Ухищрения и вожделения - Джеймс Филлис Дороти (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
Он быстро прошел до конца Понт-стрит, не отрывая взгляда от плит тротуара, потом повернулся и пошел назад, пытаясь разобраться в собственных взбаламученных чувствах, бушевавших в нем так, что казалось, они борются друг с другом за главенствующее место в его душе: облегчение, сожаление, отвращение, торжество. А ведь все оказалось проще простого. Все препятствия, так его пугавшие, от контакта с сыскным агентством до изобретения предлога для поездки в Лондон, он преодолел с легкостью, которой от себя вовсе не ожидал. Почему бы тогда не рискнуть сделать еще один шаг? Чтобы совсем уже увериться? Он знает, как зовут экономку — мисс Бизли. Он может попросить разрешения повидаться с ней, сказать, что познакомился с Кэролайн год или два назад где-нибудь, может — в Париже, потерял ее адрес, хочет восстановить контакты. Если придерживаться этой простой канвы, удержаться от соблазна расшить ее разноцветными узорами, вряд ли ему может грозить разоблачение. Он знал, что Кэролайн проводила отпуск в Париже в 1986 году, как раз в тот год, что и он был там. Эта деталь выплыла в одном из разговоров в самом начале их встреч, когда они только пытались нащупать общую почву, какие-то общие интересы, обсуждая безобидные темы: путешествия, картины… Ну как бы там ни было, а в Париж он и вправду ездил. Видел Лувр. Можно сказать, что именно там он ее и встретил.
Конечно, надо назваться другим именем. И фамилию другую взять. Имя отца вполне может для фамилии подойти. Персиваль. Чарлз Персиваль. Лучше всего выбрать что-нибудь не совсем обычное. Широко распространенная фамилия может звучать явно фальшивой. Он скажет, что живет в Ноттингеме. Он учился там в университете и хорошо знает город. Странным образом возможность четко представить себе знакомые улицы делала выдумку больше похожей на правду. Он может сказать, что работает там в лаборатории. Лаборантом. Если возникнут другие вопросы, он сможет так или иначе их парировать. Но почему бы им возникнуть, этим другим вопросам?
Он заставил себя уверенным шагом войти в просторный холл. Всего лишь день тому назад ему было бы трудно встретиться глазами с портье. Сейчас же, когда успех дал ему уверенность в себе, он произнес:
— Мне нужно посетить мисс Бизли, в квартире номер три. Не могли бы вы сказать ей, что я — друг мисс Кэролайн Эмфлетт?
Портье вышел из-за конторки и прошел в служебное помещение позвонить по телефону. Джонатан подумал: «А что может помешать мне просто подняться наверх по лестнице и постучать в дверь?» Потом сообразил, что портье сразу же позвонит мисс Бизли и предупредит ее, чтобы дверь ему не открывали. Какую-то безопасность здесь, конечно, обеспечивали, но не так уж надежно.
И минуты не прошло — портье вернулся.
— Все в порядке, сэр, — сказал он. — Вы можете туда подняться. Это на втором этаже.
Джонатан не захотел подниматься на лифте. Двустворчатая дверь красного дерева, с номером из до блеска начищенной меди, с двумя сейфовыми замками и глазком посередине, находилась в фасадной части дома. Джонатан пригладил волосы и позвонил. Он заставил себя смотреть прямо в глазок спокойно и уверенно. Из квартиры не доносилось ни звука, и, пока он ждал, массивная дверь, казалось, разрасталась, превращаясь в устрашающую баррикаду, преодолеть которую мог пытаться лишь самонадеянный идиот. На какой-то миг, вообразив, как некий огромный глаз рассматривает его в дверной глазок, Джонатан с трудом поборол порыв тут же, немедленно сбежать. Но послышались негромкое звяканье дверной цепочки, звук отпираемого замка, и дверь отворилась.
