История городов будущего - Брук Дэниэл (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗

Для неработающих эмиратцев предусмотрена щедрая система социальной поддержки. Безработный гражданин получает в среднем по 55 тысяч долларов в год³⁴ – что примерно равно сумме, которую строитель-пакистанец может скопить в Дубае за всю жизнь. Каждый коренной дубаец – аристократ по рождению; даже в муниципальном жилье тут всегда имеется комната для прислуги.

Какими бы щедрыми ни были социальные пособия, в стране по сути действует правило «Нет налогов – нет и представительства» [3]. Правительство, возможно, и хотело бы, чтобы граждане чувствовали себя партнерами по управлению страной, но все шаги в этом направлении пока оказывались неудачными. В 2006 году в ОАЭ была впервые дозволена хотя бы видимость демократического процесса, когда граждане избрали половину членов не имеющего фактической власти «консультативного» парламента. Подбор кандидатов в соответствии с установками правителей – общее явление на псевдовыборах в авторитарных государствах, но руководство ОАЭ пошло дальше и решило отобрать еще и избирателей. Из 350 тысяч наделенных избирательным правом граждан мужского пола старше 18 лет бюллетени получили лишь указанные властями семь тысяч. Почувствовав подвох, многие из них так и не пришли на участки, заставив одного высокопоставленного госчиновника произнести фразу, достойную комических оперетт Гильберта и Салливана: «Это тем более огорчает, поскольку и кандидаты, и избиратели были из очень хороших семей, и каждого из них лично одобрили правители ОАЭ»³⁵. Очевидно, слишком немногие смогли оценить, какой честью для них было приглашение принять участие в бессмысленных выборах.

В то время как в Объединенных Арабских Эмиратах в целом внедряется такая «демократия», в Дубае шейх Мохаммед работает над преобразованием феодальной наследственной монархии в государство-корпорацию с самим собой в качестве пожизненного генерального директора. Дубаем управляет не кабинет министров, а Исполнительный совет, состоящий из глав государственных предприятий, таких как авиакомпания Emirates или девелопер Emaar Properties. Исполнительный совет располагается на последних этажах Emirates Towers. На самом же верху – кабинет шейха Мохаммеда: он правит Дубаем не из дворца, как король, но, подобно корпоративному боссу, с последнего этажа офисной башни класса люкс.

В любой корпорации, в отличие от страны, политика в конечном счете определяется руководством, а когда шейху нужен совет, он просит его не у бессильного парламента, а у западных консалтинговых фирм вроде McKinsey и Booz Allen Hamilton. По словам работающего в Дубае сотрудника фирмы PricewaterhouseCoopers, тут соблюдается строгая иерархия: правительство ставит задачу, а иностранные консультанты предлагают варианты ее решения. Сегодняшний Дубай работает во многом по той же схеме, что и царский Петербург, куда западных советников приглашали, чтобы они помогали модернизировать систему управления, не оспаривая сам самодержавный строй. Как и в Петербурге, вопрос о грани, за которой присутствие иностранцев может привести к дестабилизации режима, остается тут открытым. Ясно одно – склонность правительства полагаться на мнение западных экспертов уже сейчас кажется гражданам Дубая унизительной.

Стратегия шейха Мохаммеда по использованию средств, полученных от глобализации, для подкупа своих подданных, чувствующих как та же глобализация вытесняет их на обочину, все отчетливей проявляется в городской ткани Дубая. В архитектурном плане шейх прошел путь от простых заявлений, что успех Дубая как центра мировой экономики является, сам по себе, триумфом арабского народа, до использования традиционных арабских мотивов в наиболее значимых городских проектах. Этим объясняется тот странный факт, что чем более глобальным становится Дубай, тем более арабским он смотрится. В 1990-х годах шейх Мохаммед довольствовался тем, что называл заказанный им сверхдорогой отель Burj al-Arab («Башня арабов»), хотя спроектированное в Лондоне здание в форме паруса не имело никаких национальных черт. Напротив, в построенном десять лет спустя небоскребе Burj Khalifa арабское архитектурное влияние уже не вызывает сомнений³⁶.

Как и Burj al-Arab, самое высокое здание в мире – детище западного архитектора, американца Эдриана Смита, построившего 88-этажную Jin Mao Tower в Шанхае. Проект Смита, который выиграл международный конкурс в 2003 году, представляет собой серебристый клин из нескольких округлых стержней, напоминающий Изумрудный город, но только из сине-серого лунного камня. Смит признавал, что решение его башни отчасти основано на черной уступчатой громаде Sears Tower, которую он видел из окна своего кабинета в Чикаго, но при этом настаивал, что неменьшее влияние на проект оказала стрельчатая арка, которая на протяжении веков использовалась в исламской архитектуре. «Если посмотреть на здание с мыслью об арабской арке, то вы ее там увидите», – пояснял Смит. Куда более прозрачно на ближневосточное местоположение башни намекает расположенная на 158-м этаже «самая высокая мечеть в мире». Большой популярностью у правоверных она не пользуется, и есть версия, что ее построили даже не в качестве уступки религиозным эмиратцам, но чтобы заставить исламских террористов хорошенько подумать, прежде чем атаковать здание. (Ходят также упорные слухи, что члены королевской семьи нашли еще более верный способ застраховать себя от терактов – взяли на довольствие самих террористов.)

