Преследование праведного грешника - Джордж Элизабет (читаем полную версию книг бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Придется искать убежище. Надо стать невидимым. Уж если появился один велоцераптор, то и другой скоро объявится. А такая пара все равно что двадцать. Или сотня. Или тысяча!
Гром и молния! Он понесся дальше по дороге.
Вскоре он увидел, что может спасти его. На опушке рощи стоял желтый ящик. Там можно переждать, пока не минует опасность.
Фьють! Фьють! Фьють! Множество доисторических летающих ящеров со свистом неслись за Тедди, и он едва успел залезть в тесное убежище. Опустившись на дно, он крепко прижал крышку.
Он представил, что рапторы могут сделать с персонажем, которым стал Тедди. Они способны вгрызаться в плоть, высасывать глаза и переламывать косточки, превращая жертву в подобие обжаренной картофельной соломки из «Макдоналдса». А больше всего они обожали заблудившихся в доисторической глуши десятилетних мальчиков.
Ему необходимо что-то придумать. Он должен перехитрить их. Скорчившись в темном ящике, Тедди попытался придумать план спасения.
В желтом ящике лежали остатки прошлогоднего песка — слой примерно в шесть дюймов, — он сохранился с зимы, когда им посыпали дороги, чтобы шины автомобилей не скользили по обледеневшему асфальту. Гравий и какие-то черепки врезались в ладони Тедди.
В его распоряжении есть только песок. Нужно использовать его в качестве оружия! Но сможет ли он слепить из песка ядра и зафитилить эти реактивные снаряды в рапторов с такой силой, чтобы они взвыли от боли и оставили его в покое? Если план сработает, то у него появится время, чтобы…
Его пальцы, погрузившиеся в песок, наткнулись на что-то твердое. Тедди вытащил этот узкий небольшой предмет из песка и поднес его к тусклому свету, пробивавшемуся через щели желтых стен его укрытия.
Клево, подумал он. Вот это находка. Теперь он спасен.
Это был нож.
Джулиан Бриттон занимался обычным для спасателя делом в конце туристского сезона: складывал обмундирование, проверяя его сохранность. Впрочем, на сей раз уборку и проверку экипировки он проводил с необычной рассеянностью и небрежностью. Его мысли витали вдали от веревок, ботинок, молотков, топориков, компасов, карт и прочих вещей, которыми пользовались спасатели, когда их команду вызывали на поиски заблудившихся или получивших травмы туристов.
Его мыслями владела она, Николь. Он думал о том, что было и что могло бы быть, если бы только она согласилась сыграть отведенную ей роль в пьесе, которую он сочинил для их совместной жизни.
— Но я люблю тебя, — сказал он ей, и даже в его собственных ушах эти четыре слова прозвучали с мучительной трогательностью.
— И я тоже люблю тебя, — добродушно ответила Николь. Она даже взяла его за руку и развернула ее ладонью вверх, словно хотела вложить в нее что-то. — Только мне недостаточно того вида любви, что я испытываю к тебе. А тебе нужна другая любовь, и ты ее заслуживаешь, Джулс… однако такого рода любви я, вероятно, не испытываю ни к кому.
— Но нам с тобой так хорошо вместе. Сколько раз ты говорила об этом за все эти годы. Более чем достаточно, верно? А может быть, в конце концов твои чувства ко мне вырастут в тот самый другой вид любви — тот вид, о котором ты упомянула? В общем, мы же с тобой друзья. Нам интересно общаться друг с другом. Мы же с тобой… да ради всего святого, мы с тобой любовники… И если все это не подразумевает, что между нами существует особое единство… черт возьми, тогда что же еще нужно?
Она вздохнула. Ее пристальный взгляд устремился в темноту за окном машины. Он видел ее отражение в стекле.
— Джулс, я теперь занимаюсь эскортными услугами, — сказала она. — Ты понимаешь, о чем я?
Это заявление и вопрос прозвучали так странно, что на мгновение Джулиан по глупости представил себе экскурсовода или гида, который стоит в начале автобуса и говорит в микрофон, описывая подремывающим в креслах туристам окрестные достопримечательности.
— Ты имеешь в виду туризм? — спросил он.
