Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов (сборник) - Каннинг Виктор (книга бесплатный формат .TXT) 📗

Да, это была скверная ночь с Гарриэт, завывавшей и стенавшей с гулким эхом, как плохая актриса в любительском спектакле. Вот уж проблема на ее голову, найти сына Гарриэт! И привезти его в Рид-Корт, чтобы все здесь досталось ему после ее смерти… Десять к одному – если мисс Рейнберд найдет его, он окажется личностью, совершенно непригодной на роль продолжателя рода. А привезти его сюда – значит предать огласке историю. Впрочем, не так уж она глупа, чтобы не понимать – среди соседей были люди, знавшие о случившемся. Какой же идиоткой оказалась Гарриэт! Нет, не потому что влюбилась, если это была действительно любовь, а не простое физическое влечение. Просто повела себя как обычная деревенская простушка. Заниматься любовью в старой рыбацкой хижине! Неслыханная неосторожность с ее стороны! И почему-то она не сделала ничего для предохранения… Впрочем, любой, даже не самый искушенный мужчина, принял бы меры предосторожности. И что выросло из этого сукина сына? Ничего путного, разумеется. Нет, это несправедливо. В конце концов, если его удастся разыскать, не нужно сразу заявлять о себе. За ним можно понаблюдать и, если он окажется никчемным человеком, закрыть вопрос и забыть о нем навсегда. Или внести анонимный взнос в его пользу, сделать нечто полезное для него, что утихомирит Гарриэт и отчасти удовлетворит ее желания.

Мисс Рейнберд удивилась, поняв, что думает о Гарриэт как о живом человеке, как о силе, с которой необходимо считаться. Это уже выходило за рамки нормальности.

Мисс Рейнберд прикурила первую из четырех сигарет, которые позволяла себе за день, снова наполнила чашку кофе и предалась грустным размышлениям о том, насколько она одинокий человек. У нее не было ни одного настоящего друга или подруги. Знакомых полно. Глупышек вроде Иды Куксон или даже вполне разумных мужчин как врач, адвокат, финансовый советник, биржевой маклер. Но не друзей. Не с кем хоть изредка поговорить по душам.

Мисс Рейнберд звонком вызвала Ситона и, когда он явился, сказала:

– Через полчаса мне понадобится машина. Я еду в Солсбери.

Буш завтракал в своей квартире. Стакан натурального грейпфрутового сока, кукурузные хлопья без сахара в миске с молоком и яблоко – явно импортное, потому что он едва смог осилить половину: на вкус оно отдавало слегка ароматизированной ватой. Настроение было омерзительное, и вдалеке от посторонних глаз он мог сполна дать себе волю. Схватив оставшуюся половину яблока, Буш в ярости метнул его через кухню, и оно липкой массой размазалось по двери холодильника. Но облегчения этот порыв не принес. Воспоминания о вчерашнем совещании в Скотленд-Ярде все еще болезненно отзывались в нем. Они поджарили-таки его на медленном огне. Вежливо, но с наслаждением. Заместитель комиссара, два помощника заместителя комиссара и двое начальников отделов. Любимчик Грандисона из департамента – сам чародей и волшебник Буш – от имени всех остальных недоумков, окруживших себя повышенной секретностью и поставленных над полицией, просил их, как сформулировал сладчайшим голосом один из присутствовавших, «найти, из какого матраса в Южной Англии выпало перо, которого к тому же ни у кого не было»! Но звучали фразы и похуже, потому что прямо относились к делу. Впервые за время работы на Грандисона из Буша сделали круглого идиота. Они прекрасно понимали, с чем он столкнулся, и им очень нравилась его беспомощность. Нравилась тем больше, чем сильнее ненавидели они его департамент. Когда Буш произнес, что вопреки скудным уликам, имеющимся по данному делу, сама его серьезность не допускает возможности бросить расследование и умыть руки, один из остроумцев елейным тоном спросил: «Мягкой или жесткой водой?»

Воспоминание об этой реплике заставило Буша поморщиться. И не имело значения, что полицейским ищейкам все равно придется ему подчиняться и делать все от них зависящее. У них не было выбора. Проблема заключалась в ином – они убеждены в провале предстоявшей операции. Именно это радовало их больше всего. И как же он скрасил для них омерзительный, почти по-зимнему холодный и мрачный мартовский день!

