Двенадцать стульев (полный вариант, с комментариями) - Ильф Илья Арнольдович (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Частица черта в нас заключена подчас! И сила женских чар родит в груди пожар!.. [356]
— Чтоб тебе лопнуть! — пожелала вдова по окончании танца. — Браслет украл, мужнин подарок. А стуло зачем забрал?!
— Вы, кажется, переходите на личности? — заметил Остап холодно.
— Украл, украл! — твердила вдова.
— Вот что, девушка, зарубите на своем носике, что Остап Бендер никогда ничего не крал.
— А ситечко кто взял?
— Ах, ситечко! Из вашего неликвидного фонда? И это вы считаете кражей? В таком случае наши взгляды на жизнь диаметрально противоположны.
— Унес, — куковала вдова.
— Значит, если молодой, здоровый человек позаимствовал у провинциальной бабушки ненужную ей, по слабости здоровья, кухонную принадлежность, то, значит, он вор? Так вас прикажете понимать?
— Вор, вор.
— В таком случае нам придется расстаться. Я согласен на развод.
Вдова кинулась на дверь. Стекла задрожали. Остап понял, что пора уходить.
— Обниматься некогда, — сказал он, — прощай, любимая! Мы разошлись, как в море корабли. [357]
— Каррраул! — завопила вдова.
Но Остап уже был в конце коридора. Он встал на подоконник, тяжело спрыгнул на влажную после ночного дождя землю и скрылся в блистающих физкультурных садах.
На крики вдовы набрел проснувшийся сторож. Он выпустил узницу, пригрозив штрафом.
Глава XXXI
Автор гаврилиады
Когда мадам Грицацуева покидала негостеприимный стан канцелярий, к Дому Народов уже стекались служащие самых скромных рангов: курьеры, входящие и исходящие барышни [358] , сменные телефонистки, юные помощники счетоводов и бронеподростки [359] .
Среди них двигался Никифор Ляпис, молодой человек с бараньей прической и неустрашимым взглядом. Невежды, упрямцы и первичные посетители входили в Дом Народов с главного подъезда. Никифор Ляпис проник в здание через амбулаторию. В Доме Народов он был своим человеком и знал кратчайшие пути к оазисам, где брызжут светлые ключи гонорара под широколиственной сенью ведомственных журналов [360] .
Прежде всего Никифор Ляпис пошел в буфет. Никелированная касса сыграла матчиш и выбросила три чека. Никифор съел варенец, вскрыв запечатанный бумагой стакан, кремовое пирожное, похожее на клумбочку. Все это он запил чаем. Потом Ляпис неторопливо стал обходить свои владения [361] .
Первый визит он сделал в редакцию ежемесячного охотничьего журнала «Герасим и Муму». Товарища Наперникова еще не было, и Никифор Ляпис двинулся в «Гигроскопический вестник», еженедельный рупор, посредством которого работники фармации общались с внешним миром.
— Доброе утро» — сказал Никифор. — Написал замечательные стихи.
— О чем? — спросил начальник литстранички. — На какую тему? Ведь вы же знаете, Трубецкой [362] , что у нас журнал…
Начальник для более тонкого определения сущности «Гигроскопического вестника» пошевелил пальцами.
Трубецкой-Ляпис посмотрел на свои брюки из белой рогожки [363] , отклонил корпус назад и певуче сказал:
— «Баллада о гангрене».
— Это интересно, — заметила гигроскопическая персона, — давно пора в популярной форме проводить идеи профилактики.
Ляпис немедленно задекламировал:
Дальше тем же молодецким четырехстопным ямбом рассказывалось о Гавриле, который по темноте своей не пошел вовремя в аптеку и погиб из-за того, что не смазал ранку йодом.
— Вы делаете успехи, Трубецкой, — одобрил редактор, — но хотелось бы еще больше… Вы понимаете?
Он задвигал пальцами, но страшную балладу взял, обещав уплатить во вторник.
В журнале «Будни морзиста» Ляписа встретили гостеприимно.
— Хорошо, что вы пришли, Трубецкой. Нам как раз нужны стихи. Только быт, быт, быт. Никакой лирики. Слышите, Трубецкой? Что-нибудь из жизни потельработников [365] и вместе с тем, вы понимаете?..
— Вчера я именно задумался над бытом потельработников. И у меня вылилась такая поэма. Называется «Последнее письмо». Вот…
История о Гавриле была заключена в семьдесят две строки. В конце стихотворения письмоносец Гаврила, сраженный пулей фашиста, все же доставляет письмо по адресу.
— Где же происходило дело? — спросили Ляписа.
Вопрос был законный. В СССР нет фашистов, а за границей нет Гаврил, членов союза работников связи.
— В чем дело? — сказал Ляпис. — Дело происходит, конечно, у нас, а фашист переодетый.
— Знаете, Трубецкой, напишите лучше нам о радиостанции [366] .
— А почему вы не хотите почтальона?
— Пусть полежит. Мы его берем условно.
Погрустневший Никифор Ляпис-Трубецкой пошел снова в «Герасим и Муму». Наперников уже сидел за своей конторкой. На стене висел сильно увеличенный портрет Тургенева в пенсне, болотных сапогах и двустволкой наперевес. Рядом с Наперниковым стоял конкурент Ляписа — стихотворец из пригорода.
