Обман - Джордж Элизабет (книги без регистрации бесплатно полностью TXT, FB2) 📗
В сумеречном свете Барбара увидела перепуганную пчелу, мечущуюся в тесной банке в безнадежных попытках вырваться на волю из стеклянного плена.
— Я положила ей еду. Смотрите. Видите? Я проткнула в крышке несколько дырочек. Как вы думаете, ей понравится в Лондоне? Я думаю, что понравится, ведь там столько цветов. Она будет их есть и делать мед.
Поставив баночку с пчелой на стол, Барбара разглядела на дне банки вялый лепесток розы и несколько пожухлых листиков — это все, что приготовила Хадия пчеле на ужин. Да, претендовать на Нобелевскую премию по энтомологии девочке еще рано. Однако что касается отвлечения внимания взрослых и вмешательства в их дела, к этому у нее безусловно был талант.
— Да, — задумчиво сказала Барбара, — с этим, девочка, я думаю, возникнут проблемы. Ведь у пчел есть семьи, и они все вместе живут в своих ульях. Пчелы не любят чужаков, так что, если ты привезешь эту пчелу в Лондон, там у нее не будет семьи. По-моему, именно из-за этого она сейчас так волнуется. Уже темнеет, и, хотя ей было приятно погостить у тебя, ей очень хочется домой.
Хадия, подойдя вплотную к Барбаре, наклонила голову, так что ее нос почти касался стекла банки.
— Вы так думаете? — спросила она. — Так мне ее выпустить? Она скучает без своей семьи?
— Конечно, — заверила девочку Барбара, разворачивая ее акварели. — И к тому же пчелам плохо в банках. Тесно, душно и небезопасно.
— Почему? — поинтересовалась Хадия. Оторвав взгляд от акварели, Барбара посмотрела на отца юной художницы.
— Потому что, когда ты вынуждаешь создание природы жить не в тех условиях, в которых ему хочется, все кончается тем, что кому-то становится больно.
Тео меня не слушает, решила Агата Шоу, как не слушал, когда они выпивали, обедали, пили кофе, смотрели девятичасовые новости. Он совершал все надлежащие действия и даже умудрялся отвечать, причем так, что и менее сообразительная женщина смогла бы не упустить нить разговора. Но Агате было совершено ясно, что реконструкция Балфорда-ле-Нез интересовала Тео не больше, чем ее — цены на хлеб в Москве.
— Теодор! — громко окликнула она, пыталась остановить его тростью. Он уже в который раз проходил мимо ее дивана, меряя шагами расстояние от своего кресла до открытого окна и обратно, словно еще до наступления ночи решил протоптать тропинку по расстеленному в комнате персидскому ковру. А его бабушка никак не могла решить, что сильнее раздражает ее: загадочная манера общаться с ней или его недавно появившийся интерес к тому, что происходит в саду. Да и что он мог разглядеть там в быстро сгущающихся сумерках? Но если поинтересоваться, к чему он проявляет столь неуемный интерес, он ответит, что ему до смерти жаль сгоревшего на солнце газона — в этом она не сомневалась.
Трость не помогла, да она до него и не дотянулась. Тогда она произнесла:
— Теодор Майкл Шоу, попробуй пройди еще раз по комнате, и я так огрею тебя тростью по заднице, что ты запомнишь это надолго! Вот этой самой. Ты слышишь?
Это подействовало. Он остановился и грустно посмотрел на нее.
— Неужели, ба, ты на это способна?
Этот вопрос прозвучал настолько наивно и по-детски, что она удивилась. Странно, он, кажется, еще способен на нежности. Тео хотя и не пошел к окну, но смотрел в ту сторону.
— Что, черт возьми, происходит? — громко произнесла она. — Ты не слышал ни слова из того, о чем я толковала тебе весь вечер. Прекрати сейчас же!
— Что именно? — спросил он и, надо отдать ему должное, выглядел при этом настолько растерянным, что почти убедил ее.
Но все же ему не удалось ее обмануть. Как-никак она вырастила и воспитала четырех непохожих друг на друга детей — шестерых, если причислить к ним еще и Тео с его тупоголовым братцем. У нее было особое чутье: она предчувствовала все затеи своих отпрысков, когда те их только начинали задумывать, и особенно в тех случаях, когда их намеревались от нее скрыть.
