Без единого свидетеля - Джордж Элизабет (книги бесплатно без .txt, .fb2) 📗
Помощнику комиссара не позволили командовать съемками. У них на «Краймуотч» не увлекаются видеоэффектами и прочими техническими новшествами, сказали ему. Просто прокручивают видеозаписи, если таковые имеются, показывают фотороботы и фотографии, какие-то ситуации инсценируют, берут интервью у следователей. Визажисты проследят за тем, чтобы у людей, сидящих перед камерой, не блестела кожа на лице, а звукооператоры прикрепят микрофон таким образом, чтобы он не казался пауком, ползающим по шее ведущего. Но отбирать хлеб у Стивена Спилберга в их планы не входит. Тут у них малобюджетный проект, так что большое спасибо, никаких идей не требуется. Так кто и что будет говорить, кому и в каком порядке?
Хильер был недоволен, но поделать с этим ничего не мог. Однако он проследил, чтобы сержанта Уинстона Нкату представили как положено, и по ходу передачи сам дважды повторил его имя. В своем выступлении он описал совершенные убийства, назвал даты, показал на карте точки, где были найдены тела, и в общих чертах познакомил зрителей с ходом следствия. Сделал это таким образом, чтобы у зрителей сложилось впечатление, будто помощник комиссара Хильер и сержант Нката работают плечом к плечу. Вот это выступление, фоторобот, составленный по описанию бодибилдера из зала «Сквер фор Джим», инсценировка похищения Киммо Торна и информация Нкаты о жертвах и составили передачу.
Их труды принесли плоды. И таким образом, все хлопоты и неприятности, связанные с передачей, были оправданны. Даже неминуемые насмешки от приятелей по работе не казались такими уж невыносимыми, ведь Нката намеревался войти в оперативный центр с ценной информацией на руках.
Нката закончил завтрак, когда Би-би-си по второму кругу принялась извещать зрителей об утренних пробках и дорожных работах. Он вышел из квартиры под материнское «Будь осторожен на дороге!» и отцовское тихое «Я горжусь тобой, сын». Спускаясь по лестнице, он застегнул пальто, готовясь выйти в промозглое лондонское утро. По пути через жилой квартал никто не встретился, кроме мамаши, которая гнала выводок из трех малолетних детей в местную начальную школу. Он приблизился к машине и собрался было сесть в нее, когда заметил, что правое переднее колесо спущено.
Он вздохнул. Конечно, это не просто прокол. Прокол можно было бы объяснить чем угодно: то ли медленно выходил воздух из трещинки, то ли гвоздь воткнулся в резину где-то на проезжей части, а потом выпал. Такое неудачное начало дня огорчило бы Нкату; но колесо было вспорото ножом, и это заставило серьезно призадуматься. Колесо, вспоротое ножом, говорило о том, что владелец автомобиля должен ожидать нападения, и не только в те минуты, пока достает из багажника домкрат и запаску, но и вообще, когда просто идет по кварталу.
Нката машинально огляделся, перед тем как приступить к замене колеса. Естественно, вокруг никого не было. Ущерб был нанесен прошлой ночью, после возвращения со съемок «Краймуотч». Тому, кто это сделал, не хватало смелости встретиться с Нкатой лицом к лицу. Дело-то в том, что все в квартале знают: хоть он и коп и, следовательно, враг, но при этом еще и выпускник банды «Брикстонские воины», в рядах которой проливал кровь, свою и чужую.
Через пятнадцать минут он уже был в пути. Его маршрут пролегал мимо Брикстонского полицейского участка, камеры которого он изучил слишком хорошо во времена бурной юности. Дальше он свернул направо, на Эйк-лейн. К его радости, в направлении, куда он двигался, машин почти не было.
А двигался он в направлении Клапама, потому что телефонный звонок, поступивший в конце передачи «Краймуотч», был как раз из этого района. Звонивший представился Рональдом Ритуччи. Он сказал, что, кажется, располагает информацией, которая может оказаться полезной для полиции в расследовании убийства «того мальчика с велосипедом». Он и его жена смотрели передачу, даже не думая, что она может иметь к ним какое-то отношение, когда Гейл — «это моя жена» — заметила, что число, когда их дом ограбили, совпадало с датой смерти мальчика. И он — Рональд — видел лицо маленького воришки перед тем, как тот выпрыгнул из окна спальни на втором этаже. У него на лице определенно был макияж. И если полиции интересно…
Полиции было очень интересно. Утром к Ритуччи кого-нибудь пришлют.