Началась старая песня о Гавриле, но уже с охотничьим уклоном. Творение шло под названием — «Молитва браконьера».
— Очень хорошо! — сказал добрый Наперников. — Вы, Трубецкой, в этом стихотворении превзошли самого Энтиха [367] . Только нужно кое-что исправить. Первое — выкиньте с корнем «молитву».
— И зайца, — сказал конкурент.
— Почему же зайца? — удивился Наперников.
— Потому что не сезон.
— Слышите, Трубецкой, измените и зайца.
Поэма в преображенном виде носила название «Урок браконьеру», а зайцы были заменены бекасами. Потом оказалось, что бекасов тоже не стреляют летом. В окончательной форме стихи читались: «Гаврила ждал в засаде птицу, Гаврила птицу подстрелил»… и так далее.
356
…Частица черта… пожар… — Ария из оперетты И. Кальмана «Сильва».
357
…Мы разошлись, как в море корабли… — Неточно цитируется популярный романс Б.А. Прозорова (Прозоровского) «Корабли»: «Мы никогда друг друга не любили, / …И разошлись, как ночью корабли».
358
В названии главы обыгрывается название шуточной поэмы А.С. Пушкина «Гавриилиада».
…входящие и исходящие барышни… — То есть сотрудницы канцелярии, регистрирующие входящие и исходящие документы.
359
…бронеподростки… — Термин, относящийся к периоду официально допускаемой безработицы. Согласно тогдашним политическим и правовым установкам, учреждения и предприятия обязаны были обеспечивать несовершеннолетних (15—17 лет) работой, для чего администрацией сохранялось (бронировалось) минимальное количество рабочих мест. Численность несовершеннолетних была заранее определена в процентном отношении к общей численности сотрудников: при появлении соответствующих вакансий надлежало прежде всего принимать на работу подростков «по броне». Как правило, принимались те, кого направляли горкомы и райкомы комсомола.
360
…под широколиственной сенью ведомственных журналов… — Во Дворце труда, где работали авторы романа, действительно находились редакции многих ведомственных газет и журналов, издававшихся различными профсоюзами: Медикосантруда, сельхозлесрабочих, работников связи и т.д.
361
…обходить свои владения… — Аллюзия на строки из поэмы Н.А. Некрасова «Мороз, Красный нос»: «Мороз-воевода дозором / обходит владенья свои».
362
…Никифор Ляпис, молодой человек с бараньей прической и неустрашимым взглядом… знаете, Трубецкой… — Внешне и манерами поведения кудрявый поэт всего более походил на О.Я. Колычева (1904—1973), хорошо известного в московских редакциях. Он был одесситом, земляком авторов романа, и, вероятно, те, зная настоящую фамилию литподенщика — Сиркес, находили амбициозно-комичным выбор в качестве псевдонима боярской фамилии — Колычев. По этому принципу, надо полагать, выбран псевдоним героя романа: фамилия Ляпис, созвучная фамилии Сиркес, сочетается со старинной княжеской Трубецкой, что создает своеобразный — «местечково-аристократический» — колорит. Однако халтурщик Ляпис — не только карикатура на одного из земляков и знакомых авторов, это еще и типаж — советский поэт, готовый к немедленному выполнению любого «социального заказа». Соответственно, в Ляписе, его незатейливых виршах литераторы-современники видели также пародию на маститых литераторов, в частности — на Маяковского, эпигоном которого считался тогда Колычев.
363
…брюки из белой рогожки… — Имеется в виду не рогожа как таковая, то есть грубый плетеный материал из мочальных лент (свитых волокон вымоченной коры молодой липы), а сходная по фактуре легкая хлопчатобумажная ткань, нити которой переплетаются попарно.
364
…Страдал Гаврила от гангрены… — Имя Гаврила в такого рода контекстах ассоциировалось тогда с Гаврилой-бузотером, популярным героем анекдотов, молодым рабочим, ражим детиной, незадачливым и добродушным. «Бузотер Гаврила» — постоянный персонаж фельетонов, шуточных поэм и карикатур, публиковавшихся в московском сатирическом еженедельнике «Бузотер» (1924—1927). Примечательно также, что в Харькове выходил сатирический двухнедельный журнал «Гаврило» (1925—1926) с аналогичным героем. В этом журнале публиковались многие земляки и друзья авторов романа, в частности — Катаев, аллюзии на рассказы которого встречаются в дальнейшем.
365
…из жизни потельработников… — То есть сотрудников предприятий и учреждений Народного комиссариата почт и телеграфа — Наркомпочтеля или Наркомпотеля.
366
…сраженный пулей фашиста, все же доставляет письмо по адресу… В СССР нет фашистов, а за границей нет Гаврил… фашист переодетый… напишите нам лучше о радиостанции… — Наиболее вероятный адресат этой пародии — Маяковский. В феврале 1926 года прессой широко обсуждалось совершенное группой неизвестных нападение на купе поезда «Москва — Рига», где везли дипломатическую почту. В перестрелке с налетчиками погиб дипкурьер Т.И. Нетте, которому Маяковский посвятил стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку», опубликованное полгода спустя. Кстати, «о радиостанции» Маяковский тоже написал: стихотворение «Радио-агитатор» опубликовано в 1925 году.
367
…самого Энтиха… — Шуточный намек на «авантюрно-героические» баллады Н.С. Тихонова (1896—1979): Энтих — «Н. Тих».
