Прыжок в прошлое - Сапаров Александр Юрьевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
-Вот оно пятно родовое. Ну, Даниил, поедем скоро мы с тобой в одно место, пусть посмотрит на тебя один человек. Если признает тебя, быть тебе в золоте и чести.
Пока Поликарп Кузьмич собирался меня, куда то везти, наступила осень. Уже больше года, я находился в этом мире. За это время прошло много событий, я вроде неплохо устроился в жизни, к тому же маячила перспектива стать боярином и пользоваться относительной свободой в абсолютистской стране. Проверок я, не боялся. Кроме бабушки мои слова проверить было не у кого. А уж моя бабушка, умнейшая женщина, стразу поймет, чего ее расспрашивают, и на сто процентов подтвердит мои слова. А все остальные свидетели моего появления на свет, уже несколько лет лежали в сырой земле.
Мы еще немного поговорили о моих лекарских успехах и меня отпустили. Самое интересное, что уже на следующий день, после того, как я рассказал воеводе о своем "благородном" происхождении, утром все со мной здоровались:
-Доброго утречка Данила Прохорович.
Вот, каким образом челядь все узнает? Я то был уверен, что воевода и слова никому не
скажет. А дворня уже соориентировалась.
Пока суть да дело, я учил выделенного мне в помощники молодого паренька Антоху, проводить эфирный наркоз. Учились мы на дворовых собаках.
Вначале, когда мы затаскивали визжащих собак к себе, меня быстро обозвали живодером, но, увидев, что все собаки живы и здоровы, перестали обращать на это внимание. Скоро Антоха стал мастером наркоза для собак, и мы для пробы пришили ухо одному кобелю, порванное им в драке за гулящую сучку. Потом это ухо обсмотрели все, от воеводы, до главного псаря, который внимательно разглядел это ухо и с удивлением сказал:
– Слушай Данила, у собаки это ухо лепше чем не драное, как такое может быть?
-Я улыбался про себя:
-Я же все-таки двадцать лет пластический хирург, неужели я ухо собаке правильно не пришью. Кстати я начал тосковать по своей профессии, по женщинам, которые всегда окружали меня, и которым я помогал стать красивее и привлекательней. Я снова начал рисовать. Ведь если пластический хирург не может рисовать, не может быть художником, быть ему в самом низу этой профессии. Но при рисовании я заметил странное обстоятельство. Моими пейзажами восхищались, но когда я рисовал людей, то реалистическая манера письма никого не привлекала. А вот искаженная перспектива, как на иконах, или миниатюрах, сразу привлекала толпу поклонников.
-Прямо, как иконописец писал, – восхищались они.
Но, когда я нарисовал поясной портрет воеводы, то восторгу окружающих не было предела. А сам воевода, гордо поглядывая вокруг, велел повесить его в главном зале. Конечно, я слегка приукрасил Поликарпа Кузьмича, но в меру. И теперь он гордо взирал с портрета на приходящих к нему просителей.
В октябре в Торжок вновь приехал Кирилл Мефолдьевич. На следующий день он посетил воеводу. Вскоре меня позвали к ним. Они оба сидели, раскрасневшись, на столе стояла большая бутыль, судя по запаху, анисовой водки.
Зайдя в комнату, я низко поклонился и ждал, что скажут мне бояре.
-Плохую весть я тебе принес Данила,– наконец сказал Кирилл Мефодьевич, – бабка твоя Марфа уважать себя заставила. Заболела она трясухой, как раз на рождество пресвятой владычицы нашей Богородицы, а на пречистую Феодору Александрийскую и померла.
Тебя все в бреду поминала, говорила, что большим человеком станешь.
Я грешным делом сомневался, думал старая перед смертью ерунду несет. А оно вишь, как выходит. Что же ты парень мне не открылся?– и он обиженно посмотрел на меня.