Этим «кем-нибудь» оказался Нката, и дом семейства Ритуччи он нашел неподалеку от Клапам-Коммон. Дом стоял в ряду других типичных для Лондона постэдвардианских зданий, но в отличие от множества таких же построек на северном берегу реки здешние дома были особняками, и это в городе, где земля на вес золота.
Нката позвонил в дверь и услышал, как по коридору семенят детские ножки. С внутренней ручкой повозились — и безуспешно, — а потом раздался тонкий голосок:
— Мамочка! Звонят! Ты слышала?
Через мгновение заговорил мужской голос:
— Джиллиан, отойди отсюда. Сколько раз я говорил, что детям нельзя открывать дверь! Наверное, уже тысячу раз говорил…
Мужчина открыл дверь. Из-за его ног выглядывала маленькая девочка в лакированных туфельках для чечетки, колготках и балетной пачке.
Нката протянул удостоверение, но мужчина даже не взглянул на документ.
— Видел вас вчера по телевизору, — сказал он. — Я Рональд Ритуччи. Проходите. Вы не против, если мы поговорим на кухне? Гейл кормит малыша. Наша няня свалилась с гриппом, так неудачно сложилось.
Нката сказал, что не против, и проследовал за Ритуччи — но только после того, как хозяин дома закрыл дверь на ключ и на защелку и потом еще проверил, точно ли она закрылась. Все вместе они вошли в кухню, расположенную в глубине дома. Здесь недавно был проведен ремонт — все было по последнему слову архитектурной моды. В нише, образованной стеклянной перегородкой, стояли стол и стулья из сосны. За столом сидела женщина в деловом костюме; она с раздражением пыталась засунуть ложку с кашей младенцу в рот. На вид ребенку было не больше годика. Должно быть, это и есть Гейл, догадался Нката, которая в отсутствие няни делает героические попытки побыть матерью, перед тем как умчаться на работу.
— Я видела вас вчера по телевизору, — сказала она, повторяя слова мужа.
Девочка Джиллиан внесла свою лепту в беседу ясным и звонким, как колокольчик, голосом:
— У него черная кожа, да, папочка?
Ритуччи пришел в ужас, как будто расовая принадлежность Нкаты была сродни болезни, о которой вежливые люди никогда не стали бы говорить вслух.
— Джиллиан! — произнес он, — Это взрослый разговор, не мешай нам. — И обратился к Нкате: — Не хотите ли чаю? Я заварю вам. Это быстро.
Нката сказал, что спасибо, нет. Он только что позавтракал и ничего не хочет. Кивком он указал на один из сосновых стульев:
— Можно?
— Конечно, — сказала Гейл Ритуччи.
— А что ты ел? — не унималась Джиллиан. — Я ела яйцо всмятку и тосты.
— Джиллиан, — прикрикнул на нее отец, — что я тебе говорил только что?
Но Нката ответил на вопрос девочки:
— Я тоже ел яйца, только без тостов. Моя мама считает, что я уже слишком большой для тостов, но, думаю, если попросить ее как следует, она для меня их приготовит. Еще я ел сосиски. И грибы с помидорами.
— Столько всего? — воскликнула девочка.
— Я расту.
— Можно, я сяду к тебе на коленки?
Очевидно, это уже был предел. Родители хором выразили свое негодование по поводу поведения дочки, и отец подхватил девочку на руки и унес из кухни. Мать, сунув ложку каши в разинутый рот младенца, пояснила Нкате:
— Она такая… Дело не в вас, сержант. Мы пытаемся научить ее, как вести себя с незнакомцами.
— Мамы и папы должны быть особенно бдительны в этом отношении, — сказал Нката и щелкнул авторучкой, готовясь делать записи.
Очень скоро вернулся Ритуччи, оставив старшую дочку где-то в другой комнате, вне зоны видимости и слышимости. Как и его жена, он первым делом извинился перед Нкатой. Их смущение было столь велико, что Нкате хотелось как-то облегчить их страдания.
Он напомнил, что вчера вечером они звонили на передачу «Краймуотч». Кажется, они сообщили о том, что их ограбил подросток в макияже?…