Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
— Делай, что хочешь, — резко сказал Сулла. — Завтра можешь приводить и уводить, кого сочтешь нужным. Я сейчас занят устройством свадьбы падчерицы. Вероятно, моя жена не сможет быть на этой свадьбе?
— Определенно нет, Луций Корнелий.
Таким образом, получилось, что Эмилия Скавра, будучи на пятом месяце беременности от первого мужа, вышла замуж за Гнея Помпея Магна в доме Суллы. С ней рядом не было никого, кто ее любил. Под покрывалом невесты она горько плакала, но, как только церемония закончилась, Помпей стал утешать ее, стараясь во всем угодить новобрачной, и преуспел так, что, когда настало время уходить, она уже улыбалась.
Сулла должен был сообщить Далматике о совершившемся. Однако он продолжал находить оправдание за оправданием, чтобы только не входить в комнату жены.
— Я думаю, — сказала Корнелия Сулла, которая одна поддерживала с ней связь, — что он не в силах видеть тебя такой больной. Ты же знаешь его. Если болен кто-то, на кого ему наплевать, он сохраняет полное безразличие. Но если хворает любимый, Сулла опрометью бежит от несчастья.
В большой, просторной комнате, где лежала Далматика, чувствовался запах гниения, который усиливался при приближении к постели. Корнелия Сулла знала, что Далматика умирает. Луций Тукций оказался прав: не было никакого ребенка. Никто не знал, почему ее живот растет, как у беременной. Не знали ничего, кроме того, что причина этого роста — ужасная, смертельная. Гнилостные выделения неумолимо продолжались. Больная горела так, что никакие лекарства и заботы не могли уменьшить жар. Но она еще оставалась в сознании. Ее глаза, пылающие как два факела, с болью смотрели на падчерицу.
— Не стоит говорить обо мне, — сказала она, повернув голову на пропитанной потом подушке. — Я хочу знать, как моя бедная Эмилия перенесла все случившееся. Было очень плохо?
— На самом деле все прошло нормально, — с удивлением сказала Корнелия Сулла. — Можешь верить или не верить, дорогая мачеха, но, когда она уходила в свой новый дом, она была вполне счастлива. Этот Помпей — удивительный человек. До сегодняшнего дня если я и видела его, то только издали. И у меня, как и у Эмилии, было предубеждение против него. Но он очень симпатичный — намного привлекательнее, чем этот дурак Глабрион! — и обладает огромным обаянием. Так что все началось слезами, но после того, как Помпей убедил ее, насколько она симпатична и как сильно он уже ее любит, Эмилия совсем перестала унывать. Я скажу тебе, Далматика, он намного лучше, чем я ожидала. Он умеет делать женщин счастливыми.
Далматика, казалось, поверила.
— О нем говорят всякое. Несколько лет назад, когда он был почти ребенком, у него была связь с Флорой — ты знаешь, о ком я говорю?
— Знаменитая куртизанка?
— Да. Сейчас она уже далеко не та, но, по слухам, все еще тоскует о Помпее, который не уходил от нее, не оставив следов своих зубов по всему ее телу. Не могу представить себе, почему это доставляло ей удовольствие! В конце концов Помпей устал от нее и передал ее одному из своих друзей, и это разбило ей сердце. Бедная глупышка! Куртизанка влюбилась, как деревенская девчонка.
— Тогда вполне может быть, что Эмилия Скавра в конце концов начнет благодарить папу за то, что он освободил ее от Глабриона.
— Я хочу, чтобы он пришел ко мне.
Наступил канун ид секстилия (12 августа). Сулла возложил на голову венец из трав и облачился в триумфальные одежды. Таков был обычай, когда прославленный полководец приносит жертву у Великого алтаря Бычьего форума. Предшествуемый своими ликторами и возглавляя процессию сенаторов, диктатор прошел относительно короткий путь от своего дома до лестницы Кака, потом вниз по ступеням до пустой площади, где в обычные дни располагались мясные лотки. Проходя мимо статуи бога, сегодня также облаченного в триумфальные регалии, Сулла остановился, чтобы отдать ему честь и помолиться. Затем прошел к Великому алтарю, позади которого стоял небольшой круглый храм Геркулеса Непобедимого, старинное дорическое здание, пользовавшееся довольно широкой известностью, потому что внутри него имелось несколько фресок, выполненных знаменитым поэтом-трагиком Марком Пакувием.
