Многослов-1: Книга, с которой можно разговаривать - Максимов Андрей Маркович (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Какой бы страшной ни была беда, ею нельзя упиваться. Очень часто нам кажется, что утешение в том, чтобы соответствовать трагедии человека. Мне же кажется, что утешение в том, чтобы помочь человеку, попавшему в беду, соответствовать нормальной жизни.
Утешить человека – это значит убедить его в том, что он продолжает жить на нашей планете одной с вами жизнью.
Как убедить? Подумаем...
Предположим, человек нуждается в утешении потому, что попал в сложную ситуацию. Лучшее утешение – это попробовать ситуацию изменить. Вообще неплохо бы помнить, что действие утешает лучше самых добрых слов.
Если, например, от человека ушла любимая, то утешение в том, чтобы понять, как ее вернуть, а не в бесконечных «аханьях» и «оханьях» по поводу ее ухода.
А если ситуацию изменить нельзя? Если любимая умерла или ушла навсегда (что часто, увы, в сущности, одно и то же)?
Утешить верующего несравненно легче, нежели атеиста. Потому что верующий понимает: все, что делается, – от Бога. То есть, как мы уже не раз повторяли в этой книге, «что ни делается, все – к лучшему».
А если утешаете атеиста? Или если скорбь верующего столь велика, что никакие слова не действуют?
Всегда нужно помнить, что печалиться – очень просто. К тому же печаль заразительна: она как бы захватывает в свои сети – не вырвешься.
Печаль, тоска, хандра, меланхолия, апатия, наконец, боятся действия.
Утешение – это не поиск слов, а поиск действий.
Человек рождается для того, чтобы идти по дороге к счастью. Беда, трагедия застопоривают это движение. Человек останавливается и начинает страдать.
Идти и одновременно страдать – невозможно. Значит, утешение состоит в том, чтобы помочь человеку продолжать свой путь к счастью.
Как известно, академик Павлов до последней минуты своей жизни записывал все, что с ним происходит, записывал то, как к нему приходит смерть. Принято считать, что он это делал потому, что был великим врачом. И это, конечно, тоже. Но мне кажется, что таким образом он еще и утешал себя. Для него работа была дорогой к счастью, и он не хотел ни сворачивать с этого пути, ни останавливаться, даже понимая, что умрет.
Мне кажется: утешение – это не просто сочувствие (о котором мы говорили), но активное действие по возвращению человека с планеты Беда на планету Жизнь.
Это очень трудно. Пить водку вместе проще.
Утешение – процесс, у которого есть результат: возвращение человека к нормальной жизни.
Когда мы утешаем человека, мы берем ответственность за то, что на нашей планете не станет одним человеком меньше. Это трудно. Но это, как мне кажется, по-человечески.
Мне кажется, что научиться тому, как утешать другого человека – очень трудно, если вообще возможно. К чему это я?
К тому, что дальше поговорим об учении.
УЧЕНИЕ
Что значит – учиться? Учить – себя. Вона как! Получается, что, когда в тебя запихивают некоторое количество знаний, это еще вовсе не означает, что ты учишься. Это тебя учат другие, а вот учишь ли ты себя?..
Итак, договоримся сразу: учение – это мыслительный процесс.
То есть сколько бы вы ни посещали лекций, сколько бы в вас ни запихивали знаний, сколько бы вы ни читали книг, если нет размышлений, значит, и учения нет.
Поняв, какова цель этого мыслительного процесса, мы сможем окончательно сформулировать, что же такое учение с нашей точки зрения.
Итак.
Учение – это мыслительный процесс, главная задача которого – усвоение чужого опыта.
Скептик ухмыльнется: «Разве, когда ребенок учит, предположим, таблицу умножения или таблицу Менделеева, он усваивает чей-то опыт?»
Вопрос хоть и скептический, но хороший. Попробуем на него ответить чуть позже, а пока сделаем еще один важный вывод: зубрежка не является учением.