Буш прошел в гостиную и сел за стол. Отчаяние ощущалось физически, словно извивавшаяся змея, которая сбрасывала с себя старую кожу. Он написал жене письмо в холодных бесстрастных выражениях, информируя ее, что в его намерения не входит предоставлять ей основания для развода, и еще меньше склонен он принимать основания, которые способна выдвинуть она сама. Если она не собирается к нему возвращаться, то пусть высидит отведенный законом период в пять лет раздельной жизни, после чего сможет легко развестись и снова выйти замуж. Пусть помается, мстительно думал Буш. Он не желал ее возвращения, но существовала вероятность, что не связанный узами брака ее новый возлюбленный к ней охладеет, и придется ей пожить в одиночестве, пока не подыщет замену.

Закончив письмо и заклеив конверт, он сидел и разглядывал его. А между тем Торговец где-то готовился нанести третий удар. Расчетливо, эффективно и с полным основанием надеяться на успех. А он, Буш, скован по рукам и ногам. Когда он сегодня доберется до своего кабинета на работе, отчеты по гольф-клубам будут дожидаться просмотра и анализа. Но, как нетрудно предположить, толка от них не окажется никакого.

Прежде чем отправиться в Солсбери, мисс Рейнберд позвонила Бланш и убедилась, что та готова принять ее. Дом Бланш находился в тихом и благополучном с виду жилом квартале, раскинувшемся на возвышенности в северо-западной части города. В нем устроили угловой балкон наверху, откуда открывался вид на расположенный по ту сторону игровых полей Олд-Сарум [8] и на долину реки Эйвон. С левой стороны, как остро заточенный карандаш, торчал поверх крыш домов шпиль городского собора. По ночам на его верхушке включали красный маячок как предостережение для самолетов.

Мисс Рейнберд усадили в гостиной. Она ожидала оказаться в комнате, убранство которой будет хотя бы отчасти отражать склонность мадам Бланш к ярким краскам в одежде и макияже. Она и сейчас – в одиннадцать часов утра – надела длинное фиолетовое платье с глубоким вырезом в виде острого угла. Талию прихватывал ярко-красный шарф из натурального шелка. Те же жемчуга сегодня несколькими кольцами плотно обвивали ее шею, а рыжие волосы (красивые волосы, подумала мисс Рейнберд, тщательно расчесанные и ухоженные) были распущены по плечам, придавая ей юный, почти девичий вид. Но сама комната была обставлена со вкусом и вполне достойно. Стены украшали две очень приличного качества акварели с видами старинных кварталов Солсбери.

Бланш сидела и внимательно слушала мисс Рейнберд. Причем манера поведения старушки претерпела перемену. Но для Бланш это не явилось сюрпризом. Ей и прежде доводилось наблюдать подобные перемены настроений у женщин. Теперь уже с полной откровенностью мисс Рейнберд сначала подробно описала сны о Гарриэт, а затем перешла к истории любовной интрижки сестры и тех мер, какие принял Шолто, чтобы разобраться с затруднительной ситуацией. И хотя Гарриэт давно умерла, Бланш прониклась сочувствием к ней. Понимала, как с ней могло произойти такое. Годы одиночества, а потом встреча с молодым офицером, которому достались все накопившиеся эмоции, вся нерастраченная нежность. Шолто рисовался при этом полнейшим мерзавцем.

– Как я теперь поняла, мои сны стали результатом мук совести, – продолжила мисс Рейнберд. – Ребенку, если он жив, сейчас лет за тридцать. Но самое главное – он Рейнберд. А еще важнее, что у меня нет ближе родственника, чем он. Все, чем я владею, должно достаться ему. Но это не радует меня. Не сам по себе факт, что придется сделать его своим наследником, а необходимость разыскать его, а потом в известной степени сделать частью моей жизни в Рид-Корте. Это означает неизбежные расспросы, слухи по всей округе и огласку случившейся с Гарриэт неприятности.

Бланш кивнула:

– Вам прежде не хотелось нарушать налаженное и спокойное течение вашей жизни. Это естественно. Но теперь вы готовы взглянуть правде в глаза, чтобы успокоить муки совести?