-Кирилл Мефодьевич, да как же я мог такое говорить, видаков на это дело нет, кроме моей бабушки, запороли бы меня на конюшне за такие слова и все. Спасибо Поликарпу Кузьмичу, это он острым умом своим сам дошел, что я что-то многовато для деревенщины знаю. И я понял что, если откроюсь, то он меня за дерзость такую не накажет. А вы Кирилл Мефодьевич меня тоже ведь своей заботой не оставляли, за что я вам век благодарен буду.
-Что же Данила, ты человек свободный, а ежели, тебя признает дед твой, то мы за тобою стоять то будем. Только вот просьба у меня к тебе, сделай с меня парсуну, как ты Поликарпа нашего Кузьмича изобразил. Не уеду, пока не сделаешь. Ты парень цены такой работе не знаешь, да в Грановитой палате такой, нет.
Поликарп Кузьмич засмеялся:
-Ха, из тебя торгаш никакой Мефодьич, кто же перед работой сам цену поднимает.
Но я сказал:
-Не волнуйтесь, Кирилл Мефодиевич я за вашу заботу обо мне, что в люди вывели, парсуну с вас напишу и в дар отдам.
Кирилл Мефодиевич в ответ, глядя на воеводу, произнес:
-Ты знаешь, Поликарп Кузьмич, у меня, сейчас, как пелена спала, и сам думаю, как я мог так обмишуриться, ведь как ясен день видно, что у парня кровь непростая.
Я стоял и злился. Эти бояре держали паузу подольше, чем иные артисты. Они понимали, что мне не терпится узнать, кого же они назначили мне в родственники, но фамилий не называли. И за стол они меня не сажали. Видимо, такое произойдет, если только мой неведомый пока родственник признает меня своим внуком или еще кем-то.
Мы еще немного поговорили о моих лекарских успехах и меня отпустили.
На следующий день мы стояли обедню в Спасо-Преображенском соборе, и я обратил внимание, что наш поп отец Павел немного гнусавит и на левой щеке у него приличный флюс. После службы я спросил у него, чего он так мучается, надо зуб удалить. На что он мне сказал:
-Данила, боюсь я этих коновалов проклятых, один раз в жизни на торге решился, так чуть не умер, как свинья визжал, которою к забою ведут. Невместно мне сейчас визжать, сан не позволяет. Буду так ходить, молитву прочитаю, и с божьей помощью все пройдет.
-Батюшка, есть у меня водка особая, сам сделал, если ею подышать, то как бы опьянеешь, и не чувствуешь ничего, а я вам удалю зуб и все в порядке будет.
Сразу поп не согласился на удаление, но уже к вечеру он сам пришел ко мне и сказал:
-Делай хоть что, не могу больше.
Я тут же позвал Антоху, посадили бедного попа на тяжелый стул, я высмотрел больной зуб и Антоха, опытной рукой, начал капать эфир на маску. Через десять минут наш поп "поплыл", интенсивность капания уменьшили, я приготовил, изготовленные по моим чертежам клещи, и мысленно сказав:
-С богом,– отделил лопаткой десну и, крепко взяв остатки зуба в клещи, начал его раскачивать. Лицо отца Павла оставалось спокойным, и он пытался улыбнуться. Я, раскачивая зуб, медленно вытащил его, затем крепко сжал края десны прокипяченой тряпочкой, увы, ваты у меня еще не было. Корни, слава богу, все были целые, в челюсти отломков не осталось. Мы с Антохой отвели отца Павла на топчан. Он по-прежнему улыбался и ничего не соображал. Но прошла четверть часа и глаза его приняли осмысленное выражение. Он сел повыше, оглянулся по сторонам и спросил:
-Так, когда же ты меня мучить начнешь, изверг рода человеческого?
-Так, батюшка, все уже сделано, зуб вот он. Заберите себе, да закиньте за печку от сглаза.
Отец Павел смотрел на меня, и на его лице расплывалась улыбка:
-Так я же почти ничего не помню. Ты вроде мне железяку какую-то совал. Я думал, что еще долго.
Он сунул палец в рот. Я закричал:
