Проклятие любви - Гейдж Паулина (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗

Тейе пристально разглядывала царевну. У нее было смуглое лицо с мелкими чертами и живые черные глаза, голову покрывала мягкая шапочка из золотой ткани, кисти которой спускались на шею. Маленькие парчовые башмачки едва виднелись из-под тяжелой пестрой юбки с золотой бахромой, свободная шаль из той же ткани скрывала контуры тела, оставляя на виду только руки. Следом причалили еще шесть кораблей, из них высыпалась на берег щебечущая толпа ярко разодетых женщин – свита царевны.

Тадухеппа просеменила к трону, опустилась на колени, поцеловала ноги своего мужа, потом, помедлив в нерешительности, робко, но с интересом взглянула на Тейе и поцеловала ее ноги тоже. Несмотря на маленький балдахин, на жаре она, очевидно, сразу почувствовала дурноту. Тейе было видно, что ее лицо покрылось испариной.

Аменхотеп безразлично кивнул вестнику.

– Во имя всемогущего Амона и наипрекраснейшего Атона я, Нембаатра Хек-Уасет, [12] бог этой земли, приветствую тебя, Тадухеппа, царевна Митанни и дочь моего друга и брата владыки Тушратты! Добро пожаловать в Фивы, – провозгласил вестник, выставив перед собой свой официальный жезл. – Пусть этот брак станет залогом добрых отношений между нами.

Аменхотеп поднялся. Потом он наклонился и заставил Тадухеппу подняться с колен, эти движения дались ему с большим трудом. Тейе встала рядом с ним. Вдруг она ощутила, как его локоть скользнул по ее руке, и, мгновенно угадав желание фараона, незаметно поддержала его.

– Отец шлет тебе свои искренние приветствия, – запинаясь, сказала Тадухеппа. Она говорила по-египетски с сильным акцентом. – Он с полной уверенностью отдает меня в твои августейшие руки. Также он шлет тебе богиню Иштар, потому как до слез опечален твоей болезнью. Иштар счастлива снова посетить землю, столь любимую ею.

Повернувшись, она поманила пальчиком раба, стоявшего позади нее, и черный покров соскользнул с его ноши, открывая маленькую золотую статуэтку. Собравшиеся склонили головы. Дрожащими руками Тадухеппа передала статуэтку Аменхотепу.

Он не верит, но, вопреки самому себе, надеется, что Иштар сможет придать ему сил, он страстно желает этого, – подумала Тейе, глядя, как он передает крюк, цеп и саблю хранителю царских регалий и осторожно касается пальцами богини. – Это и мое желание. – Она сжала его руку. – Я не хочу, чтобы это заканчивалось, – в отчаянии думала Тейе. – Он борется за возвращение молодости, как слепец, что трет себе глаза пеплом. Это не дипломатический брак, это последний шанс бросить кости в игре со смертью. О, Аменхотеп! Вот и пришел конец всем светлым мечтаниям нашей юности. Старый бог, дрожащий под пристальным взором безжалостной вечности, и стареющая богиня, лишившаяся наконец всех своих иллюзий.

– Птахотеп! – хрипло крикнул фараон, и верховный жрец тут же подскочил к нему, чтобы принять из его рук Иштар. – Установи богиню в нишу в моей опочивальне и проследи, чтобы ей поднесли пищу, вино и благовония. А теперь давайте же возблагодарим Амона за благополучное прибытие моей жены.

Перед террасой установили маленький алтарь и рядом с ним огромную каменную чашу, в которой корчились языки пламени, почти невидимые при свете полуденного солнца. Аменхотеп, по-прежнему с Тейе по правую руку и Тадухеппой по левую, медленно прошествовал за жрецами к алтарю, а все придворные выстроились вслед за ними, замыкая шествие. На алтаре, закатив черные глаза, лежал уже связанный бык и жалобно мычал. Зазвенели кимвалы, затрещали систры. Какое-то время пришлось выслушивать песнопения жрецов. Тейе кожей чувствовала, с каким трудом Аменхотеп выносил это, и молилась, чтобы ему не сделалось плохо в самый ответственный момент.

Птахотеп занес нож. Зарокотал барабан. Под многоголосый крик толпы нож описал в воздухе дугу, из горла животного брызнула кровь и, источая пар, полилась в большой кувшин. Бык еще бился в предсмертных судорогах, а жрецы уже вспороли ему брюхо, и оттуда волнами повалились кишки, падая в подставленное корыто. Толпа принялась визжать и хлопать в ладоши. Другие жрецы искусно разрезали жертву на надлежащие части, и Аменхотеп, собрав последние силы, принялся хватать куски и бросать их в огонь. Танцоры начали ритуальный танец.

