Две могилы - Чайлд Линкольн (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

— Что мы собираемся делать? — Фишера явно озадачил такой вопрос. — Разве это не очевидно? То, что мы поклялись исполнить, когда ваши войска брали штурмом наши города, убивали наших вождей, разрушили наш Рейх и разбросали обломки на все четыре стороны. С чего вы взяли, герр Пендергаст, что наши цели могут измениться? Единственная разница состоит в том, что теперь, после семидесяти лет напряженной работы, мы готовы к достижению цели. Заключительный бета-тест выполнен. Мы можем начинать — как это у вас говорится? — массовое производство.

Он бросил окурок на пол и затушил его подошвой ботинка.

— Однако это становится утомительным.

Фишер посмотрел на человека по имени Бергер и распорядился:

— Можете приступать.

66

Бергер, куривший без перерыва на всем протяжении беседы, кивнул почти торжественно. Он установил раскладной столик, положил на него медицинскую сумку, открыл и долго в ней копался. Наконец вынул шприц для инъекций — тяжелую стеклянную трубку в корпусе из сверкающей стали, с устрашающе длинной иглой. Достал закупоренный каучуковой пробкой пузырек с красноватой жидкостью, вставил в него иглу и плавно, не спеша, потянул назад поршень до тех пор, пока шприц не заполнился на три четверти. Выдавил две-три капли жидкости, развернулся и, не опуская руку со шприцем, подошел к Эгону.

Пока шел разговор, Эгон смотрел в пол, словно брошенное на произвол судьбы домашнее животное. Но, заметив приближающегося Бергера, он вдруг ожил.

— Nein! [102]— дико закричал он, дергаясь в оковах. — Nein, nein, nein, nein!..

Фишер с неодобрением покачал головой, а затем оглянулся на Пендергаста.

— Эгон не выполнил данные ему четкие инструкции: следовать за вами повсюду. Мы здесь не привыкли прощать ошибки, герр Пендергаст.

Бергер подал знак конвоиру. Тот, отложив оружие в сторону подошел к несчастному Эгону ухватил его одной рукой за волосы, а другой — за подбородок, надежно удерживая голову. Бергер поднес шприц к лицу провинившегося, потыкал иглой под подбородком, выбрал какую-то точку и медленно, аккуратно ввел иглу по самое основание в мягкое небо. И надавил на поршень.

Эгон судорожно забился, попытался закричать, но солдат продолжал удерживать его голову, и вместо крика сквозь стиснутые зубы прорвался жуткий булькающий звук.

Бергер и конвоир отпустили несчастного и отошли в сторону. Эгон опустил голову, тяжело дыша и всхлипывая. Затем его тело напряглось, на шее вздулись и стали отчетливо видны синие вены. Они растекались, словно реки, прокладывающие новые русла, достигли лица и, заметно пульсируя, потянулись вниз к предплечьям. Эгон захрипел и снова задергался. Судороги становились все сильнее, лицо сделалось фиолетовым, пока наконец кровь не хлынула изо рта, носа и ушей. Несчастный потерял сознание и обмяк.

Наказание было поистине ужасным.

С пугающей тщательностью Бергер уложил шприц и пузырек с жидкостью обратно в сумку. Фишер даже не взглянул на экзекуцию, зато Альбан смотрел внимательно, и в его глазах мелькнула искра интереса.

Фишер повернулся к Пендергасту:

— Как я уже говорил, нас весьма впечатлили ваши действия на «Фергельтунге». Однако из-за вас мы потеряли много ценных сотрудников. Теперь, когда бета-тест завершен, необходимость в вашей помощи отпала. Вы то самое промежуточное звено, которое нужно удалить. Но прежде чем Бергер продолжит работу, вы можете сказать что-нибудь на прощание либо задать последний вопрос.

Пендергаст стоял неподвижно, прикованный цепями к стене.

— Я хочу поговорить с Альбаном.

Фишер сделал широкий приглашающий жест рукой, показывая, что желание гостя для него закон.

Пендергаст повернул голову к Альбану:

Я твой отец. — Он постарался вложить в эти простые, спокойно произнесенные слова глубокий смысл. — А Хелен Эстерхази-Пендергаст — твоя мать. — Он скосил глаза на Фишера. — И ее убил этот человек.

Наступила тишина. Затем Фишер обратился к Альбану покровительственным, почти отеческим тоном:

— Ну Альбан, что ты на это скажешь? Сейчас самое время.

