Психосоматика детских травм: как услышать своего ребенка и помочь ему стать здоровым - Тур Екатерина
Тициан падает на стул и скрещивает руки на груди. Стар подходит к брату и взъерошивает его волосы. Он прижимается к ней. Я не особенно хорошо умею воспитывать детей. И никогда не буду иметь своих, я поклялась себе в этом. Я все испорчу. Почему Тициан не понимает, что я просто волнуюсь за него?
– Ты голоден? – спокойно спрашиваю я, и его живот урчит. По крайней мере, хоть что-то в этой жизни осталось стабильным: Тициан всегда голоден.
– Как волк! – говорит он, высвобождаясь из объятий Стар. – Что у нас есть?
– Хлеб, сыр, помидоры, анчоусы и дыня, – говорю я.
– Хм… – Одна ножка стула, на котором он сидит, короче остальных, что заставляет его слегка наклоняться, но я не могу заставить себя превратить хорошую мебель в дрова. В этой комнате я провела самые счастливые часы своей жизни с родителями.
Тициан щупает пальцами царапины на столе, и я смотрю на него взглядом, полным любви. Он упрям и мятежен, прямо как я в его возрасте. Только поэтому мы так часто ссоримся друг с другом.
Я копаюсь в ящике со столовыми приборами и нарезаю хлеб тонкими кусочками, пока Стар накрывает на стол. Мы садимся, и, пока Тициан со скоростью света засовывает в рот бутерброды с помидорами и рыбой, Стар кладет на хлеб кусок сыра, внимательно наблюдая за тем, чтобы его края не выходили за границу ломтика хлеба. Я раньше не понимала, почему ее еда всегда должна выглядеть как произведение искусства. Почему она лучше ничего не съест, чем допустит непорядок на своей тарелке. Раньше я пыталась уговорить ее поесть, ругалась и плакала, когда она голодала только потому, что мы не могли позволить себе сыр. Стар мало что любит из еды. Потом я поняла, что она делает это не специально, и теперь я не обращаю внимания на то, что она ест. Вторжение мало что поменяло в ее жизни, хотя я надеялась, что она избавится от своих причудливых привычек. Кусочки помидоров, которые она кладет рядом с хлебом, все одинакового размера, а молоко в стакане должно быть налито ровно до полоски, указывающей объем сосуда. Она довольно смотрит на свою работу и начинает медленно и вдумчиво есть. Сестра жует каждый кусочек ровно девятнадцать раз. Я считала. Всегда только так. Я делала это, чтобы понять, почему она так долго пережевывает пищу. Интересно, расскажет ли она мне когда-нибудь, почему она так сосредоточена на числе девятнадцать? Скорее всего нет.
– Хочешь, мы опишем тебе Семьясу и Кассиэля? – спрашиваю я Стар, когда мы заканчиваем ужин. Это одна из немногих возможностей задержать Тициана дома. Иначе он сразу бежит на улицу. Наша жизнь для него – одно большое приключение. Я в отличие от него очень скучаю по нормальности исчезнувшей цивилизации. На самом деле, мне надо бы радоваться тому, что он так хорошо справляется со всем, но я боюсь, что однажды он присоединится к одной из этих банд, которые бродят по городу. И тогда я потеряю его навсегда. Мне предстоит еще многое ему объяснить, нам нужно почаще с ним общаться. Но мне не хватает времени для этого, а в школе брат изучает только какой-то религиозный бред. Его учителя рассказывают, как мы, люди, отстаем от ангелов в развитии и какие они сильные по сравнению с нами. Я пытаюсь ставить это под сомнение, но не думаю, что мне это удается. Они умеют летать, и поэтому Тициан жутко им завидует.
Стар встает со стула и уходит в свою комнату. Сестра возвращается с листом бумаги и карандашами. Я скоро куплю ей новые, потому что эти уже сточились и стали размером с палец. Но яркие карандаши можно найти только на черном рынке в районе Каннареджо. Разумеется, этот рынок запрещен, но мне все равно.
– Семьяса высокий, – начинаю я. – Почти два метра. Лицо квадратной формы, рыжие волосы доходят до плеч.
