Время Мечтаний - Вуд Барбара (читаем книги онлайн TXT) 📗
Несколько месяцев назад Айви впервые задумалась об этом. Она решила пройтись по Мельбурну и посмотреть, на что может рассчитывать. Результаты таких походов не только повергли ее в уныние, но и наполнили душу страхом. Нанимать ее не хотел никто. В пабах требовались молодые официантки, а в богатых домах нужны были гувернантки и няни с рекомендациями. Хорошо готовить Айви не умела, и рекомендаций у нее не было. Все другие должности занимали мужчины. Как только Айви начинала падать духом, она думала о Фрэнке: «Он не позволит, чтобы со мной случилось такое». Но ночью, лежа без сна, прислушиваясь к затихающему городу, она вдруг чувствовала, как сердце ее начинало тревожно биться, и снова к ней подступал страх. «Я не могу рассчитывать на него. – Говорила она себе. – Он меня оставит. Ему придется так поступить».
Но хотя Айви Дирборн не имела состояния, ей был дан дар. Она всегда лелеяла мечту стать художницей. В юные годы, когда семья ее жила в Англии и пыталась выжить на жалование отца-углекопа, Айви тратила на рисование каждую свободную минуту. Когда они плыли в австралийские колонии, она, ее мать и пять братьев и сестер, Дэниел Дирборн, ее отец, заворожил их своими разглагольствованиями о больших возможностях, ждущих их. Он собирался добывать золото и обещал им, что они разбогатеют. Маленькую Айви переполняли новые мечты и стремления. «Я пойду учиться в художественную школу. Я стану знаменитой художницей», – мечтала она. Но красивой мечте Дэниела Дирборна не суждено было сбыться. Он и двое его сыновей умерли от тифа на приисках в Балларате; годом позже при родах умерла одна из дочерей; вторая сбежала с женихом на Тасманию и пропала. Айви осталась с матерью и младшим братом.
Они приехали в Мельбурн, потому что выжить в суровой австралийской глуши было невозможно. Миссис Дирборн зарабатывала шитьем в маленькой квартирке на Коллинз-стрит и умерла, не дожив до пятидесяти лет. А брат, растерявший все иллюзии и ожесточившийся, бросил Айви на произвол судьбы и уплыл в Новую Зеландию.
Она снова попыталась осуществить свою мечту и для этого бралась за любую работу, которую могла найти, работая в небогатых домах «прислугой за все», то есть выполняла, как единственная служанка, всю работу в доме. Но заработка едва хватало на жизнь, и работать приходилось столько, что у нее руки не доходили до карандаша и бумаги. И когда на ее пути встретился молодой, симпатичный золотоискатель, она поверила его честолюбивым речам и благодарила Бога, что он послал ей избавление от тягот одинокой жизни. Но ее беременность его испугала. И Айви однажды проснулась покинутая, с ребенком на руках. Но, на ее счастье, ей встретились двое добрых людей: муж с женой. Своих детей у них не было, и они захотели, чтобы у ребенка Айви был дом и семья. А самой Айви снова пришлось искать работу. За несколько последующих лет она сменила много мест. Часто ставились условия: продолжительность найма предполагала особые знаки внимания хозяину. Айви уехала из города туда, где никто ее не знал. Хозяин паба Финнеган нанял ее официанткой, и вскоре после этого на нее обратил свое внимание Фрэнк Даунз.
Встреча с Фрэнком возродила мечту стать художницей. Она располагала временем и средствами, чтобы заняться любимым делом. Он платил за квартиру, состоявшую из кухни, гостиной, спальни и столовой, превращенной ею в студию. Через окно в комнату во всем великолепии своей южной щедрости лился солнечный свет, освещая мольберт, краски и стопки холстов. У нее была только одна обязанность: радовать Фрэнка. Айви от души занялась рисованием. В последующие годы она обнаружила у себя талант и увидела в своих работах нечто особенное. И она также сделала еще одно открытие: никого не интересовали картины женщины-художницы.