Жертва, откормленный теленок красивой кремовой окраски, ждал под присмотром помощников жрецов — popa и cultarius, — жуя свою жвачку, пропитанную наркотиками, и глядя кроткими карими глазами на суетливо снующих по рыночной площади людей, занятых приготовлениями к пиру. Все присутствующие украсили себя лавровыми венками, но когда младший Долабелла (который был городским претором и поэтому отвечал за церемонии сегодняшнего дня) начал молиться Геркулесу Непобедимому, участники жертвоприношения стояли обнажив головы. Геркулесу, иноземцу на священной римской территории, молились по-гречески, с непокрытой головой.
Все шло идеально. Как пожертвовавший теленка и устроитель народного праздника, Сулла наклонился, чтобы наполнить кровью скифос — специальный сосуд, принадлежавший Геркулесу. Но когда он присел и наполнил чашу, что-то низкое и черное прокралось, словно тень, между великим понтификом и помощником жреца, погрузило морду в озеро крови, разлившееся по булыжнику, и принялось шумно лакать.
Крик ужаса сорвался с губ Суллы, он отскочил назад, выпрямился. Скифос выскользнул из онемевшей руки, венец из засохших трав упал с головы диктатора прямо в лужу крови. Охватившая людей паника распространилась быстрее, чем рябь на поверхности кровавой лужи, которую продолжала лакать голодная черная собака. Люди с криками стали разбегаться в разные стороны, срывая с себя лавровые венки вместе с прядями волос. Никто не знал, что делать, как положить конец этому кошмару.
Метелл Пий, великий понтифик, взял молот у онемевшего от ужаса помощника и со всей силой обрушил его на голову собаки. Дворняга взвизгнула и закружилась на месте, щелкая зубами. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем собака рухнула в конвульсиях и медленно затихла. Из пасти ее выступила кровавая пена.
Побледнев сильнее Суллы, великий понтифик уронил молот на землю.
— Ритуал был осквернен! — крикнул он как мог громче. — Praetor urbanus, мы должны начать снова! Почтенные отцы, успокойтесь! Где рабы Геркулеса, которые должны следить, чтобы здесь не было ничего нечистого?
Помощники жрецов собрали храмовых рабов, которые ушли еще до начала церемонии — посмотреть, какие яства расставляют на столы. Сулла, в съехавшем набок парике, обрел наконец силы, наклонился и поднял свой запачканный кровью венец из трав.
— Я должен пойти домой и вымыться, — сказал он Метеллу Пию. — Я нечист. Все мы осквернены и должны вымыться. Через час соберемся снова.
Младшему Долабелле он сказал куда строже:
— После того как здесь наведут порядок и бросят в реку теленка и эту ужасную собаку, проследи, чтобы viri capitales заперли где-нибудь рабов до завтра. Потом их следует распять, и не надо им ломать ноги. Пусть помучаются несколько дней. Здесь, на Бычьем форуме, перед самим богом Геркулесом. Они ему не нужны. Они допустили, чтобы приносимая ему жертва была осквернена собакой.
«Нечистый, нечистый, нечистый!» Сулла снова и снова повторял это слово, торопясь домой, чтобы принять ванну и переодеться в toga praetexta — никому не полагалось иметь более одного комплекта триумфальных регалий. Собственными руками Сулла вымыл венец из трав, заливаясь слезами, потому что даже при малейшем прикосновении хрупкая реликвия рассыпалась. Когда Сулла положил венец сушиться на толстую подушку из белой ткани, от него оставалось лишь несколько увядших бесформенных фрагментов.
«У меня больше нет моей corona graminea, — думал Сулла. — Я проклят. Удача покинула меня. Моя удача! Как я буду жить без моей удачи? Кто послал его, это черное чудовище из преисподней? Кто испортил этот день — теперь, когда Гай Марий уже не в состоянии этого сделать? Неужели это Метробий? Я теряю Далматику из-за него! Нет, это не Метробий…»
И Сулла возвратился к Великому алтарю Геркулеса Непобедимого — теперь в лавровом венке, как и прочие. Его перепуганные ликторы безжалостно расчищали дорогу через толпу, собравшуюся, чтобы наброситься на еду, коль скоро ее уже разложили по столам. Несколько повозок с провизией, запряженных волами, направлялись к месту пиршества, что вызывало дополнительный беспорядок. Когда возницы увидели приближающуюся процессию жрецов, они поторопились отвести своих животных в сторону. Если какой-нибудь вол вдруг уронит кучу на пути священнослужителей, те будут осквернены, а владельца вола приговорят к порке и большому штрафу.
