Мара - Уолкер Руфь (серия книг txt) 📗
Мара хорошо знала: раз она напилась — будет спать крепко, да и все остальные обитатели табора наверняка улягутся рано, предвкушая завтрашнее угощение. Значит, за ней никто следить не будет — но что с того? Даже если ей удастся убежать, что делать потом? Уйти к гаджо? Ведь ни одно цыганское племя ее не примет, и не только потому, что ее объявят марамай, но еще и из-за страха перед ее дедом. Денег же у нее не было, если не считать пригоршни спрятанных в моряцком сундуке монет. Ее одежда состояла из сплошных обносков, и ни один гаджоне возьмет ее в таком виде к себе на работу даже поломойкой.
Да, она выучилась болтать на их языке, но ведь всем известно, как опасны для цыганской женщины мужчины гаджо! Для мужчин гаджотоже сейчас тяжелые времена: столько вернувшихся с войны не могут найти себе работу… А уж если гаджотяжело, то что говорить о цыганах? Цыгане всегда были изгоями, они даже в полицию не могут обратиться за помощью. И часты случаи, когда цыганок насилуют сами же полицейские.
«Какие идиоты эти гаджо, — думала Мара, — с чего они взяли, что все наши девушки шлюхи? Неужели они не знают, что мы храним девственность так же бережно, как сумаджию? Только если табор голодает, наши женщины опускаются до того, чтобы торговать собой, — и то только замужние женщины, вдовы или те, кто уже потерял невинность. При этом, правда, они никогда не упустят случая состроить гаджоглазки. Как же еще иначе можно заставить их раскошелиться?»
Убежать, не заручившись поддержкой мужчины, было бы самоубийством. Ей опять вспомнились отвратительные истории о том, как гаджонасилуют цыганок. Но что, если убежать не одной? Что, если подготовить к побегу Йоло? С ним Мара могла бы чувствовать себя в безопасности. Она не раз видела, как он кидает на состязаниях нож, не раз любовалась его сильным телом. Он сумел бы найти себе работу — на ферме, на конюшне или на скачках. Они с ним вполне сошли бы за испанцев или за румын и втерлись бы в мир гаджо… Да, это только мечта — но почему бы не попытаться ее осуществить? Йоло прекрасно умеет обращаться с лошадьми. Быть может, его взяли бы даже в бродячий цирк, и тогда она тоже научилась бы разным трюкам… При мысли о цирке, которым она бредила вот уже восемь лет, у нее перехватило дыхание…
Дверь отворилась, и в автобус вошла Чармано. Она поставила перед Марой тарелку с едой:
— Вот, принесла тебе поесть. Хотя, будь моя воля, ты бы у меня уснула сегодня голодной. Но твой дедушка велел тебя покормить, и я исполнила его наказ, потому что мы, женщины, должны повиноваться.
Мара даже не посмотрела на еду, и Чармано это взбесило:
— Жри давай, а не то я быстро все унесу!
Молча взяла девушка вареное яичко. Она внимательно рассмотрела его и, убедившись, что скорлупа нигде не треснула, очистила и съела. Но в свинину или в блинчики могли что-нибудь подсыпать. А если она уснет и проспит как убитая до рассвета, все потеряно.
Она скорчила гримасу, словно от боли, и, застонав, положила руку на живот.
— Что-то у меня живот разболелся, — сказала девушка. — Подожду пока есть остальное.
— Это тебе в наказание, — хмыкнула тетя и, оставив тарелку с едой, ушла. Мара выждала минутку-другую, потом сползла с раскладушки и потрясла за плечо бабушку.
— Что такое? — спросила сонная София.
— Хочешь есть?
— Чего тебе, Мара? — проворчала бабушка, открыв глаза. — Неужели нельзя дать мне отдохнуть? Ты же знаешь, что мне завтра вставать ни свет ни заря жарить кур.
Мара протянула ей тарелку с едой:
— Вот, Чармано принесла мне. Только я есть совсем не хочу — наверное, слишком волнуюсь. А еда пропадает.
— С чего бы это тебе волноваться? — София приподнялась и взяла тарелку. — Дедушка о тебе позаботился. У тебя скоро будет богатый муж. Да и потом, кто знает… его мать совсем уже старая. Не вечно же ей жить. Когда она загнется, ты заживешь по-настоящему. Все не так уж плохо! — продолжала она, набив рот свининой. — Этот старый дурак наверняка скоро перестанет быть мужчиной. Еще несколько месяцев — и ты будешь свободна. А потом станешь богатой вдовой и сможешь найти парня, который согреет твою постель. Только выбирай сироту, а то опять придется быть на побегушках у свекрови.
