Поющие в терновнике - Маккалоу Колин (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
– Не то чтобы я старалась перевести разговор, но вы были бы прекрасным отцом, отец Ральф.
– Я люблю детей, и совсем маленьких, всегда любил. Мне гораздо легче радоваться детям, ведь при этом не приходится нести никаких неприятных отцовских обязанностей.
– Не в том дело, просто вы – как Людвиг. У вас в характере есть что-то женское.
Джастина, обычно нелюдимая, явно отвечала ему симпатией – она уснула у него на руках. Ральф уложил ее поудобнее и вытащил из кармана пачку «Кэпстен».
– Дайте я вам зажгу, – предложила Энн.
Ральф взял у нее зажженную сигарету.
– А где Мэгги? – спросил он. – Спасибо. Простите, не догадался, курите, пожалуйста, и вы.
– Мэгги в отъезде. Она ведь так и не оправилась после родов, а когда начались дожди, ей стало совсем худо. И мы с Людвигом отослали ее на два месяца отдыхать. Она вернется примерно к первому марта, еще семь недель осталось.
С первых слов Энн заметила в нем резкую перемену: будто разом рассеялись его надежды, обманула долгожданная радость. Он тяжело вздохнул:
– Уже второй раз я приезжаю проститься – и не застаю ее. Тогда, перед Афинами, и вот опять. Тогда я уезжал на год, а могло случиться, что задержался бы много дольше, в то время я и сам не знал. С тех пор как погибли Пэдди и Стюарт, я ни разу не был в Дрохеде, а тут понял: не могу я уехать из Австралии, не повидав Мэгги. И оказалось, она вышла замуж и ее уже нет в Дрохеде. Хотел поехать за ней, но ведь это было бы нечестно по отношению к ней и к Люку. А теперь я приехал, потому что знаю: не могу я повредить тому, чего не существует.
– Куда вы уезжаете?
– В Рим, в Ватикан. Кардинал ди Контини-Верчезе теперь занимает пост недавно скончавшегося кардинала Монтеверди. И, как я и предвидел, он берет меня к себе. Это большая честь, но и не только честь. Я не могу отказаться.
– И надолго вы едете?
– Боюсь, очень надолго. В Европе полыхает война, хоть отсюда нам и кажется, что это очень далеко. Римская католическая церковь нуждается в каждом своем дипломате, а благодаря кардиналу ди Контини-Верчезе меня считают дипломатом. Муссолини тесно связан с Гитлером, один другого стоит, и Ватикан вынужден как-то объединять противоположные мировоззрения – католическую веру и фашизм. Задача не из легких. Я свободно говорю по-немецки, пока был в Афинах, овладел греческим, пока жил в Риме, овладел итальянским. Вдобавок бегло говорю по-французски и по-испански. – Он вздохнул. – У меня всегда были способности к языкам, и я сознательно их развивал. И теперь меня неизбежно переведут отсюда.
– Что ж, ваше преосвященство, если только вам не завтра на пароход, вы еще можете повидаться с Мэгги.
Слова эти вырвались у Энн прежде, чем она успела подумать, что говорит; да и почему бы Мэгги не увидеться с ним разок перед его отъездом, тем более если он и правда уезжает надолго?
Ральф повернул голову и посмотрел на нее. Красивые синие глаза смотрят отрешенно, но так умно, так проницательно, этого человека не проведешь. О да, он прирожденный дипломат! И прекрасно понимает смысл ее слов и все ее тайные побуждения. Затаив дыхание, Энн ждала ответа, но он долго молчал – сидел и смотрел поверх изумрудной чащи тростника на полноводную реку и, кажется, забыл о спящей у него на руках малышке. Энн зачарованно разглядывала его сбоку – линию века, прямой нос, загадочно сомкнутые губы, упрямый подбородок. Какие силы собирал он в душе, созерцая эту даль? Какой сложною мерой измерял любовь, желание, долг, благоразумие, волю, страстную тоску, что перевесит в этом противоборстве? Он поднес к губам сигарету, пальцы его дрожали – и Энн неслышно перевела дух. Так, значит, ему не все равно.
Ральф молчал, должно быть, минут десять; Энн зажгла еще одну сигарету, подала ему взамен погасшего окурка. Он и эту докурил до конца и все не сводил глаз с далеких гор, с хмурых туч, что снова сгущались в небе, грозя дождем. Потом швырнул второй окурок вслед за первым через перила веранды и спросил самым обычным ровным голосом:
– Где она сейчас?
