Точка отсчета - Крабов Вадим (читаемые книги читать txt) 📗

«Странно, с чего бы это? Раньше хотелось, — задумался он, — наверное… слишком она необычна. Вроде повсеместно встречаю, а… воином все равно понятней. Мечом помахал, из лука пострелял — красота! С Духами повезло, они… точно! Я просто не вижу смысла, мои Духи Андрея переплюнут и тех воинов-магов… э, нет, Владимир Дьердьевич. Они хотели меня живым захватить, а вспомни, как нога чуть не сгорела и твои хваленые Духи ни хрена не могли поделать, а он сдерживался!»

Чик вскочил и заходил по комнате. Теперь она была чисто прибранной, с ковром на полу, с вазой для цветов на подоконнике. Служанка старается, глазки строит.

В битве с Тиграном давно разобрался. Каган исключительно защищался, а Сила неизвестного каганского бога, освобождавшаяся от защитных заклинаний, была «своей» и легко слушалась. Потом он неоднократно пытался нащупать ее в мире Геи, но не находил. Зато твердо знал, что стоит ступить в пятно…

«А Флорина! Она целый магистр, мои Духи для нее ничто. Черт, я даже не знаю, какие проявления у боевой лоосской магии! Надо срочно озадачить Андрея, пусть пороется. Эх, жаль нельзя из ихней библиотеки книги таскать. А Звездную тропу делать? Я что, всегда буду Андрея просить? — Ученик Текущих пока не освоил структуры тропы, не хватало стабильности, но поступил проще: купил амулет. — Я даже долбаным амулетом не могу воспользоваться, в него над тупо Силу вливать и координаты представлять, а для Силы Френома в этом городишке просто нет амулетов! Ну и какой я получаюсь урод, ни хрена не могу, не умею, не хочу! Ну что я за чмо!» — распалял себя, пока за душу не взяла досада и злость чуть ли не до бешенства.

Чик умом так и не осознал свою волю, но подсознательно уже понял, что ему надо захотеть и поверить. Вот и сегодня он неосознанно подгонял себя к состоянию, похожему на давнее желание стать лучшим воином.

«Да я, ешкин кот, из двадцатого века! Я в школе и технаре задачки щелкал, какие местным грекам не снились! Да за мной целая техническая цивилизация, в натуре! Я машину с закрытыми глазами разберу-соберу, знаю, как и почему она едет, так неужели какую-то сраную магию не осилю, которую местные дикари осваивают? Андрей всего за год насколько поднялся, а я что — рыжий?! Транс? Легко! Библиотека с пустыми полками, и все дела! И нефиг больше голову ломать, месяц дурью маюсь, слушаю пацана — Андрея! Да что он знает по сравнению со мной? Ни шиша! Структуры? Плюнуть и растереть, не сложнее десятого класса! Да я интегралы брал, полкласса у меня списывали! Все, в транс и нефиг успокаиваться!» — только подумал, представил пустые полки библиотеки (почему-то вспомнился техникум), как с ходу провалился в неизведанное доселе состояние.

Чик захотел и поверил, что станет лучшим магом, значит, станет. Совершенно не задумывался о характере Силы, а потому сможет использовать любую. А особенно, о чем, оказывается, давно, с самого пятна, мечтал, найдет Силы альганов-каганов в любом месте. Так сказать, «вкусив однажды»… понравилось, и это дополнительный стимул к желанию освоить магию. И со структурами практически определился. Нужен доступ к информации и понимание логики, остальное приложится. Задача поставлена правильно, то есть — почти решена. Правда, где брать эту самую информацию — совершенно непонятно. Со слов Андрея, ясное дело, не получится. Но это частности.

Главное, чтобы в обретенном доме никто не мешал пожить спокойно хотя бы некоторое время. Пока мечта о безмятежной жизни сбывалась. Чик окончательно перестал хотеть на Землю. Может, только в гости. А вот месть не отменил. Так что до встречи, Флорина!

Эпилог

Тиразис — столица Великой Персии, храм Ахурамазды с негасимым Огнем.

Беседуют два жреца.

— Царь утвердил ему смертный приговор, что тебя смущает, Керуз? — Пожилой жрец исподлобья смотрел на молодого коллегу. Он устал от долгой службы, и если бы молодой жрец не являлся мобедом, да еще и из влиятельной богатой семьи, приближенной к трону, то дастур [20] Ормед отмахнулся бы от него как от назойливой мухи.

