Голубятня на желтой поляне (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗

– Смотрите!

Он разжал кулак и показал пробирку. За тонким стеклом блестел серебристый порошок.

Мы смазали клеем стерженек бенгальского огня, только головку оставили для запала. Обсыпали клей порошком. Клей быстро закостенел, порошок присох, палочка бенгальского огня сделалась такая же, как раньше. Только чуточку посветлее.

– Зажигаем? – спросил Янка.

Глеб достал спички. Все замолчали. Я почувствовал внутри замирание. Получится? Бывают на свете чудеса? Янка в Капитанской церкви загадал, и вышло, что бывают. Но вот он тоже стоит, замерев. Подошел Ерема…

Юрка держал серебристый стержень за проволочный хвостик. Глеб чиркнул, поднес огонек…

Полетели искры, затрещало, но тут же бенгальский огонь зачадил и погас. Никакой искорки не осталось.

Глеб нахмурился, зажег вторую спичку, но бесполезно. Запал бенгальского огня сгорел, и на этом все кончилось.

Мы стояли поникшие и уже без всякой надежды. Но Глеб зажигал спичку за спичкой и держал, пока пламя не обжигало пальцы. Тогда он ронял ее и каждый раз говорил:

– Ах ты, черт, какая досада…

Я мельком подумал, что в конце концов мы спалим вагон. Однако тут кончился коробок.

– Д-да… – уныло сказал Глеб.

– Нелогично, – подал голос Ерема.

– Что нелогично в твоей башке? – огрызнулся Юрка.

– Огонь – не праздничный.

– Как это не праздничный? Это фейерверк для Нового года и вообще… – возразил Глеб.

Ерема сказал:

– Нового года сейчас нет. «Вообще» тоже нет. Никакого праздника. Огонь – не праздничный.

– А в самом деле! – обрадовался Янка. – Надо праздника дождаться! Тогда – пожалуйста!

– Нового года ждать? – с досадой спросил Юрка. – Когда еще бывают всякие фейерверки и огни?

Я сказал:

– А летний карнавал!

Часть третья. Карнавал

Копья волшебной стражи

Детский Праздник Лета в Старогорске бывает каждый год. Он открывается в начале августа и тянется целую неделю. Ребята стараются в это время не уезжать из города. А те, кто в летних лагерях и на дачах, к празднику спешат домой.

Еще в июле на рекламных щитах, на тумбах, а то и просто на заборах появляются разноцветные плакаты:

Девочки и мальчики!

Скоро ваш праздник!

ВСЕ, кто хочет помочь

подготовить карнавал, концерты, состязания,

аттракционы, праздничные шествия

и веселые танцы у вечерних костров,

ПРИХОДИТЕ В ЛЕТНИЙ ПАВИЛЬОН

ГОРОДСКОГО ПАРКА!

Дело найдется каждому!

ЖДЕМ!

Вот и сейчас по городу были расклеены такие объявления. С нарисованными клоунами, пестрыми флагами, звездами и трубачами. Некоторые плакаты были очень большие, один – даже с пятиэтажный дом. Он и висел на таком доме, на глухой узкой стене, которая выходила в Почтовый переулок напротив нашей школы. На плакате нарисованы были мальчишки в голубой форме с аксельбантами, серебряными нашивками, с перьями и галунами на беретах. Двое мальчишек били в красные высокие барабаны со шнурами, а третий держал перед собой длинный свиток. На свитке – те же слова: «Приходите, помогайте, участвуйте…»

– Детский сад… – пробурчал Юрка.

– Никакой не «сад», – сказал я. – Там и старшеклассники участвуют. В прошлом году разве плохо было? А главное, узнаем, где какие будут иллюминации и фейерверки, чтобы зажечь искорку.

Юрка опять что-то пробурчал, но больше не спорил.

Мы пришли в длинный павильон, в котором было много ребят. Они таскали бумажные рулоны, связки флажков и фонариков. Шум стоял, где-то неумело и хрипло вякали фанфары.

Меня сразу узнала Марфа Григорьевна, боевая такая тетенька, она работает в парке много лет.

– А, Геля Травушкин! Какой ты молодец, что пришел! Ты ведь хорошо рисуешь красками, да?

Я осторожно сказал, что не хорошо, а маленько.

– Ну как же «маленько»! Ты в прошлом году так замечательно разрисовал воздушных змеев! А сейчас надо раскрасить щиты волшебной стражи. Всякие там фигуры и гербы нарисовать… А ты, мальчик, что умеешь делать? – Это она Янке.