Из-за возникшей дилеммы и ходила теперь Айви в этот пасмурный августовский день по многолюдным улицам Мельбурна. Найти занятие постоянным заработком ей не удавалось, а накопленных денег у нее было слишком мало. Ей подумалось, смогла бы она продолжать делать рисунки для газеты Фрэнка после того, как он ее оставит. И она сочла это выходом из положения. Незадолго перед пятью часами, времени вечернего чаепития, Айви остановилась перед витриной одного из фотоателье, во множестве возникавших по всему Мельбурну. Переход к использованию сухих фотопластинок и сокращение времени выдержки способствовали бурному развитию фотографии. Раньше люди позировали для портретов или приглашали художников, чтобы они запечатлели на полотне их дом. Теперь же мастера с ящиками и треногами выполняли факсимиле быстрее и за меньшую сумму.
Айви знала, что большинству художников была ненавистна фотография. Опасаясь за судьбу своего искусства, боясь, что его погубит прогресс, они сетовали на то, что у фотоснимка нет «души» и что все они получаются одинаковыми, хотя и выполнены разными фотографами. В этом они были правы. Но Айви нравилась фотография. Ее привлекал реализм и точность фотоснимков. Ни один даже самый талантливый художник не смог бы уловить все мельчайшие детали, а для фотографа это не составляло большого труда. Но, глядя теперь на фотографии, выставленные в витрине фотостудии, она не могла не признать, что они какие-то безликие и скучные… С одной стороны, в них не чувствовалось жизни, а отсутствие цвета было их вторым недостатком, и весьма существенным. В природе все имело свой цвет. Даже сумрак и мрак не были лишены красок. Иногда именно мрачные тона в изображении бури, бушующего моря, теней за дверями придавали картине особую выразительность. «И лица людей не бывают черно-белыми, – думала Айви, рассматривая фотографии. – Где телесный цвет лица мужчины на этом снимке? А какого цвета его глаза? А губы какие: розовые, белесые или с серым оттенком? Был он здоров и крепок или здоровьем слаб?» Фотография упускала так много.
– Мадам, сфотографироваться не желаете?
Айви вздрогнула от неожиданности и обернулась. Перед ней стоял, улыбаясь, мужчина в ярком клетчатом пиджаке. Он только что вышел из своей фотомастерской и был без шляпы.
– Я заметил, что вы давно уже стоите у моих снимков, – сказал он с улыбкой. – Хотите сфотографироваться? Меня зовут Ал Гернсхейм. Могу вас уверить, что мои расценки самые низкие.
– В них нет жизни.
– Прошу прощения?
– В ваших фотографиях нет жизни.
– Мадам, как вы можете так говорить? – недоуменно заморгал фотограф. – Я же фотографировал с натуры!
– Я имела в виду, что они бесцветные. А жизнь полна красок, разве не так?
– Никто не может делать цветные фотографии, – нахмурился он. – Может быть, в будущем это станет возможно, но не сейчас.
– Жаль, – тихо сказала Айви. – Очень удачный вон тот снимок, с одиноким эвкалиптом на фоне пейзажа внутренних районов континента. Но в цвете впечатление было бы еще сильнее. Но… белый песок, белое небо и черное дерево?.. – она покачала головой. – Здесь недостает голубого неба внутренних районов, золотистых тонов земли этого края и поразительных оттенков коры эвкалипта. А без этих узнаваемых черт можно подумать, что снимок сделан в любом другом месте.
– Да, – со вздохом согласился фотограф. – На самом деле так можно подумать. А это одна из моих лучших работ. Я сделал этот снимок в районе Тумбарумба.
– Очень хороший снимок.
Айви вдруг пришла на память одна из баллад Хью Уэстбрука. Она подумала, что фотография была по духу сродни той балладе. У нее неожиданно родилась идея.
– Давно выставлена у вас эта фотография?
– Уже год с того времени, как я ее сделал. Но к ней даже никто не приценивался.
– Если можно, я бы хотела ее купить, – проговорила она с растущим волнением. – Сколько она стоит?
Услышав цену, Айви основательно задумалась. Ставка была высока, а гарантий никаких. Но много ли у нее других шансов? Иногда приходится рисковать. Фрэнк всегда говорил ей это. Дело кончилось тем, что она купила пейзаж и принесла к себе в квартиру на Элизабет-стрит. Торопливо раздевшись, Айви установила фотографию на мольберт в своей студии и немедленно принялась готовить краски. Она решила, что возьмет хотя бы раз не дорогие масляные краски, а будет работать с акварелью. И прежде чем на фотографию лег первый мазок, она знала, что ее ждет успех.
