Интендант третьего ранга - Дроздов Анатолий (библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Разделим по справедливости! – успокоил их Крайнев.
Прочесав опушку, Крайнев обнаружил полевую кухню. Она была новенькая, даже бак оказался пуст. Кухня не пригодилась: батальону, который здесь оборонялся, не успели подвезти продукты. Семен находке обрадовался.
– Хорошая вещь! – оценил. – Один бак чего стоит!
Деньги они тоже нашли. В карманах убитых их было немного – денежное довольствие. Немцы, судя по всему, советскими рублями погнушались. Впечатлила другая находка. В большой сумке, найденной под мертвым телом, оказалось много денег – десятки тысяч. Плотные пачки были упакованы в брезентовые инкассаторские сумки, погибший богач носил синюю гимнастерку и такие же галифе. «Инкассатор!» – догадался Крайнев. Эвакуировал ценности, по пути присоединился к воинской части и погиб, как солдат, в бою: рядом с убитым лежала винтовка с опустошенным магазином. Крайнев и Семен, обнаружившие сумку, по молчаливому уговору не стали говорить о ней деревенским – от соблазна подальше. Бросили в телегу и прикрыли шинелями…
Когда тела укладывали в могилу, к Крайневу подошел Семен.
– На одном командире гимнастерка и галифе хорошие, – сказал вполголоса. – Убило осколком, в голову, обмундирование чистое. Настя постирает. Твоего роста…
– Оставь! – велел Крайнев.
– Брезгуешь? – удивился Семен.
– Форму носить опасно. Немцы кругом.
– Но сапоги с ботинками можно! – не согласился Семен. – Люди в лаптях ходят!
Крайнев молча кивнул…
Опять он читал православный канон, затем мужики и женщины быстро забросали яму. Семен отлучился ненадолго, принес из леса еловые жерди и ловко срубил три креста, установив их поочередно на каждом из трех захоронений. Обратно тронулись поздно – солнце уже садилось. Шли пешком – телеги по борта завалили скарбом. К одной прицепили полевую кухню. Несмотря на усталость, шагалось легко, как после тяжелой и грязной, но нужной работы. Женщины то и дело поглядывали на груженые телеги. Крайнев понял: мысленно делят имущество. Его это не сердило. Все женщины были одеты в простые платья домотканого полотна, в лаптях… Только на головах у них белели фабричные платочки, да и те выцветшие, многократно стиранные-перестиранные…
– Сколько добра на войну идет! – вздохнул Семен, заметив эти взгляды. – Оружие, одежа, обувь… А люди босыми ходят.
– Дашь каждому по паре сапог или ботинок, одной шинели, одной плащ-палатке, – сказал Крайнев. – Раздай мыло и деньги – которые были в карманах. Не забудь охранника, оставленного в деревне.
– В двух хатах мужиков нет – на войну забрали, – посмотрел на него Семен. – Бабы и детишки. Оттуда хоронить не ходили. Им что?
– Решай сам! – махнул рукой Крайнев. – Чтоб те, кто работал, не обиделись…
Они прошагали полпути, как вдруг на дорогу выскочила странная фигура. На ней был длинный, до самой земли, брезентовый плащ и старая шапка-ушанка. В руках у фигуры было охотничье ружье.
– Стой! – закричала фигура, наводя ружье. – Кто такие?
Голос у незнакомца был сиплым – все сразу поняли, что перед ними старик. Семен, ругнувшись, лапнул кобуру маузера, Крайнев выхватил из-за пояса ТТ, но еще раньше сориентировались шедшие позади мужики: Крайнев услышал, как за спиной залязгали затворы.
– Не двигаться! – скомандовал старик, оценив суету. – Буду стрелять!
– Только попробуй! – пригрозил Семен. – Чего надобно, дед?
– Кто такие? Отвечай!
Крайнев заметил, как Семен потащил «маузер» из кобуры и шагнул вперед.
– Интендант третьего ранга Брагин! В чем дело?
– Правда, интендант? – радостно спросил старик.
– Могу удостоверение показать.
– Не надо! – заторопился старик. – Вижу, что командир. Коров моих забери!
– Каких коров?
– Колхозных. Неделю стадо гоним, чтоб немцам не досталось, а немцы везде кругом. Сто восемь голов. Их же доить надо. А у меня три девки, да я… Три дня хлеба не видели…
Крайнев вопросительно глянул на Семена.
– Колхозная ферма стоит пустая, – сказал тот, прищурившись. – Стадо угнали, остальное есть. Сепаратор, маслобойка… Я там сторожем работал, закрыл на замок, да еще скобами ворота забил…
– Забираю! – решительно сказал Крайнев.