С того момента, как он решил зайти в эту квартиру, Джонатан был слишком занят сочинением своей легенды и не очень-то задумывался о мисс Бизли. Само слово «экономка» вызывало в воображении прилично одетую женщину средних лет, в худшем случае довольно строгую и надменную, в лучшем — вежливую, болтливую, готовую помочь. Реальность же оказалась такой неожиданной и странной, что он даже вздрогнул от удивления и тут же покраснел оттого, что так явно выдал себя. Женщина была малорослой и очень худой, с прямыми золотисто-рыжими волосами, седыми у корней и явно крашеными. Они словно сверкающий шлем облекали голову и спускались до самых плеч. Ее бледно-зеленые глаза были огромны и посажены неглубоко в глазницах, нижние веки вывернуты и налиты кровью, так что казалось, глазные яблоки плавают в открытой ране. Лицо поразительно белое, с испещренной бесчисленными мелкими морщинками кожей; только на высоких скулах кожа была натянута так туго, что казалась тонкой, хрупкой, как бумага. И резким контрастом на этой белой, лишенной косметики коже — ярко-красной узкой полосой вульгарно накрашенный рот. На женщине были туфельки на высоких каблуках и кимоно, а на руках она держала крохотную, почти безволосую собачку с выпученными глазами. На шее у собачки сверкал украшенный драгоценными камнями ошейник. Несколько секунд женщина стояла, прижимая собачку к щеке, и молча разглядывала Джонатана.
Тщательно выпестованная уверенность Джонатана стремительно испарялась.
— Простите, пожалуйста, за беспокойство, — произнес он, — дело в том, что я — друг мисс Кэролайн Эмфлетт. Я хотел бы ее разыскать.
— Ну здесь-то вы ее не найдете.
Голос, который он сразу же узнал, был неожиданным для такой хрупкой женщины — глубокий, хрипловатый, вовсе не неприятный.
— Простите меня, — сказал Джонатан. — Видимо, я попал к другой Эмфлетт. Видите ли, Кэролайн дала мне свой адрес два года тому назад, но я его потерял, и пришлось воспользоваться телефонной книгой.
— Я не говорила, что это не та Эмфлетт, я сказала только, что здесь вы ее не найдете. Но поскольку вы кажетесь довольно безобидным и явно не при оружии, вам лучше войти. В наше жестокое время излишняя осторожность не помешает. Но наш Бэггот — очень надежный страж. Редкий мошенник сумеет пройти мимо Бэггота. А вы не мошенник, мистер?..
— Персиваль. Чарлз Персиваль.
— Вам придется извинить меня за дезабилье, [66] мистер Персиваль, но днем я обычно не жду посетителей.
Следом за ней Джонатан пересек квадратную переднюю и через двустворчатые двери прошел в комнату, служившую, по всей видимости, гостиной. Мисс Бизли величественным жестом указала ему на кушетку, стоявшую перед камином. Кушетка была неудобно низкой и мягкой, словно кровать; понизу, с обеих сторон кушетки, спускалась густая бахрома из толстых крученых нитей. Женщина двигалась медленно, словно нарочно тянула время; она расположилась напротив Джонатана в элегантном кресле с высокой спинкой и подлокотниками, усадила собачку себе на колени и теперь смотрела на Джонатана сверху вниз без улыбки, с напряженной сосредоточенностью инквизитора. Он понимал, что сейчас выглядит неуклюжим и неприглядным — именно таким он себя и чувствовал. Он буквально тонул в мягких подушках кушетки, а его острые колени торчали так высоко, что чуть ли не касались подбородка. Собачка, такая безволосая, что казалась не просто голой, а лишенной кожи, не переставая дрожала, словно холод лишил ее рассудка. Она обращала молящий взгляд своих выпученных глаз то на него, то вверх — на хозяйку. Кожаный ошейник с огромными блямбами красных и синих камней тяжким грузом лежал на тонкой собачьей шее.
Джонатан удержался от соблазна внимательно осмотреть комнату, но казалось, что каждая деталь ее обстановки сама собой врезалась в его сознание. Мраморный камин, над ним — картина маслом: портрет офицера викторианской армии во весь рост. Бледное высокомерное лицо, прядь белокурых волос спускается низко, чуть ли не на самую щеку, лицо чем-то неуловимым напоминает Кэролайн; у стены — четыре резных стула с вышитыми сиденьями; светлый, натертый до блеска пол, по полу — там и сям — мятые коврики; посреди комнаты — круглый, в форме барабана, стол, и сбоку — небольшой столик с семейными фотографиями в серебряных рамках. В комнате стоял сильный запах краски и олифы: где-то в квартире ремонтировали одну из комнат.
Поизучав его с минуту в полном молчании, женщина заговорила:
