пасквилей, а знал бы ты, как болезненно реагирует государыня на измышления злобные касательно ее особы! Конечное дело, она хоть и императрица, а все женщина пречувствительная! И вот я тебе что хочу поручить, Петруша. Ты с этим Ульяном, ну, секретарем посольским, как его там… Жюлем, значит, сойдись покороче. Ты ж по-французски горазд и читать, и болтать! Малый сей нам вполне может стать нужным и даже необходимым. Подружись с ним, поводи по кабакам, ну, к девкам заглянуть дозволяю…
– Что? Как это – к девкам? Я ж человек женатый! Агафьюшка у меня есть, никакие девки мне не надобны, стыд это и измена!
– Ой, да подумаешь, как всполошился! Что я такого сказал? Ну, не хочешь, не таскайся по девкам, зазови его к себе домой, посидите за наливочкой по-семейному. Наливочку-то твоя Агафьюшка ненаглядная ставила? Если нет, я пришлю, у нас наливочка знатная, вишневочка, не одну кварту мы с твоим батюшкой покойным усидели.
– Есть, есть у нас наливочка, не извольте беспокоиться.
– А все ж я своей пришлю, с ней ничто не сравнится. Но ты сам смотри, Петруша: хошь – мою пей, хошь – свою, да только обгуляй ты мне этого Ульяна, сиречь Жюля, чтоб он тебе душу запродал, ровно дьяволу. И денег на него не жалей. Понял? Слух дошел, посольские начали шифры менять, так вот – мне здесь, в Цифирной службе, их новый шифр нужен в тот же день и час, а то и раньше, чем у Сегюра окажется. Понял ли, Петрушка?
– Понял, ваше превосходительство, чего ж тут не понять! Дозвольте идти?
– Иди, да не просто иди, а с Богом!
Наши дни
Н-да… Ну не было больше у Алёны Дмитриевой никаких слов, кроме «н-да»! И смех и грех. Интересно, этот красивенький испанец с такой дикой поспешностью бегал от нее конкретно или являл собою некую разновидность этого, как его там, парня из «Ночного дозора», который непрестанно то входил в Сумрак, то выходил из него? Может, двери, в которые он вбегает, не просто вход в подъезды, а некие разновидности порталов, тем паче что дверь по-французски – porte?
Алёна перешла улицу (красная фигурка на светофоре как раз сменилась зеленой) и подошла к предполагаемому порталу. Да вроде бы ничего фантастического, дверь как дверь… Поцарапала ее ногтем и, начисто забыв, что собиралась свернуть по улице Скриб к Опера, пошла дальше по бульвару Мадлен. При этом она беспрестанно оглядывалась, словно надеясь, что «синие ушки» вот-вот выскочат из портала. На самом деле она, конечно, не надеялась. Просто длилось странное ощущение, будто кто-то смотрит ей в спину. Вот она и думала, что испанец таращится на нее сквозь какую-нибудь щель в портале… Щель в портале!!! Господа фантасты!!! Этот невероятный образ Алёна Дмитриева отдает вам даром!
Между прочим, не зря, не зря чудился ей чей-то взгляд… Взгляд был-таки, а также имел место некий разговор.
– Опять! Она опять подала ему сигнал!
– Ты о чем?
– Я только что видел эту русскую в сером! Видел Диего! Она точно шла на встречу с ним! Они остановились по разным сторонам улицы, и он вдруг сорвался с места и скрылся в каком-то подъезде! А она идет дальше по Мадлен!
– Бруно… сегодня не твой день, как мне кажется. Ты дважды упустил Диего и снова рискуешь упустить его связную. Догони ее и убери. Давай быстрей, и чтобы больше никаких недоразумений на сегодня, понял?
– Понял.
Алёна оглядывалась, оглядывалась и дооглядывалась до того, что услышала вдруг какой-то щелчок, а потом ощутила, как ее черные вельветовые джинсы, до сей минуты даже слишком плотно облегавшие талию, вдруг сделались какими-то странно-свободными. Она воровато просунула руку под шубку и с ужасом ощутила, что крючочек, державший штаны, оторвался. То-то он в последнее время был каким-то слишком гибким и как бы мягким!
Алёна обшарила мысленным взором сумку… нет, булавки нету. Как же быть?! Не идти же, поддерживая штаны! То есть какое-то время так пройти можно, но, пока до дома дойдешь, проклянешь все на свете. Да и уже нет времени заходить на рю Друо, переодеваться и натягивать на себя еще более узкие Маринины джинсы (наша героиня, надеясь прибарахлиться в столице мировой моды, прихватила с собой одну пару брюк), ведь, пока она тут шлялась, время подкатило к одиннадцати, пора со всех ног бежать за Танечкой!
Алёна мысленным взором окинула прилегающие окрестности. Срочно нужен магазин. Они тут на каждом шагу, прямо скажем, натыканы, все-таки дело происходит, прошу не забывать, в Париже, но это должен быть магазин с демократичными ценами – раз, где есть большой выбор одежды – два, а три – с реальными размерами, не только на Твигги рассчитанными, но и на фактурных русских красавиц. О, есть такой! Это «Promod», один из филиалов которого совсем недавно открылся на стыке площади Опера и бульвара Капуцинок, который почему-то в России упорно называют бульваром Капуцинов, а между тем он называется именно boulevard des Capucines, а не Capucins. По бульвару Капуцинок некогда прошел первый парижский омнибус, а в доме № 14 в 1895 году впервые был показан кинофильм братьев Люмьер, и картина Клода Моне называется «Бульвар Капуцинок в Париже», так что в название известного русского фильма вкралась смешная ошибка. Штука в том, что некогда здесь находился женский монастырь ордена капуцинов, и бульвар назвали именно в честь монахинь. Прямо напротив, чуть поодаль, стоял мужской капуцинский монастырь, но он почему-то не удостоился чести быть увековеченным в парижских названиях.
9
Черновик (франц.).