Наука умирать - Рынкевич Владимир Петрович (книги .txt) 📗
На Маркова с маузером в руке бежал матрос в ореоле пламени, пылавшем на плечах и груди. Матрос был шагах в пятнадцати, когда стоящий рядом конвойный офицер выстрелил в него из винтовки. Бахнуло рядом, чуть ли не за ухо затвором зацепил. Мгновение казалось, что стреляли в него, и пуля уже в нём. Опомнился, конечно, сразу. Матрос продолжал бежать. Генерал отчётливо видел его чёрное лицо, оскаленные зубы, бешено сверкающие глаза, даже гвардейскую ленту на бескозырке. В этот момент вспыхнула бескозырка, матрос её сорвал, не выпуская маузер, бросил на землю и сам упал и начал кататься, сбивая пламя.
— Не стрелять в него! — крикнул Марков. — Вы, поручик, уже выстрелили мне в ухо. Больше не надо.
Марков увидел Родичева и понял, что надо сделать.
— Гаврилыч, ты здесь? Помоги этому матросу. Пусть его перевяжут, забинтуют — всё, что надо, пусть сделают. А вам, поручик, приказываю потом вывести этого храброго большевика за вашу линию, туда, к инженерам, в направлении Екатеринодара. Под вашу ответственность. Пусть идёт к своим. Он крепкий — дойдёт. Огонь сам сбил. Помоги ему, Гаврилыч.
— Помогу, Сергей Леонидыч. Хорошее дело.
Стрельба у бронепоезда прекратилась, и вдруг все увидели, что начался рассвет. Передние вагоны догорали. Миончинский со своими артиллеристами развернул ещё одно орудие на платформе в сторону станции и ждал приказа открыть огонь. Цепи Офицерского полка разворачивались в степи по обеим сторонам железной дороги. Через переезд вновь помчались повозки. Опытный глаз Маркова почувствовал какую-то излишнюю суету. Взял с собой командира кубанцев Туненберга, Тимановского, ординарцев, решил пройти вдоль вагонов почти сразу остановился, возмущённый увиденным: прапорщик Гольдшмидт тянул скрученную горящую паклю к вагону, в котором должны быть снаряды, — он сцеплен со второй орудийной платформой.
— Вы что делаете, Гольдшмидт? — закричал генерал. — Отставить! Полковник Биркин, вы куда смотрите? Хотите нас всех взорвать? Откройте вагон. Я же говорил, что там снаряды. Быстро организуйте перегрузку на наш обоз и артиллеристам в зарядные ящики. Собирайте людей. Сейчас на переезде раненые — забирайте выздоравливающих.
Генерал с сопровождающими прошёл дальше, в пасмурном свете наступившего утра в бинокль хорошо просматривалась станция, цепочки эшелонов, суета возле них, кладбищенская рощица справа. Оттуда, не дождавшись начала общей атаки, наступала 5-й рота. Это ошибка. Заиграли, замелькали вспышки пулемётного огня у пристанционных домиков, и рота залегла, а затем фигурки бойцов, группами вперебежку отступили к кладбищу. И сейчас же от станции к переезду двинулся один эшелон.
Марков оказался рядом с платформой, на которой стояла пушка, уже повёрнутая в сторону противника.
— Дмитрий Тимофеевич, пошлите им обратно их снаряды, — крикнул Марков Миончинскому.
— По эшелону! — начал командовать командир батареи. — Шрапнелью! Прицел двадцать пять! Трубка десять! Наводить в паровоз!..
Облачка разрывов на мгновение повисали над приближавшимся поездом. Всего несколько выстрелов, и эшелон дал задний ход. Марков наблюдал в бинокль с некоторым волнением: первые три роты Офицерского полка до сих пор лежали цепями слева от железной дороги, не начиная атаки на полоску окопов красных, темнеющую по окраине станции. Вот и эшелон вернулся, остановился, из теплушек начали выпрыгивать красногвардейцы, и... Хорошо рассчитал Боровский. Тоже умеет чувствовать ритм сражения. Именно в этот момент рванулись офицеры на красные окопы. Бегом, одним порывом. Да... Потери большие. Сам генерал Марков повёл бы перебежками. Или шеренгами без выстрела ровным шагом — большевики обычно не выдерживают и бегут.
И теперь большевики побежали к своим эшелонам. Тот, что начал разгружаться, быстро вновь заполнился. И вот уже дымит паровоз, и поезд двинулся. За ним и второй, не дожидаясь отступающих. Некоторые успели впрыгнуть почти на ходу, но огромная толпа заметалась. Многие бросились через пути в направлении кладбища, и здесь-то 5-я рота не ошиблась: красные оказались в ловушке, и никто бы не ушёл, но почему-то поредели офицерские цепи. Конечно, добивают красных, трупами усеян их путь отступления, многие находят спасительные прорехи в рядах наступающих и скрываются за домами посёлка. Где же офицеры? Марков ловил на перекрестие бинокля своих — фуражки, погоны. Вот спешит к станции группа человек десять. И куда же они? Добивать противника? Расправляться с пленными? Нет. Они подбежали к сцепленным товарным вагонам, стоящим на дальнем пути, а там уже орудуют бойцы Офицерского полка: в раздвинутые двери летят из вагонов на землю какие-то ящики, мешки, буханки хлеба...
Тимановский стоял рядом и тоже смотрел в бинокль.
— Степаныч; что творится с нашим полком? Почему Боровский допускает это?
— Почти сутки не ели, Сергей Леонидович. И ели-то сырые зёрна или муку.
— Бой ещё не закончен! Красные могут остановить наш переход и разорвать армию! Трофеи берут после боя. Я никогда не запрещал. А это не трофеи, а грабёж во время сражения. Не добровольцы, а мародёры. И там не только продовольствие, а какие-то вещи. Немедленно скачи туда и наводи порядок.
Не успел. В дребезжанье и грохотанье обоза на переезде вклинился другой, упорядоченный звук: ровный кавалерийский топот. Обернулись. Командующий со свитой. Деникин на белой лошади, в распахнутом штатском пальто, под ним френч с двумя орденами Святого Георгия — на шее и на груди. Увидит, что творится на станции, — позор! Впрочем, он не поймёт. А если поймёт или доложат ему, то сделает вид, что ничего не произошло.
Деникин спешился, генерал Марков подошёл с докладом, тот отмахнулся, улыбаясь, сделал несколько шагов навстречу, обнял, приблизился, как для поцелуя, пощекотал щёку седыми усами, спросил:
— Не задет?
Может быть, когда подъезжал, рассчитывал на такой исход? Зачем ему единственный победоносный генерал в армии? Опять будут говорить: «Если бы не Марков... С Марковым не пропадём!..»
— От большевиков, Бог миловал, Антон Иванович, а вот свои палят, как оглашённые. Один выстрел над самым моим ухом — до сих пор ничего не слышу. Станция взята, но там ещё идёт бой. Сейчас ожидаю красных со стороны Екатеринодара. Буду отбиваться.
Подводы продолжали двигаться через переезд. Уже все знали о том, как был взят бронепоезд, и вдруг оттуда, с какой-то повозки закричали:
— Ура генералу Маркову!
Многие подхватили клич. Деникин и Марков взглянули друг на друга, и каждый понял, о чём подумал другой.
— Действуйте, Сергей Леонидович.
Генералы отдали друг другу честь и разошлись.
Ещё догорали вагоны, перегружались снаряды, но и здесь не могли обойтись без генеральского взгляда — соседний вагон горит, а они спокойно таскают деревянные ящики, по четыре снаряда в каждом. Узнал штатского — Борис Суворин.
— Борис Алексеевич, вы так про нас книгу не напишете.
Остановились, положили ящик. Едва заметный утренний ветерок дыхнул, и закружились искорки совсем рядом.
— Что мне помешает, Сергей Леонидыч?
— Взорвёмся мы вместе с вами. Рядом — пожар. Немедленно отцепляйте вагон со снарядами и откатывайте его.
Тимановский ждал приказа.
— Бери Кубанский полк, Степаныч, и вместе с Туненбергом наводите порядок на станции. Командующий собирается туда.
Вдруг с другой стороны — от Екатеринодара — донёсся отзвук орудийного выстрела. Разрыв далеко — почти с полверсты от переезда. Значит, инженеры неплохо поработали: не подойдёт ближе бронепоезд. Но снаряды могут и долететь. Вот и следующий. Уже шагах в трёхстах. На переезде заволновались.
— Полковника Миончинского ко мне! — крикнул Марков.
Тот был рядом — возился с большевистскими пушками.
— Ваше превосходительство, мы снимаем орудия с платформ — будут наши.
— Отставить! Орудия испортить. Потом. А сейчас открывайте огонь по тому бронепоезду. Ближе он не подойдёт.
Считанные минуты, и гулко хлопнули выстрелы двух трёхдюймовок. Пороховой дым завис в неподвижном утреннем воздухе, и вдруг сквозь этот голубоватый артиллерийский туман стал виден край огромного алого диска, медленно выдвигающегося из-за волнистого горизонта. Солнце победы генерала Маркова!
