Обман - Джордж Элизабет (книги без регистрации бесплатно полностью TXT, FB2) 📗
— Трев, я была дома около десяти. Я это знаю, потому что я отвратительно себя чувствовала и, чтобы отвлечься, включила телевизор. Я даже помню фильм: с Сандрой Ди и Троем Донахью. Я смотрела его примерно с середины. Да ты наверняка знаешь: они молодые, почти дети, встречаются летом, влюбляются — и пошло-поехало. А в конце они понимают, что важнее всего любить, а не бояться и скрывать, кто ты есть на самом деле… [35]
— Послушай, неужели ты не можешь сказать, что мы расстались в половине двенадцатого? — перебил ее он. — Рейчел, копы обязательно спросят тебя. Подумай, что будет, если ты скажешь им, что была дома около десяти?
— Я думаю, это будет означать, что у тебя было время на то, чтобы разделаться с Хайтамом, — ответила Рейчел.
— Да не делал я этого! — с горячностью воскликнул он. — Рейчел, я и не видел этого парня в тот вечер. Клянусь! Но если ты не подтвердишь мои слова, они поймут, что я вру. Тогда они решат, что я вру, когда говорю, что не убивал его. Ты можешь мне помочь? Ведь всего-то один час?
— Полтора часа, — поправила она его. — Ты говорил про половину двенадцатого.
— Ну хорошо, полтора часа. Ведь всего-то полтора часа?
Это же уйма времени, и ты мог хотя бы соврать, что за это время хоть раз вспомнил обо мне, про себя ответила ему Рейчел, а вслух произнесла совсем другое:
— Я не стану лгать, чтобы выгораживать тебя, Трев. Возможно, когда-то и смогла, но не сейчас.
— Почему? — умоляюще произнес он, дотронувшись до ее руки. — Рейчел, я думал, между нами особые отношения… Неужели ты этого не чувствуешь? Когда мы вместе, это как… Ну, как… колдовство… разве не так? — Его пальцы добрались до короткого рукава ее блузки, потом ощупали плечо, затоптались на бретельке лифчика.
Прикосновение было настолько желанным, что ответом на него, да и на только что заданный вопрос, была горячая волна, разлившаяся по всему телу: она захлестнула сердце, поднялась к горлу.
— Рейчел?.. — Пальцы добрались до груди. Вот так и должно быть, думала она. Мужчина касается женщины, разжигает ее желание, а женщина тает от его прикосновения…
— Ну пожалуйста, Рейчел! Ведь только ты можешь мне помочь.
И ведь это был первый и единственный раз, когда он дотронулся до нее с нежностью, а не с обычным горячим нетерпением получить собственное удовольствие.
«На головку этой птички надо надевать мешок!», «Рейчел Уинфилд, у тебя не лицо, а собачья задница!», «Парням, которые будут тебя раздевать, надо завязывать глаза», — звучали у нее в ушах голоса… Она сжалась и напряглась от прикосновения его пальцев, вспоминая эти выкрики и постоянные драки из-за них на протяжении всех ее школьных лет. Резким движением она сбросила руку Тревора Раддока.
— Рейчел! — Он смотрел на нее так, словно был смертельно ранен.
Да… то, что чувствует он сейчас, было ей хорошо знакомо.
— В пятницу вечером я пришла домой около десяти часов, — сказала она. — И если копы спросят меня, я так им и скажу.
Глава 15
Салах пристально смотрела в потолок спальни, на котором в отражении лунного света неподвижно, словно нарисованные, застыли силуэты трех листьев росшего за окном дерева. Их дом стоял рядом с морем, но сейчас его близость совсем не чувствовалась. Впереди еще одна ночь в удушающей жаре, когда постельное белье обволакивает тело, словно липкий кокон.
Она знала, что заснуть не сможет. Весь вечер отец и брат бурно спорили; слушать их пререкания было невыносимо, и в половине одиннадцатого она пожелала домашним спокойной ночи. Известие о том, что у Хайтама была сломана шея, настолько потрясло Акрама, что он на некоторое время замолчал. Муханнад немедленно воспользовался преимуществом, невольно предоставленным отцом, и, торопясь, стал выкладывать все, что узнал на встрече в управлении полиции — хотя Салах знать об этом было необязательно, — а также о том, какие действия Таймулла Ажар решил предпринять в ближайшем будущем. Акраму удалось вставить реплику в непрерывный поток его сообщений: «Это не игра, Муханнад», с которой и начался спор.
Их фразы, краткие и точные у Акрама и горячие у Муханнада, не только ожесточали отца и сына против друг друга, но и угрожали миру в их семье, а также и семейному бизнесу. Юмн, конечно же, была на стороне Муханнада. Вардах, наученная жизнью не встревать в дела мужчин, молчала, склонившись над вышиванием. Салах мучительно терзалась мыслью, как восстановить дружеские отношения между мужчинами. Когда спор затих и они молча сидели в гостиной, атмосфера в комнате была настолько наэлектризованной, что казалось, между ними вот-вот начнут проскакивать искры. В тишине всякий человек ведет себя по-своему. Юмн тишину не переносила. Она сразу вскочила и вставила кассету в видеомагнитофон. Когда на экране появился крупным планом смуглый мальчуган с кнутом в руке в окружении стада коз, заиграл ситар и появились титры на урду, Салах встала и пожелала всем спокойной ночи. Ответила только мать.
Было уже половина второго. Легла она в одиннадцать. Тишина в доме наступила около полуночи; последнее, что она слышала, были шаги брата в ванной комнате, куда он зашел по пути в спальню. Скрипевшие по ночам полы и стены притихли.
Она знала, что единственная возможность заснуть — выбросить из головы тревожные мысли и попытаться расслабиться. Выполнить второй этап этой процедуры она бы, наверное, смогла, а вот первый был явно невыполним.
Рейчел так и не позвонила, а это значит, что она не сумела ничего узнать о том, когда и где можно сделать аборт. Салах оставалось только убеждать себя быть терпеливой и надеяться на то, что подруга ее не бросит и сделает все, что нужно, а главное — снова не предаст ее.
С того момента, когда Салах поняла, что беременна, ее не покидало горькое ощущение несвободы от постоянного пребывания под родительским надзором. Сейчас она презирала себя за то, что всегда покорно жила под нежной, доброй и в то же время такой суровой опекой отца и матери. Она понимала, что ее жизнь, подобная существованию эмбриона в материнском чреве, когда она была защищена от любого враждебного воздействия окружающего мира, сейчас мешает ей и опутывает по рукам и ногам. Ограничения, столь долгое время налагаемые на нее родителями, конечно же, оберегали ее. Но в то же время они лишали свободы. Никогда прежде она не сожалела столь горько о том, что так не похожа на английских девушек, которым их родители кажутся чем-то вроде отдаленных планет, вращающихся по орбитам, расположенным за пределами солнечной системы, в которой обитают их дочери.
Не будь она так скована родительской заботой, размышляла Салах, она наверняка знала бы, что сейчас делать. Она попросту объявила бы о том, что намеревается совершить. Она, не поморщившись и не отводя глаз в сторону, рассказала бы свою историю, не заботясь о том, как к этому отнесутся окружающие. Что для нее семья, будь она свободной и раскованной? Что для нее честь и гордость родителей, не говоря уже об их нежной любви и преданности своему чаду? Сущие пустяки, о которых и вспоминать-то не стоит.
Но она всегда была частицей семьи, а значит, покой любимых родителей для нее важнее всего, важнее личного счастья, дороже самой жизни.
И конечно, дороже этой жизни, подумала она, машинально обнимая свой живот. И тут же отдернула руки. Я не могу дать тебе жизнь, сказала она, обращаясь к существу внутри себя. Я не могу дать жизнь тому, кто обесчестит моих родителей и приведет к крушению моей семьи.
А твой позор, дорогая Салах? — прозвучал в ее сознании безжалостный и неумолимый голос, который она слышала каждую ночь, неделю за неделей. Кто, как не ты, виновен в том, что сейчас ты находишься в таком положении?
«Шлюха позорная! — шепотом обзывал ее брат, вкладывая в оскорбительные слова столько злобы, что воспоминания об этом бросали ее в дрожь. — Ты заплатишь за все, Салах».
Она закрыла глаза, будто темнота поможет ей избавиться от воспоминаний, излечит сердце от тоски и боли, а разум — от постоянных мыслей о том, что она наделала. Но даже через плотно сомкнутые веки она почувствовала — или ей показалось? — яркие вспышки света.
