Храмовый тигр - Корбетт Джим Эдвард Джеймс (онлайн книга без txt) 📗
По-моему, нигде в мире слуги не проявляют такой терпимости к причудам своих хозяев, как в Индии. Когда после двадцатичетырехчасового отсутствия я вернулся в рест-хауз, никто не выразил удивления и не задал ни единого вопроса. Меня ждали горячая ванна, чистое белье, и через некоторое время я уже сидел за завтраком из овсяной каши, яичницы-болтуньи, горячих чапати, [10] меда — подарок старого священника — и чая. После завтрака я сел около веранды на траву полюбоваться чудесным видом и обдумать планы на будущее. Я расстался со своим домом в Найни-Тале ради одной-единственной цели — убить Панарского леопарда-людоеда. Но после той ночи, когда этот хищник попытался стащить пастуха с площадки возле храма, о нем ничего не было слышно. Священник, бания и все люди из ближних и дальних деревень, которых я расспрашивал о нем, говорили, что временами он надолго исчезает, словно сквозь землю проваливается. Все они сходились на том, что наступил один из таких периодов, но никто не мог сказать, долго ли он продлится. Людоед орудовал на огромной территории, где обитало, возможно, еще десятка два леопардов. Найти на этих просторах и застрелить единственно нужного зверя, который к тому же временно перестал убивать людей, представлялось мне безнадежной затеей.
Покончить с людоедом мне не удалось, и дальнейшее пребывание в Дабидхура было бесцельным. Оставался, правда, храмовый тигр. Но я не считал себя обязанным уничтожать этого тигра и был твердо убежден, что, если бы не преследовал его, он убил бы гораздо меньше скота. Трудно сказать, почему тигр-самец начал убивать домашний скот в день моего прибытия в Дабидхура. Прекратит ли он это делать после моего отъезда, покажет время. Во всяком случае, я приложил все усилия, чтобы убить его, возместив, насколько позволял мой кошелек, убытки, которые он причинил людям. Благодаря ему я пережил много волнующих минут. Охота была очень интересной. Поэтому я не был в обиде на него за то, что он оказался победителем в той захватывающей игре, которую мы вели с ним последние четыре дня. Эти четыре дня потребовали от меня напряжения всех сил, и сегодня я решил отдохнуть, перед тем как завтра пораньше отправиться в обратный путь — в Найни-Тал. Едва я принял это решение, как голос позади меня произнес:
— Здравствуйте, саиб. Я пришел сказать, что тигр убил у меня корову.
Итак, еще один шанс попытаться застрелить тигра. Но убью я его или нет, мой план уехать на следующий день остался неизменным.
Раздраженный вмешательством людей и медведей, тигр переменил место и убил последнюю жертву на восточном склоне Дабидхурской горы, в нескольких милях оттуда, где я поджидал его накануне вечером. Эта холмистая местность, покрытая редким кустарником и одиноко стоящими деревьями, — идеальное место для горных куропаток, но меньше всего можно было надеяться обнаружить здесь тигра.
Склон горы наискось пересекала неглубокая ложбина, в которой участки густого мелколесья чередовались с поросшими низкой травой полянами. Корова была убита на краю одной из таких полян. Затем тигр оттащил ее на несколько ярдов по направлению к кустам и бросил на открытом месте. По другую сторону поляны, ниже по склону, рос большой дуб. На этом дереве, единственном на сотни ярдов вокруг, я и решил дожидаться тигра.
Пока мои люди грели воду для чая, я попробовал выяснить, нельзя ли застрелить тигра, не влезая на дерево. Я был уверен, что он залег где-то в ложбине, но, несмотря на тщательные поиски, не нашел ни малейших признаков его присутствия.
Дерево, на котором я собирался устроиться, изгибалось в сторону поляны. Его ветви часто обрубали, поэтому на нем росло множество молодых побегов. По ним легко было взобраться, но они мешали сверху видеть ствол. Футах в двадцати от земли имелся единственный нависавший над поляной большой сук, подходящий для засады, но добраться до него было трудновато и сидеть на нем не слишком удобно. В четыре часа дня я отослал людей в деревню, расположенную выше на холме, и велел там ждать меня, так как не намеревался оставаться в засаде после захода солнца.
Убитое животное, как я уже сказал, лежало на открытом месте в десяти ярдах от дерева и примерно на расстоянии ярда от густого кустарника. Я просидел на дереве уже около часа, наблюдая за бюльбюлями, обиравшими куст малины справа от меня, когда, скосив глаза в сторону коровы, увидел высовывавшуюся из-за куста голову тигра. Он, по-видимому, лежал, так как голова его находилась почти у самой земли, и смотрел на меня. Вскоре тигр протянул вперед лапу, за ней другую, потом очень медленно, не отрывая брюха от земли, подтянулся к добыче. Пролежав несколько минут неподвижно, все еще не спуская с меня глаз, нащупал губами хвост коровы, откусил его, отложил в сторону и начал есть. С тех пор как он подрался с медведем три дня назад, он ничего не ел, был очень голоден и теперь с жадностью откусывал большие куски мякоти от задней ноги коровы. Он напоминал человека, который с аппетитом ест яблоко вместе с кожурой.
Винтовка лежала у меня на коленях стволом в ту сторону, где находился тигр, нужно было лишь поднять ее к плечу. Я мог бы это сделать, если бы тигр хоть на миг отвел от меня взгляд. Но он сознавал грозившую ему опасность и, не отрывая от меня глаз, не спеша, но безостановочно ел. Когда он съел фунтов пятнадцать — двадцать мяса, а бюльбюли покинули куст малины и вместе с двумя подлетевшими к ним черношейными сойками подняли на ветках позади тигра невероятный шум, я решил, что настало время действовать. Если поднимать винтовку очень медленно, возможно, он не заметит этого. Но не успел я поднять ее на шесть дюймов, как тигр исчез за кустами, словно его оттянула мощная пружина. Держа винтовку у плеча и упираясь локтями в колени, я ждал, когда он высунет голову снова, так как не сомневался, что это скоро произойдет. Прошло некоторое время, и я услышал тигра. Он обошел кусты и, приблизившись к дереву сзади, там, где густая поросль молодых побегов не давала возможности видеть его, начал царапать ствол. Тихонько рыча от удовольствия, он несколько раз с силой рванул когтями по дереву. А я сидел на своей ветви и трясся от беззвучного смеха.
Я знал, что воронам и обезьянам свойственно чувство юмора, но не думал до того дня, что оно присуще и тиграм. Не предполагал я также, что зверю может просто везти, что он может обладать такой дерзостью, как этот единственный в своем роде тигр. В течение пяти дней он убил пять коров, причем четырех среди бела дня. За эти пять дней я восемь раз видел его и четыре раза стрелял в него. А теперь, насытившись за полчаса, пока я вынужденно бездействовал под его взглядом, он царапал дерево, на котором я сидел, и довольным ворчанием выражал мне свое презрение.
Старый священник, рассказывая о тигре, сказал:
— Я не возражаю, саиб, чтобы вы попытались застрелить этого тигра, но ни вам, ни кому-либо другому никогда не удастся это сделать.
И вот тигр по-своему подтвердил слова священника. Что ж, ему принадлежит последний ход в волнующей игре, которую мы оба вели, не причинив вреда друг другу. Но я не собирался доставить ему удовольствие еще и смеяться последним. Опустив винтовку, я рупором приложил ладони ко рту, дождался, пока тигр перестал терзать дерево, и крикнул во всю мощь своих легких. Крик эхом прокатился по холмам, заставив тигра во весь опор броситься вниз по склону, а моих людей бегом примчаться из деревни.
— Мы видели, как тигр, подняв хвост, удирал, — сказали они. — Посмотрите, что он сделал с деревом.
На следующее утро я простился с друзьями из Дабидхура и заверил их, что вернусь, как только людоед снова начнет действовать.
В последующие годы, охотясь на людоедов, я не раз бывал в Дабидхура, но никогда не слышал, чтобы кому-нибудь удалось убить храмового тигра. Надеюсь, что этот старый вояка, как отслуживший службу солдат, мирно окончил свой век, когда пришло время.
10
Чапати — пресные лепешки.