Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Эрлер Ольга (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
В преддверии долгой разлуки Таис пожелала, чтобы Александр проводил с ней все ночи, которые им остались.
— Это ты меня так наказала? Я обожаю твои наказания, — шутил царь. — Ты, однако, любишь, чтобы я хронически не высыпался.
Шутки шутками, но, вопреки всем законам природы, с годами могучая страсть нисколько не уменьшилась в них. Иногда слово «страсть» оказывалось даже слишком слабым для того любовного безумия, которое овладевало ими. Казалось бы, что может случиться неожиданного, когда любишь человека много лет и знаешь его до мелочей? Но Таис время от времени умудрялась удивлять Александра своими состояниями. Например, она умела не только воспламенять, зажигаться, гореть, взрываться — все это мог и Александр, но он не умел «тлеть», а Таис могла удерживать и растягивать это блаженное состояние до тех пор, пока Александр не восстанавливал свои мужские силы и не присоединялся к ней. Ах, как он восхищался этой ее способностью и… завидовал ей! Иногда случались другие чудеса: как-то Александр поглаживал-подавливал ее живот, и это невинное движение, к великому удивлению Александра, привело ее к оргазму. «Тебя так долго не было», — оправдывалась Таис. «Я вчера был!» — Он любил и знал ее вожделенное тело до мельчайших подробностей, обожал играть на нем, как на удивительном инструменте, выдумывая все новые наслаждения-мелодии, и поражался, когда порой из задуманной простенькой песенки для свирели выходила симфония для целого оркестра.
Как-то днем, заскочив к Таис вместе с Птолемеем, царь застал ее взволнованной.
— У меня, кажется, ребенок шевелится, — испуганно сообщила она.
Александр подскочил к ней раньше, чем она успела договорить, от радости не подумав, что Птолемей имеет больше прав первым ощупать ее оживший живот. Царь бросил на Таис счастливый, многоречивый взгляд, потом зажмурил глаза, закусил губу, подавил вздох и позвал Птолемея:
— Иди скорее, действительно шевелится.
Птолемей, вторым после Александра, ощупал ее живот, ничего не почувствовал, но в дикой радости накинулся на Таис с поцелуями.
— Ну, ты меня задушишь, — недовольно уворачивалась Таис, — не радуйся раньше времени, я еще не родила.
— Дай человеку порадоваться, что ты вредничаешь, — заступился за Птолемея Александр.
Таис послышались нотки осуждения в его голосе, и этого оказалось достаточно, чтобы расстроиться. Она тут же надула губы, и в глазах, которыми она обиженно зыркнула на Александра, предательски заблестели слезы.
— Только не начинай песню «меня никто не любит», — предупредил Александр.
У Таис натянулся нос и покатились слезы.
— Ты меня не понимаешь… — пролепетала она.
— Ах, новая песня «меня никто не понимает», — царь еще шутил, так как был счастлив пробуждению новой жизни в ее теле, но ее слезы всегда действовали на него, и потому, смягчившись, он добавил: — Ну что ты капризничаешь. Тебя уже по крайней мере не тошнит. Имей терпение — скоро все будет позади, ты преодолела почти половину пути.
— Я ужасно выгляжу…
— У меня пропала талия, — передразнил ее Птолемей и мужчины, не сумев сдержаться, прыснули. Таис отвернулась и зарыдала в голос, как дитя.
Александр присел к ней и заговорил единственно возможным тоном — как с ребенком или с идиотом — спокойно и доброжелательно:
— Тая, давай мы все вместе возьмем тебя в руки. Давай мы разумно разберемся. Ты не стала толстой, это невозможно, так как тебя три месяца рвало. Потом: у меня пропала талия. Естественно, так как ребенок растет в животе, а не на спине. Тогда бы у тебя появился горб. Разве это было бы лучше? А когда ты родишь — твоя талия вернется. Следующий упрек: меня никто не любит. Я такого «никто» не знаю. Назови мне конкретное имя, и мы разберемся с дураком.
Птолемея уже давно душил смех, и Таис начала улыбаться сквозь слезы. Выйдя с Птолемеем, Александр вернулся через пять минут один.
— Что, Александр? — Таис глянула на двери, не войдет ли еще кто.
— Я один.
— Что-то забыл? — она кротко смотрела на него.
— Соскучился, — улыбнулся Александр. — Я хотел убедиться, что ты успокоилась.