– Пусть Птахотеп сам сожжет антилоп и гусей, – прошептала Тейе Аменхотепу, воспользовавшись суетой. – Это допустимо. Херуф отведет девушку в гарем. А тебе надо отдохнуть.

Он не стал противиться. Взяв Тадухеппу за руку, фараон улыбнулся ей, не разжимая губ, чтобы не показывать гнилые зубы в беспощадном сиянии полуденного солнца.

– Хранитель дверей гарема будет счастлив угодить тебе, – сказал он, – а твоя тетушка Гилухеппа уже заждалась, ей не терпится поговорить с тобой. Ступай.

Он не стал ждать, пока она уйдет. Опершись на руку Тейе, царь медленно прошествовал через террасу в благословенный полумрак залы для приемов. Лишь только он удалился, придворные, расталкивая друг друга, с радостными воплями бросились к алтарю за бычьей кровью. Они обмакивали в кровь пальцы и вымазывали себе лоб, грудь, ноги, уповая на то, что принесенная жертва обернется удачей.

Той ночью состоялся официальный прием в честь Тадухеппы. Царевна сидела на помосте банкетной залы рядом с фараоном, одеревенелая, разукрашенная, словно кукла, говорила только тогда, когда обращались прямо к ней, и робко сносила откровенно оценивающие взгляды придворных и гостей, заполонивших огромное помещение. Справа от Аменхотепа, увенчанная рогатой короной с двойным пером, расположилась Тейе; она следила за тем, чтобы слуги не обделяли Тадухеппу, но в основном ее внимание было приковано к супругу, который сидел, неуклюже развалившись в кресле, часто закрывал глаза и тяжело дышал. Иногда он взбадривался, пытаясь делать изысканные комплименты своей новой жене. Рядом с Тейе красовалась Ситамон, сверкавшая перстнями над маленьким позолоченным столиком, заставленным цветами. Она сосредоточенно ела и пила, отрываясь от яств лишь для того, чтобы перегнуться через мать к Аменхотепу и предложить ему лакомый кусочек. Между колоннами порой пробегал легкий ветерок, порывисто налетавший с темной глади озера, но в зале все равно было душно от густых ароматов еды и масел, вытекавших из тающих конусов с благовониями на париках гостей.

Между тесно поставленными столиками извивались нагие танцовщицы, на ногах у них позвякивали браслеты, в волосах, сверкая в свете факелов, колыхались серебряные подвески. Они грациозно наклонялись и собирали с пола золотые пластинки, исчерканные приглашениями продемонстрировать свое искусство в других местах или предложениями иного толка, исходившими от компании, чьи непристойные выкрики иногда заглушали звуки барабанов и арф придворных музыкантов. Вдруг Тейе увидела, как царевна Тиа-ха, сидевшая среди жен фараона, поднялась со своих подушек и, сбросив длинное и узкое голубое платье, нагая скользнула к подножию помоста. Аменхотеп кашлянул. Тиа-ха поклонилась ему, послала воздушный поцелуй и, откинув назад волосы, начала грациозно извиваться в быстром ритме музыки.

– Вот эта женщина никогда не умрет, – восхищенно сказал фараон, обращаясь к новой жене. – Слишком много в ней жизненной силы Хатхор. Ты любишь танцевать, царевна?

Тадухеппа смутилась и испуганно воззрилась на своего повелителя, а внизу зрители начали свистеть и аплодировать Тиа-ха.

– Я училась танцам в храме Саврити Многорукого, – ответила она. – Если светлейший пожелает, я буду танцевать для него.

– Сегодня, Тадухеппа, – благодушно ответил он, видя ее смущение, – твоя красота так хрупка, как весенний цветок, она слишком нежна, чтобы выставлять ее напоказ перед этими пьяными трутнями.

Он погладил ее руку и повернулся к Тейе.

– Суппилулиумас не терял времени и быстро прислал своих представителей, – сказал он. – Но посланник этого выскочки-хетта такой неотесанный, явно из простых солдат.

Он кивнул в том направлении, где среди других иноземных сановников сидел хеттский посланник, упираясь босыми ногами в столик и обхватив руками двух танцовщиц; его длинные, спутанные волосы и кустистая борода подрагивали, когда он что-то быстро говорил Эйе, который сидел рядом, откинувшись на подушки, и вежливо внимал ему.