Покончив с едой, она довольно облизала жирные губы.
— Свинина хороша, только слишком много майорана в нее бухнули. — Старуха хлопала глазами точно сонная сова. Мара взяла у нее пустую тарелку. — Спи, девочка, спи, — пробормотала София и уже спустя минуту разразилась громким храпом.
Мара чувствовала себя чуть-чуть виноватой — но совсем капельку. София единственная, кто хорошо ней относился, но ведь ее ни в чем не заподозрят, когда обнаружат, что Мара сбежала.
Шум на улице постепенно стихал. Мара знала, что еще немного — и все разойдутся по своим шатрам и раскладушкам. Она быстро собрала свои жалкие пожитки — пару юбок, несколько рубашек, нижнее белье и доставшийся ей в наследство от матери платок.
Завернув все это в узел, она спрятала вещи под раскладушку и легла в ожидании под одеяло. Хорошо, что в автобусе было сейчас прохладно, а то уж больно жарко лежать в одежде… Наконец вновь появилась Чармано с фонарем в руках и склонилась над ней. Мара старалась дышать как можно глубже, так, словно спала под действием зелья. Тетка довольно ухмыльнулась.
— Ну, кто из нас оказался хитрее? — прошипела она.
Едва Чармано ушла, Мара скинула одеяло. Но встать она еще не решалась. Она лежала, размышляя о том, чтоей предстояло совершить. Когда они с Йоло сбегут из табора, их объявят марамай, неприкасаемыми. Для своих семей они перестанут существовать — равно как и для всех остальных цыганских таборов. Для нее это не слишком большая жертва, она всегда была изгоем, но как переживет это Йоло? Он, любимый сын своего отца, родившийся, когда Ласло уже сравнялось пятьдесят, он, который должен однажды получить часть прекрасного наследства? А что, если она неправильно поняла его взгляды, что, если ей послышалось, будто он любит ее? Но ведь он же ее поцеловал!
Тело Мары наполнялось жаром, когда она вспоминала об этом поцелуе. Это произошло на конюшне за дальним полем, где Яддо держал лошадей на продажу. Йоло тихонько проскользнул туда вслед за Марой и неожиданно поцеловал ее. Его губы были так горячи! В конюшне царил полумрак; сердце девушки бешено забилось, казалось, еще чуть-чуть — и оно выскочит из груди. Она дышала так часто, что сама испугалась: вдруг он подумает, что она больна? Но его дыхание стало не менее тяжелым. Он прижал ее к себе, и она почувствовала прикосновение его мужского органа.
У нее закружилась голова, точно у пьяной, горячее, мучительное ощущение закралось между бедрами. Он ласкал ее груди, затем проскользнул под юбку… ей казалось, что она теряет сознание. Он прошептал, что хочет ее, что они должны быть вместе, что наплевать на все. Она упала на сено и, конечно же, отдалась бы ему прямо там, на конюшне, не раздайся вдруг где-то совсем близко чьи-то голоса. Йоло тихонько выругался и скрылся, а она все никак не могла прийти в себя и подняться.
Ну разве не глупо было сомневаться в Йоло после этого? Конечно же, он сделает для нее все, если она ему отдастся. Мара не раз слышала от других женщин, как понравиться мужчинам, как сделать их счастливыми. Теперь она убедилась, что именно это и нужно Йоло, и она сумеет сделать так, чтобы никогда ему не надоесть.
Мара притаилась, услышав доносившиеся через заколоченное окно голоса. Говорили довольно громко, и девушка легко узнала Тондо, старшего из ее дядьев, и Ласло.
— Счастливчик ты, Ласло, — говорил дядя. Он был коренастый, маленького роста; Мара всегда стеснялась его — он вечно окидывал ее горячим взглядом, когда никто на них не смотрел. — Мужчина может никогда не стареть: была бы теплая молодка, чтобы греть по ночам старые косточки. — И хитро добавил: — Правда, она может и в могилу свести раньше времени.
— Нет, молоденькая курочка только освежит меня, я уверен! — расхохотался в ответ Ласло.