— Отец, — произнес юноша высоким, чистым голосом, глядя прямо в глаза Пендергасту. — Неужели ты пытаешься пробудить во мне сыновьи чувства? Ты и Хелен Эстерхази просто предоставили сперму и яйцеклетку, а вырастили меня совсем другие люди.

— Но при этом твой брат-близнец стал рабом.

— Он — полезный член общества. И я рад за него. Каждый должен заниматься тем, для чего предназначен.

— По-твоему, ты лучше, чем он?

— Разумеется, лучше. Здесь каждый занимает свое место, предназначенное ему с самого рождения. Это идеальное общественное устройство. Ты же видел Нова-Годой. Ни одного преступника, ни одного наркомана или психически больного человека — вообще никаких социальных проблем.

— И все это достигнуто с помощью рабского труда.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. У них есть цель в жизни. И они получают все, в чем нуждаются. Но конечно же, мы не можем позволить им завести детей. Просто одни люди лучше, чем другие.

— А ты — лучше всех. Ubermensch [103]. Воплощение нацистских идеалов.

— Я с гордостью принимаю это звание. Ubermensch — это совершенный человек, сильный и деятельный, свободный от примитивных представлений о добре и зле.

— Браво, Альбан, — похвалил Фишер. — Прекрасно сказано.

— Ubermensch, — повторил Пендергаст. — Ответь мне, что такое «Kopenhagener Fenster», «Копенгагенское окно»?

— Это то, о чем вы никогда не узнаете, — поспешно ответил Фишер. — А теперь — прощайте.

Камера погрузилась в тишину. Лицо Пендергаста сделалось белее мрамора, голова упала на грудь, плечи поникли — похоже, он совсем отчаялся и признал свое поражение.

Фишер бросил на пленника прощальный взгляд:

— Было очень приятно встретиться с вами, герр Пендергаст.

Агент даже не поднял голову.

Седовласый кивнул Бергеру и направился к выходу. Альбан последовал за ним.

У двери Фишер обернулся и посмотрел на юношу с легким удивлением.

— Я думал, ты захочешь посмотреть, — сказал он.

— Это не так уж и важно, — ответил юноша. — У меня найдутся занятия поинтересней.

Фишер на секунду задумался. Затем пожал плечами и вышел из камеры вместе с Альбаном. Дверь с тяжелым стуком закрылась за ними, и конвоир снова занял свою позицию у входа с оружием на изготовку.

67

Снаружи раздался короткий металлический лязг, и дверь снова открылась. Вошли еще три солдата. Двое несли наручники с цепями, а третий — ацетиленовую горелку. Бергер оглянулся. Теперь в камере находились семеро: четыре солдата, он сам, пленник и… труп Эгона.

Бергер посмотрел на мертвое тело: лицо, застывшее в гримасе боли, неестественно вывернутые руки и ноги, вывалившийся язык, толстый, как польская колбаса, кровь, текущая из носа, рта и ушей. Он обернулся к караульному и распорядился:

— Унесите его отсюда.

Солдат подошел и высвободил запястья и лодыжки Эгона из браслетов. Ничем больше не удерживаемое тело рухнуло на пол. Караульный ухватил его за одну руку и оттащил в угол камеры.

Затем Бергер указал на прикованного к стене Пендергаста.

— Поработайте над ним немного, — распорядился он по-немецки.

Солдат кровожадно усмехнулся. Он подошел к Пендергасту, не способному пошевелить ни рукой, ни ногой, и начал его избивать. Бил долго, жестоко и методично, прицельно нанося удары в лицо и в живот. Пендергаст извивался и хрипел от боли, но не проронил ни звука.

Наконец Бергер удовлетворенно кивнул.

— Запакуйте его, — приказал он.

Караульный, тяжело дыша, отступил назад, взял винтовку и вернулся на пост.

По приказу Бергера солдаты высвободили Пендергаста из браслетов, и он без сил повалился на пол. Один из них стоял на страже с оружием в руках и не спускал с пленника внимательных глаз, а двое других рывком подняли агента на ноги, защелкнули наручники у него на запястьях, надели железный обруч на пояс и кандалы на лодыжки. Потом заварили крепления ацетиленовой горелкой и соединили наручники, пояс и кандалы двумя шестифутовыми цепями. Закончив работу, они посмотрели на Бергера, ожидая новых приказаний.