Теперь был ее черед задуматься – ведь от того, что она ответит, зависит его решение. Вправе ли человек толкать других на путь, который неведомо куда ведет и неведомо чем кончится? У нее одна забота – Мэгги, и, честно говоря, ее нимало не волнует, что станется с этим архиепископом. На свой лад он не лучше Люка. Рвется к какой-то своей сугубо мужской цели, и некогда ему или нет охоты поставить на первое место женщину; цепляется за мечту, гонится за призраком, который, должно быть, только и существует в его сумасбродной голове. Жаждет чего-то не более прочного, чем вот этот дым сахарного завода, что рассеивается в душном, пропахшем патокой воздухе. А ему больше ничего не надо, и он растратит себя и всю свою жизнь на эту напрасную погоню.
Как бы много ни значила для него Мэгги, здравый смысл ему не изменил. Даже ради Мэгги – а Энн уже начинала верить, что он любит Мэгги больше всего на свете, кроме этой своей непонятной мечты, – не поставит он на карту возможность рано или поздно овладеть тем, чего так жаждет. Нет, от этого он не откажется даже ради Мэгги. И значит, если сказать ему, что Мэгги сейчас в каком-нибудь многолюдном курортном отеле, где его, Ральфа де Брикассара, могут узнать, он к ней не поедет. Уж онто лучше всех понимает, что не останется незамеченным в любой толпе.
Энн облизнула пересохшие губы.
– У Мэгги домик на острове Матлок.
– Где?
– На острове Матлок. Это курорт возле пролива Уитсанди, очень уединенное место. А в это время года там и вовсе не бывает ни души. – И не удержалась, прибавила: – Не беспокойтесь, вас никто не увидит!
– Очень утешительно. – Тихонько, осторожно он передал Энн спящего ребенка. – Благодарю вас. – Он пошел к лестнице. Потом обернулся, посмотрел с волнением, почти с мольбой: – Вы глубоко ошибаетесь. Я хочу только увидеть Мэгги, не более того. Никогда бы я не сделал ничего такого, что может погубить ее душу.
– И вашу тоже, да? Что ж, поезжайте под видом Люка О’Нила, его там ждут. Тогда ни вам, ни Мэгги наверняка нечего бояться скандала.
– А вдруг он тоже приедет?
– И не подумает. Он отправился в Сидней и не вернется раньше марта. О том, что Мэгги на Матлоке, он мог узнать только от меня, а я ему об этом не сказала, ваше преосвященство.
– А Мэгги ждет Люка?
– О нет! – Энн невесело улыбнулась.
– Я ничем не хочу ей повредить, – настойчиво сказал Ральф. – Я только хочу ненадолго увидеть ее, вот и все.
– Я прекрасно это знаю, ваше преосвященство. Но на самом-то деле вы повредили бы ей неизмеримо меньше, если бы хотели большего, – сказала Энн.
Когда старая машина Роба, треща и фыркая, подкатила по дороге, Мэгги, как всегда, стояла на веранде и помахала ему рукой – знак, что все в порядке и ей ничего не нужно. Роб остановил машину на обычном месте и только начал разворачиваться, как из нее выскочил человек в рубашке, шортах и сандалиях, с чемоданом в руке.
– Счастливо, мистер О’Нил! – крикнул, отъезжая, Роб.
Но никогда больше Мэгги не спутает Люка О’Нила и Ральфа де Брикассара. Это не Люк – даже на расстоянии, в быстро меркнущем вечернем свете нельзя ошибиться. И вот она стоит, ошеломленная, и смотрит, как идет к ней по дороге Ральф де Брикассар. Так, значит, все-таки она ему желанна? Иначе зачем бы ему приезжать к ней в такое место под именем Люка О’Нила.
Она оцепенела, не слушались ни ноги, ни разум, ни сердце. Вот он, Ральф, он пришел за ней, почему же она ничего не чувствует? Почему не бежит навстречу, не кидается ему на шею, почему нет той безмерной радости, когда забываешь обо всем на свете? Вот он, Ральф, а ведь только он ей в жизни и нужен – разве она не старалась целую неделю внушить себе обратное? Будь он проклят, будь проклят! Какого черта он заявляется как раз теперь, когда она стала наконец вытеснять его если не из сердца, то хоть из мыслей? А теперь все начнется сызнова! Оглушенная, злая, вся в испарине, она стояла и тупо ждала и смотрела, как он, высокий, стройный, подходит ближе.