— Я сомневаюсь, Старший! — горячо ответил мобед. — А вдруг он Саошьянт? [21]

Старый жрец со вздохом опустился на каменную скамью. Отблески Победоносного Огня играли на его лице, подчеркивая горбоносый профиль и освещая окладистую седую бороду, создавали на ней веселые теневые змейки.

— О, мудрый Заратуштра, не дело возводить юнцов, не прошедших десятилетие хирбадства, в мобеды! — привычно проворчал он, прекрасно понимая, что именно этого двадцатипятилетнего юнца, женатого на племяннице Дария, никак нельзя было не произвести в сан. — Маленькая ложь легка по сравнению с тяжелым благодеянием защиты веры, не так ли? — усмехнувшись, произнес Ормед, неожиданно лукаво подняв бровь, но быстро сменил мимику на более серьезную, даже можно сказать грозную. — Он колдовал! Забыл? Более того, смущал народ речами, что такое возможно всем! «Стоит лишь поверить», — сквозь зубы процитировал приговоренного факира, — это ли не богохульство? Правильно ты рассказал о нем, не кори себя.

— Да, но… — смутился Керуз.

— А если он Саошьянт, то какой? Первый? Может, сразу третий? — напористо продолжил старый жрец. — Да, пришлось обвинить в убийстве, и я полностью беру на себя грех обмана, иначе наказание не вышло бы столь строгим. А он вдобавок оказался одержимым. Ты должен себя только хвалить, ты совершил большое благодеяние. — Впрочем, слова об одержимости прозвучали не так уверенно, как жрецу хотелось бы.

Колдовство — грех, который клался на чашу посмертного суда, но не тянул на смертный приговор, только штраф и тюрьма. Это если волшба безвредная (такую и практиковал факир), но если от проклятия погибал хоть даже последний крестьянин — казнь колдуна неизбежна.

Умер видный сановник, младший визирь. Дастур Ормед легко доказал, что повинен в том ярмарочный факир Фируз, недавно пришедший в столицу из захолустного Вавилона.

Наложил проклятие и не попытался скрыться, наглец! А как держался на пытках? Удивительно, улыбался! Мелькала мысль о его сумасшествии, но она мгновенно гасла, как только заключенный начинал очень связно говорить. Ормеду вскоре стало ясно — факир одержим дэвом, скорее всего, хитрым Тишном. Определил и полностью успокоил свою гибкую и покладистую совесть.

— Не походил он на одержимого, Старший! — горячо возразил Керуз. — Я увидел его и поразился: так ловко жонглировать и обманывать взор не мог никто, но это никак не одержимость… — Юный жрец уже жалел, что побежал в храм и рассказал о новом ярмарочном фокуснике. Хотя… не он, так кто-нибудь другой непременно рассказал бы жрецам.

Вместо того чтобы напускать таинственность, факир, напротив, охотно шел к народу и открыто превращал камешек в своих ладонях в болотную лягушку, смеясь, отпускал и, приговаривая «так может каждый…», показывал что-нибудь еще. Толпа восторженно ахала.

— Одержим, — теперь уже твердо заверил Ормед, — потому и казнь для него очистительная, через огонь. А ты успокойся. При мне можно страдать сомнениями, я тебя успел выучить, но я не всегда буду твоим Старшим. Ты меня понял? — закончил разговор многозначительным намеком.

— Понял, — вздохнул молодой мобед и, пересилив себя, выдавил: — Разреши мне завтра не присутствовать на казни?

Дастул сделал вид, что задумался. Помучил-помучил молодого и, словно беря на себя тяжкое бремя ответственности, великодушно разрешил.

Эшафот из промасленных поленьев сложили на центральной площади. На развлечение собрался без малого весь город. Толстое кольцо стражников с трудом оттесняло от места казни толпу торговцев, солдат, ремесленников и рабов. Городская знать с высокопоставленными жрецами наблюдала за процессом с балконов богатых домов и тоже предвкушала достойное зрелище.

Приговоренного привели точно в срок. Худой сорокалетний черноволосый сероглазый мужчина в лохмотьях, в которых теперь с трудом угадывался яркий факирский наряд, шел, сильно хромая, звеня бронзовыми кандалами, но при этом иронично улыбался. Ссадины, кровоподтеки, болтающаяся рука без пальцев кричали о пытках и страданиях, а он улыбался и с удовольствием ловил взглядом последние в своей жизни солнечные лучи. Его не приходилось подгонять — шел сам. Палачи ловко притянули факира к столбу, глашатай зачитал приговор. Казнимый лишь однажды, при упоминании об одержимости, удивленно поднял брови, а остальное не слушал.