— Я встречаюсь с мужчинами за деньги, — ответила Николь. — Провожу с ними вечера. Иногда даже ночи. Я приезжаю к отелям и подцепляю их, а потом мы отправляемся туда, куда им хочется. Я выполняю любые их причуды. А потом они платят мне. Мне платят по двести фунтов за час. И тысячу пятьсот фунтов за ночь, проведенную с ними в постели.
Джулиан тупо уставился на нее. Он отлично слышал ее слова, но его мозг отказывался усваивать эту информацию.
— Понятно. У тебя появился кто-то другой в Лондоне.
— Джулс, ты не слушаешь меня!
— Слушаю. Ты сказала…
— Ты слушаешь. Но не слышишь. Мужчины платят мне за услуги.
— Ты ходишь к ним на свидания.
— Можно и так сказать: на званые ужины, в театры, на вернисажи или деловые вечеринки, когда кому-то нужно появиться в обществе под ручку с привлекательной дамой. И мне за это платят. А кроме того, платят еще и за секс. В зависимости от того, какие услуги им захочется получить от меня во время сеанса, варьируется величина оплаты. Честно говоря, трахаясь порой со случайными людьми, я и представить не могла, какую пропасть денег можно на этом заработать.
Эти слова были как пули. И у него возникло ощущение, словно этот выпущенный ею залп прошил все его тело. Он впал в шок. Но не в тот обычный болевой шок, что сопровождает физическую травму, полученную в автомобильной аварии или после обвала крыши амбара на голову, а в тот род шока, который так воздействует на психику, что человек начинает воспринимать действительность в виде отдельных деталей, причем деталей наименее опасных для его душевного спокойствия.
И сейчас такой безопасной для восприятия деталью оказались ее волосы. Он видел, как играют на них светотени, как блестят отдельные пряди, придавая Николь сходство с земным ангелом. Хотя то, что она рассказала ему, было далеко не ангельским. Оно было скверным и отвратительным. А она все продолжала говорить, и его душа продолжала умирать.
— Никто не принуждал меня к этому, — сказала она, доставая леденцы из сумочки. — Ни персонал эскортной фирмы, ни кто-то другой. Это исключительно добровольный секс. Я сама выбрала такой род занятий, как только поняла, какие он таит возможности, и узнала, какой пользуюсь популярностью. Поначалу я лишь просто выпивала с ними. Иногда ужинала. Или ходила в театры. В общем, встречи проходили, как ты понимаешь, на самом приличном уровне: если человеку хочется выговориться, то ему нужен либо собеседник, либо просто внимательный слушатель из другого мира. Но обычно они спрашивали — все без исключения, — не могла бы я оказать им более интимные услуги. Сначала я думала, что не смогу. Ведь я практически даже не знала их. Короче, я не представляла, что смогу заниматься этим с совершенно незнакомыми людьми. Но как-то раз один из клиентов спросил, не разрешу ли я ему просто потрогать себя. Полсотни футов за разрешение запустить руку в мои трусики и пощупать кустик между ног. — Она улыбнулась. — Когда у меня еще был этот кустик. До того как… ну ты понимаешь. В общем, я согласилась, и это оказалось совсем не так страшно. Даже забавно. Я начала хихикать — внутренне, не вслух, понимаешь, — потому что это казалось таким… глупым. Тот мужик — он был постарше моего отца — аж задыхался от возбуждения, всего лишь пощекотав мою промежность. Поэтому, когда он сказал: «Пожалуйста, потрогай теперь меня», я сказала, что это обойдется ему еще в полсотни. Он воскликнул: «О боже, сколько угодно!» Представляешь, сто фунтов за его невинные восторги и разрешение пощекотать пальчиками мою промежность.
— Замолчи.
Он наконец ухватил какой-то смысл.
Но ей ужасно хотелось добиться его понимания. В конце концов, они же друзья. Давние друзья. Они понравились друг другу с первого взгляда, познакомившись когда-то в Бэйкуэлле. Она, семнадцатилетняя школьница со своеобразными интересами и большой склонностью к прогулкам, которые неизменно утверждали ее свободу, хотя он не понимал этого до нынешнего момента. И он, двадцатилетний студент, приехавший домой на каникулы из университета и сильно озабоченный пьянством отца и разваливающимся на глазах поместьем. Но Николь тогда не понимала его забот. Ее интересовали развлечения. Только их она воспринимала с радостью. И сейчас он понял это.
