Дунай. Река империй - Шарый Андрей Васильевич (серия книг txt) 📗

Тулча. Иллюстрация из Illustrated London News. 1877 год.

В мае 1972 года по случаю успешного запуска гидросистемы в эксплуатацию президент СФРЮ Иосип Броз Тито вручил государственные награды 305 строителям, а руководитель СРР Николае Чаушеску отметил 150 ударников труда. Председатель румынского Государственного совета присвоил югославскому президенту звание Героя СРР и наградил орденом “Победа социализма”. А президент СФРЮ присвоил председателю румынского Государственного совета звание Героя Социалистического Труда и наградил орденом Югославской большой звезды. Здесь, на 943-м дунайском километре, у Железных Ворот, и на 864-м, у речного острова Большой, технические возможности соединились с государственной волей, экономической целесообразностью, финансовой выгодой, с идеологией и политической спесью – и в результате объединенных десятилетних усилий реку перегородили румынско-югославские (теперь румынско-сербские) гравитационные бетонные водосливные плотины. В каждом из двух машинных залов “Джердап I” – по обе стороны Дуная – старательно и покорно добывают энергию света по шесть поворотно-лопастных гидроагрегатов советского (ныне обновленных, российского) производства с диаметром рабочих колес по 9,5 метра.

Река укрощена, упрощена и облагорожена.

Или покалечена, смотря как считать.

Британский аристократ сэр Сачеверел Ситвелл, поэт и писатель, музыкальный и архитектурный критик, баронет и джентльмен, плоть от плоти лондонского high society, в 1938 году совершил четырехнедельную поездку по Румынии, во время которой, помимо Бухареста, Трансильвании и Буковины, посетил также дельту Дуная и был удостоен аудиенции у короля Кароля II в его дворце близ Синаи. Путевой отчет Ситвелла, старомодно, по тогдашним законам английской грамматики, названный “Роумынское путешествие” (Roumanian Journey), начинается сакраментальной для западного путешественника фразой: “Далеко лежит эта страна”. Честно извинившись за поверхностность своих впечатлений, сэр и баронет тем не менее составляет толковый и довольно интересный травелог (не зря его переиздают до сих пор), пусть и с избыточными комплиментами в адрес просвещенного румынского монарха, выходца из швабской династии. Гогенцоллернов в 1866 году волей великих держав спустили царствовать в низовья Дуная с его верховий, из княжества Зигмаринген, которым представители младшей католической ветви благородного семейства, напомню, управляли рачительно и без претензий на европейское величие, пока ситуация не вынудила их отказаться от своих прав в пользу Пруссии.

Кароль I, двоюродный дед Кароля II, был избран на престол Объединенного княжества Валахии и Молдовы в период некоторого внутриполитического кризиса, когда перед постепенно выходившими из вассальной зависимости от Османской империи румынами в очередной раз замаячила опасность большего подчинения власти султана. Разрешение кризиса нашли в приглашении чужестранного монарха: Гогенцоллернам предстояло умиротворить страну, сообщить юго-востоку Европы импульс немецкой энергии и экспортировать цивилизацию от истоков реки к ее устью. Занятно, что в 2014 году президентом Румынии стал Клаус Йоханнис, бывший школьный учитель физики из семьи трансильванских саксов (родители его, кстати, после событий 1989 года воспользовались правом на возвращение и уехали на родину предков). Избрание Йоханниса на пост главы государства многие эксперты – а также таксист Виорел – связывали не только с собственно политическим, но и с этническим фактором: кто, если не немец, научит румынских сограждан? [99] умению хорошо жить?