— Не прикидывайся идиотом, — поморщилась она. — Ты пришел позже… опять. Ты почти ничего не ел, не притронулся к сыру, твой кофе остыл, а последние двадцать минут ты старательно вытаптывал мой ковер и смотрел на часы, как заключенный, который ждет свидания.
— Ба, я поздно обедал, — ответил Тео, пытаясь оправдаться. — Да еще эта проклятая жара. Ну как можно есть пирог с лососиной в таком пекле?
— Я же ела, — возразила она. — Кстати, по такой погоде полезно есть горячую пищу. Она охлаждает кровь.
— Какие глупости!
— Это ты не болтай глупости, — осадила она внука. — Дело не в еде. Дело в тебе. В том, как ты себя ведешь. Ты ведь буквально не в себе с того времени… — Она замолчала и задумалась. Когда Тео перестал быть тем Тео, которого она знала и любила — любила наперекор своей воле, разуму и своим склонностям — последние двадцать лет? Месяц назад? Два? Прежде, во время таких затянувшихся пауз, он обычно наблюдал за ней, думая, что она на него не смотрит, а она все замечала, как замечала его ночные отлучки, торопливые звонки по телефону и то, что он вдруг сильно похудел. — Да что, черт возьми, все-таки происходит? — еще раз спросила она.
Тео улыбнулся, но она не могла не заметить, что улыбка не стерла тревожный блеск его глаз.
— Ба, да поверь же наконец, ничего не происходит! — ответил он таким тоном, каким врач убеждает упрямого пациента.
— У тебя с мозгами все в порядке? — напрямик спросила она. — Если да, то я хотела бы напомнить тебе, что в состоянии помутнения рассудка нельзя успешно управлять делами.
— Да все нормально! Я думаю о нашем бизнесе: о том, как обустроить пирс, о том, сколько мы потеряем, если Джерри Де Витт не закончит ресторан к августовским праздникам. — Он плюхнулся на стул, словно припечатывая таким образом свои слова. Сцепил пальцы рук, сжал ладони коленями и перечислил ей все, на чем в эти дни было сосредоточено его внимание.
А она продолжала, словно не слышала ни слова из того, что он сказал:
— Размягчение мозгов может все погубить. И если ты намереваешься это оспорить, то я в качестве аргументов приведу три имени: Стивен, Лоренс, Ульрика. Все они большие специалисты в области обмана.
Она заметила, как задрожали его веки над внезапно сузившимися глазами, и это ее обрадовало. Она и хотела нанести удар ниже пояса, поэтому была довольна тем, что удар оказался чувствительным. Его брат, отец и тупоголовая мамаша — вот что это была за троица. Все они лицемеры, и все они в конечном счете были лишены наследства, из-за чего должны были бороться со всем миром за существование. Двоих из них уже не было на свете, а третий… Кто знает, чем кончит Стивен Шоу в этом гадючнике, каким стал Голливуд?
После того как девятнадцатилетний Стивен ушел из дома, она постоянно уверяла себя, что Тео другой. Он был рассудителен, здраво мыслил и, в отличие от всех в своей семье, был лишен предрассудков и суеверий. С ним она связала свои надежды, а поэтому он будет владеть ее состоянием. Если она и не доживет до завершения реконструкции Балфорда-ле-Нез, это не так уж важно. Тео воплотит в жизнь ее мечты.
Так, по крайней мере, она думала раньше. В последние несколько недель — а может, уже и месяц? Или два? — она заметила, как ослабел его интерес к делам. В последние дни окончательно убедилась, что его мозг занят какими-то посторонними мыслями. А последние несколько часов поставили ее перед выбором: либо она немедленно возвращает его к реальности, либо теряет его навсегда.
— Прости, ба, — сказал он. — Я внимательно слушал тебя. Но у меня голова забита всеми этими делами на пирсе, строительством ресторана, планом отеля, заседанием в муниципалитете… — По мере того как его голос слабел, взгляд все чаще устремлялся на проклятое окно, но он тут же спохватился и перевел глаза на нее. — Да еще эта жара, — вздохнув, добавил он.
Прищурившись, она наблюдала за ним. Врет или говорит правду? — гадала она. А он между тем продолжал:
— Кстати, я сегодня подал в муниципалитет заявку на созыв специального заседания. Правда, я полагаю, мы не можем рассчитывать на то, что оно состоится скоро. Прежде всего им надо уладить дела с пакистанской общиной из-за этого убитого на Незе.