Он присел перед ней, взглянул снизу вверх глазами непостижимого цвета, взял ее руку и стал целовать середину ладони.
— Я тебя умоляю, постарайся быть умницей. — Он прижал ее ладонь к своему лицу.
Она погладила его лоб, напряженный от вечных забот, сожалея, что и она сейчас стала одной из них. Погладила его щеки, шею, почувствовала, как бьется кровь в сонной артерии, поцеловала это биение, поцеловала его полуоткрытые уста.
— Я боюсь нашей разлуки.
— Нет разлук. Я всегда с тобой. Ничего не бойся. «Мы перейдем эту реку, когда подойдем к ней», — говорил мой отец. Шаг за шагом… Не бойся будущего — его еще нет, а то что есть — прекрасно.
Она кивнула, улыбнулась ему с такой нежностью, с какой улыбалась ему одному.
— Поверь, когда ты будешь вспоминать эти времена, ты увидишь, какими они были прекрасными, а ты не хотела замечать этого, потому что мучилась страхами о будущем.
Как он оказался прав!
— Я очень тебя разочаровываю?
— Нет, не очень, — улыбнулся он. — А если серьезно, я в тебе именно это и люблю.
— Капризы, нервы, слезы? — уточнила Таис.
— В твоем исполнении — да. Но я не хочу, чтобы ты страдала, чувствовала себя несчастной или нездоровой.
— Спасибо за любовь, мой милый.
— Взаимно…
— Я тебя не подведу, — прошептала Таис, обнимая его.
Чем ближе подходил день расставания, тем муторнее становилось Таис. Еще месяц, еще две декады… Будет ли добра к ним Лахетис, средняя из прях-мойр, проведет ли без потерь и тревог через все превратности и препятствия в жизни? Каким богам молиться, от кого ждать поддержки, к кому взывать? Маис видела карты Гидрозии — сплошное белое пятно, неизвестность, мираж. Будут ли вода, оазисы, надежные проводники? Конечно, можно успокаивать себя тем, что это не первая пустыня на пути Александра. Но каждая пустыня может обернуться страшно сказать чем! Да и Александр уже не тот. В нем по-прежнему много энергии и сил, и он по-прежнему может подвинуть не только горы, но и тысячи людей на новые дела и свершения. Но… Его последнее ранение было слишком серьезным, он не оправился, и уже не оправится от него полностью. Постоянная боль в раздробленных ребрах сильнее, чем он показывает, — дышит с трудом, устает сильнее, чем прежде, она же знает, ее не обманешь. А воз ему приходится тянуть непосильный. Таис было бы спокойнее находиться возле него, оберегать его, успокаивать. Да просто посочувствовать — погладить по голове, иногда и это так важно. Он любит это, ее большой мальчик, ему это надо.
Таис задумалась, так ли бескорыстна она по отношению к Александру, не нужен ли он ей самой для тех же целей. Кто кому вообще-то дарит счастье? Не берет ли она от него больше, чем дает? Такая ли она сама хорошая, самоотверженная, какой считала себя и какой ей хотелось быть?
В недавнем разговоре с Геро Таис поймала себя на мысли, что едва интересуется жизнью подруги. Геро вызвалась ехать вместе с Таис, пожертвовать Неархом ради подруги, чтоб не оставлять ее одну накануне родов. Таис отказалась, на это у нее хватило порядочности. Но этот разговор стал поводом для нерадостных размышлений о собственном эгоизме. Таис так привыкла любить Александра и жить мыслями о нем, что все остальное, в том числе друзья, перестали занимать в ее душе существенное место. Даже Геро, бывшая ей почти сестрой, отошла на дальний план после того, как Александр заменил собой всех сестер, братьев, родных и близких. В ее чувстве к нему слились все известные грекам разновидности любви: любовь-дружба — филия, духовная связь — агапэ, нежность — стогнэ и страсть — эрос. Ее любовь к Александру была так велика, что ничего, кроме унизительных жалких крупиц, не оставалось на долю других.
В глубине души Таис было стыдно за свой холод к Геро, и она успокаивала свою совесть тем, что у спартанки есть любимый мужчина, а это для женщины важней, чем отношения с подругами. Хотя головой она понимала, что сама Геро так не думает. Ее связь с Неархом давно прошла стадию влюбленности и перестала затмевать все остальные потребности и желания. То есть произошло то, что происходит у всех нормальных, вполне довольных своими отношениями пар.