Янка растерялся, пожал плечами. Я сказал:

– Он играет на скрипке. Как артист.

– Правда?! – обрадовалась Марфа Григорьевна. – Какая удача!… Виталий Гаврилович, сюда! Для вас пополнение, скрипач нашелся!

Подскочил круглый дядька с веселыми глазами и с бровями, похожими на черные кляксы.

– Что? Скрипач? Кто? Ты? – Он уставился на меня. – А, нет, конечно… Вот ты! – Он прямо затанцевал перед Янкой. – Оч-чень замечательно! Как зовут? Янка! Преч-чудесно! Пойдем-ка, дорогой…

Он поволок оробевшего Янку к столику. Вытащил блокнот, стал что-то записывать, спрашивать. Янка отвечал шепотом.

Марфа Григорьевна стала мне показывать картинки с рисунками рыцарских щитов и гербов. Я кивал и ничего не понимал. Потому что меня беспокоил Юрка. Он стоял неподалеку, у пластмассовой кадки с большой, но чахлой пальмой. Прищуренно поглядывал на «детсадовскую» суету и шевелил под щекой языком. Вот-вот плюнет и скажет: «Да ну вас вместе с вашими карнавалами». Но пока он молчал и только барабанил пальцами по краю кадки. Она была с землей, но гудела, как пустая…

Виталий Гаврилович вдруг оставил Янку. Шагнул к Юрке.

– А ты, друг мой, на чем играешь?

Юрка уперся в него насмешливыми глазами. И я понял: сейчас он вежливо скажет, что играет исключительно на нервах школьных педагогов. И нас вытурят отсюда.

Конечно, Юрка так и сказал. Но Виталий Гаврилович не рассердился:

– На нервах, это само собой. А еще?

– Все, – насупленно сказал Юрка.

– Не может быть. И на ударных не играешь?

– Я? – хмыкнул Юрка.

– Но ты же не станешь отрицать, что сейчас выстукивал «Токкату для ударных инструментов» Горнера? Третью часть.

Юрка шевельнул бровями. Приподнял подбородок. И проговорил со спокойной усмешкой:

– Даже и не знал, что в ней три части.

Виталий Гаврилович задумчиво оттянул и отпустил нижнюю губу – она щелкнула, как резина. Несколько секунд разглядывал Юрку в упор. И решительно сказал:

– Пошли!

– Куда?

– На репетицию, друг мой! Мне нужны барабанщики.

Я глянул на Юрку с завистью и досадой. С завистью – потому что везет же людям! В барабанщики мечтают попасть все старогорские мальчишки. С досадой – потому что Юрка откажется. Для него это, конечно, «детские пляски на лужайке». Разве его заставишь нарядиться в штанишки с позументами да в рубашку со шнурами и маршировать с барабаном на глазах у толпы?

Сейчас он ответит этому Виталию Гавриловичу…

Но Юрка странно молчал. Потом спросил, кивнув на Янку:

– А он?

– А он – скрипач. Каждому фрукту своя корзинка… Но вы рядом будете, все музыканты собираются в одном помещении. Пошли! Быстренько!

Что же, в самом деле, всякому фрукту своя корзинка. Кому на скрипке играть, кому барабанить, а кому кистями размалевывать фанеру.

Марфа Григорьевна составила из нас, из «художников», бригаду. В бригаде оказались четверо: тощая молчаливая девчонка Оксана, два брата-близнеца лет восьми, похожие на деловитых мартышек, и я. Мы работали на поляне за павильоном. Ловкие «мартышки» – Петька и Роман – подавали щиты и кисти. Оксана с рисунков переводила на фанеру всяких львов, драконов и королевские лилии, а я их расписывал нитрокрасками. Краски противно пахли, но работа мне нравилась. Только тетя Вика застонет, конечно: «Ах, Геля, где ты себя так разукрасил!»

Наконец, когда мы расписали двенадцать рыцарских щитов, «мартышки» в один голос попросились обедать. Оксана ушла с ними. А я… мне тоже есть хотелось, но я ждал: может, вспомнят про меня Юрка и Янка? Может, заглянут узнать, как я тут?

Я сел в траву у дощатой стены павильона и стал соскребать с себя краску. В штаны и в майку она въелась намертво, но от рук и ног отслаивалась легко, тонюсенькими пленками. Пленки были прозрачные, как разноцветный целлофан. Я смотрел сквозь них на солнце. Посмотрю, дуну и пущу по ветру, как бабочку… И вспомнил, как Янка играл на скрипке, а вокруг носились желтые и красные солнечные пятна. А Юрка слушал, уперев подбородок в кулаки…