Смогут ли обычные посетители различить в небоскребе Смита исламские мотивы – вопрос открытый, зато у его подножия арабское влияние, мягко говоря, очевидно. Торговый центр в основании башни, расположенной на острове посреди искусственного озера, называется Souk Al-Bahar («Базар моряков»). В туристическом проспекте его описывают как «вдохновленный арабскими традициями… пешеходный остров… с характерными для Аравийского полуострова галереями из натурального камня и высокими арками». Традиционность Souk Al-Bahar создает контрапункт современной архитектуре Burj Khalifa, а роскошь его интерьера с немыслимо дорогими резными люстрами в сирийском стиле является идеальным выражением сути Дубая. Как и возвышающаяся над ним башня, Souk Al-Bahar представляет собой смесь местных и западных реалий: от фешенебельной нью-йоркской бакалеи Dean & Delucа до сувенирных лавок, торгующих восточными миниатюрами и плюшевыми верблюдами. Но поскольку это Дубай, роль арабских торговцев здесь выполняют филиппинцы.

Souk Al-Bahar – лишь самый недавний из многих «ура-арабских» торговых центров, разбросанных по всему городу. Тщательнее прочих продумана концепция молла Ibn Battuta, названного в честь средневекового арабского писателя и путешественника. Разные зоны комплекса оформлены в манере регионов, где побывал Ибн Баттута: Андалусии, Туниса, Египта, Персии, Индии и Китая. Пышный даже по дубайским меркам «дворец Великих Моголов» создан по мотивам агрской резиденции Шах Джахана и размерами не уступает оригиналу. А в выложенной сине-золотыми изразцами копии персидской мечети разместился несомненно самый роскошный в мире филиал сети Starbucks. Исторический Ибн Баттута благоразумно обошел стороной бесплодную пустыню, которая позже стала Объединенными Арабскими Эмиратами. Однако общее наследие ислама позволяет Дубаю считать своими культурные достижения всего региона, вплоть до таких уже давно немусульманских стран, как Испания Омейядов или Индия Великих Моголов. В пассаже, изображающем базары Каира, развернута выставка про путешествия Ибн Баттуты, которая пропитана духом арабского шовинизма и воспевает то время, когда исламский мир был куда успешнее, чем погрязшая в раннесредневековом варварстве Европа.

При всех своих «аутентичных» завитушках ура-арабские моллы Дубая – это западные торговые центры, заполненные западными магазинами, которые не соответствуют особенностям своего географического положения ни в культурном, ни в экологическом плане. С точки зрения экологии их система кондиционирования приводит к исполнению желания шейха Мохаммеда быть первым в мире, но лишь в одном аспекте: ОАЭ стала единственной страной, опередившей Америку по потреблению энергии и выбросам углекислого газа на душу населения³⁷. Если же говорить о культуре, такие центры являются лишь многомиллионными упражнениями в психологической сверхкомпенсации для жителей наименее арабского города арабского мира. Как писал в The Washington Post покойный арабо-американский журналист Энтони Шадид, стратегия глобализации Дубая – это попытка создать «успешный арабский город, лишив его качеств, которые столетиями делали арабские города арабскими»³⁸. Не случайно индийские эмигранты называют Дубай «лучшим городом Индии»³⁹, а иранские – «лучшим городом Ирана»⁴⁰. Даже сейчас, когда государственные строительные компании потворствуют местным жителям, возводя ура-арабские мегамоллы, деарабизация Дубая ради его дальнейшей глобализации остается очевидной, пусть и не провозглашаемой в открытую политикой властей. Английский стал для города больше, чем средством межнационального общения; сегодня он практически навязывается в качестве официального языка. В Дубае нет закона, по которому на вывесках обязательно должен присутствовать арабский перевод неизменно английских названий. Более того, муниципалитет штрафует таксистов, если вместо английского Taxi они выставляют на крышу надпись по-арабски. В 2006 году правительство перенесло выходные для служащих госсектора с принятых в исламском мире четверга и пятницы на пятницу и субботу, чтобы приблизить ритм жизни к западному. Уже идут разговоры о том, чтобы сдвинуть их на субботу и воскресенье, несмотря на отведенную Кораном для молитв пятницу.