Стар с нетерпением приступает к рисованию, а мы с Тицианом по очереди описываем ангелов. Когда эти существа только прибыли, мы думали, что все они выглядят одинаково, но это оказалось не так. Конечно, все они были неописуемо красивы, но даже в этой красоте встречались различия. Некоторые выглядели более мягкими, некоторые опасными и неприступными. Каждый ангел излучает разные эмоции. Они настолько прекрасны, что люди даже боятся на них смотреть. Ангелы со своими шестью крыльями обычно остаются на небе и не спускаются на землю. Только Серафиэль время от времени прилетает к нам, чтобы развлечь себя боями. Херувимы когда-то охраняли врата рая. Их избрали для этого неспроста. Я видела херувимов только пару раз, но они были действительно устрашающими. У них шесть огромных крыльев, и они никогда не появляются без своих огненных мечей. Один из тех, кого я видела, был с головы до ног покрыт шрамами. Явные признаки борьбы с Люцифером и его последователями. Бывают и другие ранги ангелов: троны, господа, те, кто представляет собой силу или власть… Но эти ангелы остались на небе. Архангелы со своими четырьмя крыльями и обычные ангелы похожи на нас больше всех, хотя они, разумеется, никогда с этим не согласятся. По их мнению, они венец творения, а мы сброд.
К счастью, вечером Тициан все-таки остается дома. Когда Алессио, у которого в распоряжении есть собственные две комнаты, приходит к нам, мы играем в карты и даже открываем бутылку отцовского вина. Ужин кажется мне чем-то вроде последнего приема пищи в жизни, и я рада, что никто не замечает моего страха перед завтрашним днем. По крайней мере, алкоголь утомляет меня так, что я засыпаю, лишь только моя голова касается подушки.
– Мне надо идти, – тихо говорю я Алессио, проснувшись утром. Он только что вернулся со своего ночного дежурства в больнице. Выглядит усталым и измученным. Он никогда не рассказывает мне о больных, которых лечит, не говорит, сколько людей погибают на его столе, как бы он ни пытался спасти их. Возможно, юноша не хочет, чтобы я переживала еще и за него, но я все равно волнуюсь.
Стар и Тициан еще спят, а я уже натянула на себя вещи, которые обычно надеваю на бой. Черные брюки, черная майка и потертые сапоги. Вся эта одежда когда-то принадлежала моей матери. У меня такая же стройная фигура, как и у нее, но я никогда не надену ее яркие наряды. Их я с радостью отдала Стар. Брюки матери мне слишком длинны, но у Стар отлично получается перешивать вещи наших родителей так, чтобы они лучше смотрелись на нас. Я собрала свои волосы в настолько тугой пучок, что у меня болит лицо. Ничего в бою не может быть хуже, чем волосы, постоянно падающие на лоб. Я буду сражаться только в полдень, но уже сейчас подумываю о том, чтобы выдвигаться к собору. Я не могу просто так сидеть и ждать.
Мы с Алессио стоим на кухне, я отрезаю себе маленький ломтик хлеба от буханки и кладу на него кусочки помидора. Мое горло сковано страхом. Я с трудом проглатываю еду. Но с пустым желудком нельзя идти на поединок. Мне нужна энергия, если я хочу, чтобы у меня был хоть один шанс победить.
– Ты не можешь бороться, – говорит Алессио, замечая, как трясутся мои руки, – ты не выдержишь.
Он прав. Но у меня нет выбора. Я откладываю нож в сторону, сжимаю и разжимаю кулаки. Руки все еще дрожат.
– Я уже в списке, и, если не явлюсь на место сражения, Нерон бросится искать меня со своими сторожевыми псами.
Если имя есть в списке, это значит, что ты заключил серьезный договор. Договор, который ни в коем случае нельзя нарушать.
– Я могу пойти вместо тебя, – решительно говорит Алессио. – Останься здесь, а я сам с ним поговорю.
Он, и правда, думает, что я рассмотрю это предложение? Он не боец и не будет предлагать Нерону себя лишь для того, чтобы тот оставил меня в покое. Если бы я не вступила в спор с Нероном вчера, я бы не попала в эту ловушку. Искать замену правила не запрещают, но я не позволю Алессио выступать за меня. Если он умрет…
Я поворачиваюсь к юноше, чтобы наши взгляды встретились. Он на голову выше меня, и я смотрю вверх. Его серые глаза за стеклами очков беспокойно меня разглядывают. Он тоже напуган.
– Ты не будешь жертвовать своей жизнью ради меня. Но ты должен пообещать мне кое-что. Я хочу, чтобы ты присмотрел за Стар и Тицианом, если я не вернусь, – требую я. – Ты знаешь, где лежат деньги. Сильвио согласился доставить их в долину Аоста, когда мы соберем сумму. Ты должен пойти к нему и обговорить последние детали.
