Богачи - Паркер Юна-Мари (библиотека электронных книг txt) 📗
В Лондоне на площади Монпелье газетчики разбили целый палаточный городок и попытались расположиться на ступенях лестницы перед парадным подъездом, чтобы нести круглосуточное дежурство и не пропустить появления кого-нибудь из скандальной семейки, но получили решительный отпор со стороны Перкинса, который повел себя не менее достойно, чем Мак-Гилливери.
Вдовствующая графиня Ломонд вместе с Эндрю Фландерсом под покровом ночи покинула свой дом через заднее крыльцо и тайно уехала в Девон к приятельнице, согласившейся приютить ее, пока не утихнет шумиха.
Британская пресса столкнулась с тем, что Ломонды искусно заняли круговую оборону и приняли меры против дальнейшей утечки информации. За неимением фактов репортерам ничего не оставалось, как заполнять газетные полосы собственными выдумками.
Тиффани пришлось отключить телефон и запереться у себя в квартире. В театре, где поставили «Герти», сборы достигли рекордной планки благодаря внезапно возросшей известности модельера, работавшего над созданием костюмов для шоу.
В «Акселанс» выстраивалась очередь за два квартала. Народ повалил сюда, чтобы развлечься и потанцевать, а заодно хоть мельком взглянуть на Тиффани — какая она из себя? Аксел повысил цены на напитки, игнорируя нормы пожарной безопасности, увеличил пропускную способность клуба и удвоил таким образом ежедневную прибыль.
Газетчики попробовали подступиться к «Квадранту» и квартире его президента на Парк-авеню, но Джо с Рут заблаговременно покинули город.
В ту злосчастную субботу, когда Тиффани имела разговор с Джефом Маккеем, она перезвонила родителям и предупредила их о том, что грозит разразиться крупный скандал. Едва оправившись от шока, Калвины сели в самолет и вылетели в Саутгемптон, где и пребывали все это время взаперти под охраной четырех телохранителей из службы безопасности «Квадранта».
— Я до сих пор не могу в это поверить! Где, ты говоришь, Тиффани родила ребенка? — спросила Рут мужа за завтраком.
Она осмелилась вызвать Джо на неприятный разговор лишь потому, что успела пропустить накануне несколько рюмок водки. Осмысление кошмарной истории требовало от нее таких больших интеллектуальных и нравственных усилий, что сделать это на трезвую голову не представлялось возможным.
— Да какая разница, черт побери! — взорвался Джо. — Главное, что по какой-то идиотской причине она согласилась его родить для Морган. От Гарри! А этот чертов ублюдок даже не заметил, что с ним в постели другая женщина! — Джо откусил кончик сигары и в ярости выплюнул его на пол. — Почему она не пришла ко мне? Я бы придумал все что угодно, лишь бы избежать этого позора.
— Что ты собираешься делать?
Джо тяжело поднялся из-за стола и задумчиво погладил выпирающее из-под пиджака брюшко.
— Завтра я возвращаюсь в Нью-Йорк. Мне необходимо поговорить с Тиффани и выступить в печати с заявлением. С нашей стороны было довольно глупо бежать и скрываться здесь, как преступникам.
— Но что ты скажешь газетчикам, Джо? Ведь отрицать факты бессмысленно.
— Предоставь это мне. Надо обстряпать это дело очень аккуратно — пусть они думают, что мы с самого начала были в курсе… и Гарри тоже. А тебе лучше остаться здесь, Рут. И не вздумай с кем-нибудь об этом говорить. Ни одного слова, понятно? Я тебя знаю, ты никогда не умела держать язык за зубами!
Рут укоризненно посмотрела на мужа и втайне подивилась полному отсутствию у него какой бы то ни было проницательности. Что ж, она иногда выглядела глупо и не могла с ходу ответить на каверзный вопрос, но свои секреты хранила десятилетиями — например, некоторые счета от портнихи. Джо не видит дальше собственного носа, не замечает даже, что она давно носит накладные ногти и парик! Как же, она не умеет держать язык за зубами! Если кто из них и глуп, так это сам муженек! Его голова давно превратилась в счетную машину, и он перестал замечать вокруг себя что-либо, кроме денежных знаков.
— После ужина я собираюсь пойти в клуб, — заявил Аксел Тиффани, которая удобно расположилась в кресле с бокалом мартини и журналом.