– Как! – слышу я возглас того же скептика. – А та же таблица умножения? Ее надо вызубрить!
Зачем?
Пока ребенок маленький, родители, а потом школа предоставляют ему некоторый набор чужого опыта для того, чтобы он выбрал, какой опыт ему интересен и, значит, нужен для усвоения, а какой – нет.
Таблица умножения концентрирует в себе многовековой опыт работы людей с цифрами. И есть дети, которым очень интересно умножать три на три и пытаться понять, почему в результате получается столько, сколько получается. А есть и те, кого это совершенно не интересует.
Так ли уж необходимо учить таблицу умножения всем? Вывод о том, что с помощью зубрежки можно научить человека мыслить, вряд ли можно считать состоятельным. Мы уже говорили, что ученые пока не могут с научной точки зрения объяснить процесс рождения мысли, поэтому мы не знаем, что помогает мыслительному процессу, а что – нет.
Мне кажется, первоначальная задача учения понять: опыт движения человечества в каком именно направлении интересует ребенка.
То есть помочь ребенку найти свое призвание – то, ради чего он призван Богом на Землю. Повторим: фундаментальная задача учения – та, что лежит в его основе – состоит не в том, чтобы усвоить все истины, которые почему-то принято считать обязательными, а в том, чтобы отыскать призвание.
– А как он узнает свое призвание, пока не получит хоть минимум информации? – спрашивают в таком случае все те же (или другие) скептики.
Иногда направление интересов ребенка заметно в раннем возрасте. И тогда не стоит мучить его усвоением опыта, который ему никогда не пригодится. А если не заметно, необходимо помочь ребенку отыскать в массе информации, которая сваливается на него каждый день, ту, что его заинтересует.
Мы очень часто делаем наоборот: заставляем ребенка делать то, что ему неинтересно, искренне считая, что таким образом воспитываем трудолюбие. Бред! Человек не может и, главное, не должен любить труд вообще, труд, как таковой. Он должен и, главное, может любить только тот труд, в котором видит смысл. (Об этом мы подробно говорили в главе «Трудолюбие».)
Можно ли учиться всю жизнь?
Безусловно. И можно, и нужно. Главное, понимать, что учение – не есть вызубривание чужих истин, а есть усвоение чужого опыта.
Нам иногда кажется, что научить свое дитятко учиться – означает научить его бодро, без запинки произносить те истины, которые он прочел в учебниках.
На самом деле, научить учиться – это значит научить усваивать чужой опыт. А это можно сделать только втом случае, если ребенок понимает, что этот опыт может ему пригодиться.
Если школьник или студент учится плохо, мы почти всегда убеждены, что это происходит в силу их лени и несобранности.
Повторим еще раз: лень – это нежелание делать то, что тебе неинтересно. Если школьник или студент учатся плохо, то чаще всего это означает, что они не видят в своей учебе смысла и никто не удосужился им его объяснить.
Бывает, что родители запихивают свое чадо в престижный институт, вовсе не имея в виду, будет ли их отпрыску интересен тот человеческий опыт, который ему будут там передавать. В этом случае они не должны удивляться тому, что ребенок будет учиться с ленью и неохотой.
Человек не должен усваивать те знания, тот чужой опыт, которые – он убежден – ему не пригодятся.
Я уверен: поскольку каждый человек призван на Землю с какой-то своей, личной целью, с каким-то своим, личным опытом – то есть каждый имеет призвание, – то учиться тоже хочет каждый. Но один хочет учиться играть в футбол, другой – на гитаре, а третий – решать математические формулы. Когда влюбленного в футбол ребенка учат решать математические формулы, выясняется, что он ужасно ленив. А на самом деле он просто разумный человек, не желающий осваивать тот опыт, который ему не пригодится.
Есть ли критерий хорошего учения?
Вся наша система образования строится на том, что критерием хорошего учения является количество знаний: чем больше знает ученик, тем проще ему сдать экзамен.