– Расписку дашь? – заторопился старик. – Только справную, с печатью?
– Немцам будешь показывать? – ухмыльнулся Семен.
– Наши вернутся – спросят! – насупился дед. – Что ж мне, в Сибирь? Старый я…
– Дам расписку! – подтвердил Крайнев. – Гони коров следом! Накормим, отдохнете…
Поздним вечером, когда все распоряжения были сделаны, оставшееся после раздачи имущество сложено в сарае, а на лужке перед деревней мычали коровы, ожидая очереди на дойку, Крайнев устало сидел за столом, ожидая Семена. Хозяин запаздывал, и Настя не отходила от окошка – выглядывала. Наконец отскочила и стала греметь чугунами.
– Мужики просят по корове, – сказал Семен, заходя. – По одной в каждый двор. Собрались на дороге, ждут. Ругаются. У всех винтовки. Что скажешь? Стадо-то ничье…
– Государственное! – возразил Крайнев.
– Где теперь государство? – не согласился Семен.
– Значит, поделить? Тогда почему по одной? Пусть берут всех!
– Столько не прокормить! Одного сена сколько надо! Одна своя, одна новая – в самый раз. А, Ефимович?
– Завтра! – сухо сказал Крайнев. – Когда уйдут дед с девками. Не то и они захотят… Коров пусть выберут, какие нравятся, но не даром. За трудодни. Оставшихся отвести на ферму, пасти, заготавливать им сено, ухаживать, доить, бить масло… Отрабатывать.
– Если б в колхозе так платили! – ухмыльнулся Семен, поворачиваясь, но Крайнев остановил.
– С сегодняшнего дня деревню по ночам охранять! Выставь посты с обоих концов, пусть сменяются, как устав велит.
Семен выскочил из хаты и вернулся, ухмыляясь.
– Чуть не передрались, кому первому на пост! – сказал, усаживаясь за стол.
– Почему? – удивился Крайнев.
– Коров будут выбирать! Тайком. Тряпочки на рога повяжут.
– Так темно!
– Городский ты, Ефимович! – вздохнул Семен, разливая самогон. – Не знаешь, что для крестьянина корова! Они наощупь…
Они молча выпили. Настя поставила перед каждым полную миску щей, все набросились на еду. Крайнев заметил, что отец и дочь, несмотря на голод, ели аккуратно: не «сербали», с шумом втягивая щи с ложки, а бесшумно вкладывали ее в рот.
«Странные тут крестьяне, – думал он, старательно орудуя деревянной ложкой. – Говорят по-немецки, читают по-французски… Пушке радуются больше, чем корове… Разберемся…»
4
Комендант Города, гауптман Эрвин Краузе проснулся от боли. Огонь полыхал под ребрами справа и жег так, что хотелось выть. В пищеводе скребло, во рту отдавало кислым. Краузе, не открывая глаз, пошарил рукой, нашел на тумбочке сложенный конвертиком пакетик с содой, привычно развернул и высыпал порошок в рот. Запил из стакана, подождал. В животе забурчало, газы расперли желудок, и благословенная отрыжка пришла быстро. Жжение в пищеводе исчезло, но боль под ребрами осталась. Краузе повернулся на левый бок, затем на спину – боль не унималась. Надо было вставать.
Краузе спустил худые ноги на прохладный пол, морщась, натянул армейские галифе. Затем обулся и накинул подтяжки на плечи. Топнул несколько раз, давая знать денщику, что проснулся. Клаус не появился. Краузе сердито заглянул в соседнюю комнатушку – пусто.
«Сбежал к своей русской! – рассердился Краузе. – Наверное, и не ночевал! Погоди, вот отправлю на фронт!..»
Краузе кипятился, прекрасно понимая: ни на какой фронт он Клауса не пошлет. Услужливый берлинский проныра спасает ему жизнь. Без него в этой глуши он получит прободную язву – и капут. До военного госпиталя полдня пути, а в Городе немецких хирургов нет.
«Может, раздобудет сливок?» – подумал Краузе, присаживаясь на кровать. Эта мысль на мгновение облегчила боль. Свежие, жирные сливки – лучшее лекарство от язвы. В этой варварской стране их не умеют делать. Клаус говорил, что русские ставят молоко в погреб, а наутро ложкой собирают вершки. Сливки успевают прокиснуть. Русские называют их «сметана» и очень любят, но от кислых сливок желудок болит еще больше. Приходится пить молоко. Еще помогают сырые яйца. Свежие. Клаус, когда их приносит, уверяет, что только-только из-под курицы. Тогда почему болит живот? Боже, какие чудные взбитые сливки делала Лотта!..