— Как, опять? — стараясь скрыть разочарование в голосе, спросила Тиффани.
— У меня много работы, — занял оборонительную позицию Аксел. — В клубе сейчас дым коромыслом с открытия и до самого утра. Перестань кукситься, Тифф. Я не развлекаться туда иду.
— Да, я знаю, — тихо ответила она. — Прости, дорогой, я просто очень издергалась за последнее время. Нервы ни к черту. А ты все время пропадаешь в клубе. Я почти не вижу тебя с субботы, когда начался весь этот кошмар.
— Как ты не понимаешь, что именно сейчас важно выложиться на всю катушку, Тифф. Ведь дела пошли в гору. А через месяц, когда мы откроем клуб в Сан-Франциско, придется вкалывать еще больше. Или ты забыла об этом? — Он поднялся и раздраженно плеснул себе виски. — Я не понимаю, куда девался твой гордый, независимый нрав, которым ты так кичилась раньше?
Тиффани удивленно взглянула на мужа, пораженная резкостью его слов. Разумеется, в поведении Аксела давно уже было что-то странное, настораживающее, но при той сумасшедшей жизни, которую ей приходилось вести, понять, в чем дело, казалось невозможным. Конечно, она видела, что Акселу приходится много работать. Она уважала его за трудолюбие и подбадривала, когда силы у него были на исходе. Через несколько лет, если дела пойдут так же успешно, Аксел станет владельцем обширной сети ночных клубов не только в Штатах, но и в Европе.
Разумеется, его периодическое присутствие в «Акселансе» необходимо. Но частые отлучки объяснялись не только работой. Интуиция подсказывала Тиффани: здесь кроется что-то еще. В последнее время Аксел сильно изменился. В их отношениях появились напряженность и какая-то недоговоренность, хотя он продолжал уверять, что любит и нуждается в ее близости. Кстати, о близости… Теперь она случалась реже, чем поначалу, но Тиффани объясняла это привыканием, свойственным прочным, устоявшимся супружеским парам. В одном она была уверена: у Аксела нет другой женщины. С величайшим отвращением она время от времени просматривала его карманы в поисках любовной записки или ключа от чужой квартиры, обнюхивала рубашки и свитера, стараясь уловить запах духов или губной помады. И ни разу ее поиски не увенчались успехом.
— Что слышно о Гарри? — спросил вдруг Аксел.
— Папа звонил в клинику сегодня. Все без изменений. Он по-прежнему в коме.
— Бедняга! Он наверняка несся сломя голову. Я полагаю, с Морган ты больше не разговаривала?
— Нам нечего сказать друг другу, — ответила Тиффани и сделала большой глоток мартини.
— Я тоже так считаю.
В гостиной воцарилось молчание. Тягостное и неловкое, какое возникает обычно между чужими людьми, не имеющими ничего общего. Тиффани попыталась притвориться веселой и разговорчивой, но Аксел не поддержал ее, ограничиваясь лишь скупыми вежливыми замечаниями, — было очевидно, что ему не терпится поскорее поужинать и улизнуть из дома.
Наконец он ушел, сменив тихий и скучный дом на яркий свет и оглушительную музыку ночного клуба. Тиффани чувствовала себя как человек, приготовившийся пойти на веселую вечеринку, которому в последний момент сказали, что она не состоится. Поставив на столик возле софы чашку кофе и пепельницу, Тиффани вытянулась на ней с новым романом в руках. Она принялась было читать, но буквы прыгали у нее перед глазами и, с трудом одолев две страницы, она отложила книгу и стала смотреть в потолок.
В эту минуту она думала не об Акселе. Мысли обратились к сыну, любовь к которому она старалась изжить из своего сердца и которого все же не переставала ощущать как частичку себя самой. Девять месяцев она мучительно вынашивала его, готовясь к тому, чтобы отвергнуть физически и морально, как только настанет срок. Но раздался его первый крик, и каждая клетка ее тела наполнилась слепым материнским обожанием и воспротивилась необходимости расстаться с ним. Теперь, когда тайна его рождения была предана огласке, Тиффани с новой силой переживала потерю ребенка. Слезы невольно навернулись на глаза: она плакала от жалости к сыну, который до конца жизни будет нести на себе бремя позора. Она плакала потому, что никогда еще не чувствовала себя такой бесконечно одинокой.