Как писал биограф Кароля I, “судьба предначертала ему управлять одним из самых экстравагантных народов Европы”. Глава прусского правительства Отто фон Бисмарк считал румынским идеалом “превращение страны в Бельгию на берегах Дуная”, но эта цель не достигнута до сих пор. Гогенцоллерны были не первыми, кому предложили в княжение Валахию и Молдову, но другие претенденты, насколько можно понять, не решались отправляться в такую глушь. 27-летний Кароль (на самом деле, конечно, Карл – Карл Эйтель Фридрих Людвиг фон Гогенцоллерн-Зигмаринген), представитель знатного, но бесперспективного с точки зрения наследования чего-нибудь более престижного семейства, обер-лейтенант прусской армии, согласился. Со своей высокой миссией Гогенцоллерны-младшие на протяжении восьми десятилетий справлялись вполне успешно, пока коммунистическая диктатура не свернула румынской монархии шею.

Прибытие Карла Гогенцоллерна в Бухарест. Рисунок из французской газеты.  Май 1866 года.

Поскольку Габсбурги не приветствовали избрания на валашско-молдавский престол находившегося под сильным влиянием Берлина князя, он вынужден был добираться в свою новую столицу через австрийские и венгерские земли под чужим именем? [100]. В 1877 году Румыния, союзница России в очередной балканской войне, добилась наконец полной самостоятельности от Османской империи; еще через четыре года Кароль I принял титул короля. Венец для церемонии коронации, символ “славного начала” большой монархии, отлили из металла османской пушки, захваченной румынскими отрядами под Плевной. Образцом первой конституции Румынии стал основной закон Бельгии. Через полвека и через столетие, к юбилеям государственности, по берегу Дуная – от Калафата через Корабию до Джурджу – поднялись монументы в память героев княжеской армии. Пушки и знамена, не утратив освободительного смысла, стали гранитными, мраморными и даже бетонными.

Мост Кароля I. Фото 1901–1904 годов.

Война за независимость завершила тягостный, продлившийся не один век период румынской государственности, когда внутренняя автономия Валахии и Молдовы и право иметь “национального” (назначенного султаном) правителя? [101] оплачивались ежегодной данью и несвободой в международных делах. Попытки отказаться от повинностей вассала оборачивались османскими карательными экспедициями, мелкими и крупными военными стычками, дворцовыми интригами и поездками “на поклон” к берегам Босфора. “Интересы нации вращались вокруг меча и пули, а величие государства определялось количеством вражеской крови, пролитой у его границ”, – замечал в работе “История Румынии” (1909) русский автор Николай Борецкий-Бергфельт. Самой опасной из этих границ оставалась южная, дунайская, и за покровительство и помощь сильных христианских соседей (сначала польского и венгерского королевств, а потом империй Габсбургов и Романовых) румыны тоже расплачивались несамостоятельностью и болезненными уступками. Войны XVIII–XIX веков приносили Валахии и Молдове не только постепенное расширение автономии, но и территориальные потери: в 1775 году Австрийская империя отложила себе Буковину, в 1812 году Россия прибрала Бессарабию. В первой половине XIX века русская армия трижды по нескольку лет квартировала в дунайских княжествах.

Поскольку валашские и молдавские земли веками страдали от чужого попечительства, долгожданная окончательная свобода для многих в Бухаресте и Яссах стала ощущением абсолютным. Главный румынский литературный авторитет Михай Эминеску писал в ту пору: “От России мы ничего не принимаем. Нам не нужен ее особый патронат, мы не требуем ничего, кроме того, что вправе требовать с чистой совестью: полностью уважать подписанную с нами конвенцию [о правах и неприкосновенности Румынии]. Не сражаться за нас, никто не просил ее сражаться; у нее нет права иметь никаких дел с Турцией от нашего имени. Ни она за нас не воевала, ни мы за нее, а каждый за себя; она ради выполнения своего европейского мандата и ради побратимства за Дунаем; а мы за себя”. И вот уже полтора века – при любых политических режимах – Россия и Румыния остаются дунайскими соперниками. “Положение Румынии в концерте европейских держав не внушает уже больше опасений, – прозорливо констатировал столетие назад Борецкий-Бергфельт. – Она среди них не первоклассная держава, но и не последняя”.