Князь. Записки стукача - Радзинский Эдвард Станиславович (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
И еще мне не давало покоя это совпадение: арест за стеной и новый приступ болезни Достоевского.
Через несколько дней, решив, что Аня немного пришла в себя, я пришел ее навестить. Она что-то писала в большой черной тетради.
– Милый Федя! Как же он любил говорить о своей смерти, как ему нравилось меня пугать… И как-то он опять завел этот разговор – дескать, его похоронят на кладбище для бедных, как Моцарта. Чтобы прекратить это, сама не знаю почему, я вдруг шутливо сказала: «Не тревожься, дорогой, похоронят тебя в самой Александро-Невской лавре, где лежат наши знатнейшие. Обещаю тебе устроить чудные похороны! Архиепископ будет служить по тебе заупокойную обедню, и митрополичий хор будет петь. Огромная толпа проводит твой гроб, и когда шествие приблизится к лавре, монахи выйдут навстречу тебе». Не знаю, почему я это сказала. Но он воспринял это серьезно. Задумался, будто что-то видел… Потом произнес: «Как странно. Я думал, это делают для царей».
Помолчали. Я начал с чего-то нестерпимо безвкусного:
– Милая Анна Григорьевна… Я любил его, как нынче любит его вся Россия…
Она будто не слышала. Заплакала и продолжила:
– И все так хорошо в последнее время было. Казалось, пред нами впервые открывалось светлое будущее… Вон Цесаревич захотел его видеть, – в который раз говорила об этом! – Наконец-то наступил для нас просвет… После «Карамазовых» пришла к нам, – (она все время говорила «мы»), – желанная поздняя слава. Пришла надежда и на материальное благополучие… и вот эта вставка с пером. Вдруг, из-за жалкой неосторожности – в два дня!
– Смею вас спросить… – я помедлил, – что это была за неосторожность?
– Он отодвинул стол, письменный стол, – ответила она, – у него упала вставка с пером и закатилась под этот стол. Эта вставка была ему постоянно нужна, потому что он не только писал этим пером, но при ее помощи набивал папиросы… Чтобы её достать, Федя отодвинул стол. Он тяжёлый, ему пришлось сделать усилие, от которого порвалась лёгочная артерия, пошла горлом кровь… На следующий день наступило улучшение. Но вдруг в четыре часа дня – вы как раз тогда приехали – началось кровотечение… ни с того ни с сего. И Федя потерял сознание. Пришел в себя, попросил священника – исповедоваться и причаститься.
…Ни с того ни с сего?! И тут я вспомнил бледное лицо… И то, как он смотрел на улицу, когда арестовали беса… Значит, тотчас после этого пошла опять кровь… Или от этого?.. Боже мой… Бесы породили смерть автора «Бесов»?..
Аня все продолжала:
– И наступил тот последний, третий день. Двадцать восьмого января на рассвете разбудил меня. Я сначала не поняла – темно было. Он: «Зажги свечу». Я ему: «Тебе плохо?» – «Знаешь, Аня, я уже три часа как не сплю и все думаю, думаю… И только сейчас ясно осознал, что сегодня умру». Боже мой, как я испугалась! «Что ты, Феденька, кровь остановилась…» Но он так сухо, спокойно, как решенное: «Нет, нет, я уже знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие». Это Евангелие подарили ему в Сибири жены сосланных декабристов. И, открывая его наугад, он часто гадал на нем о своей жизни… Темно, совсем темно было на улице, и я зажгла свечу. Он открыл Евангелие… Открылось на третьей главе Евангелия от Матфея: «Иоанн же удерживал Его и говорил: «Мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне». Но Иисус сказал ему в ответ: Не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду». «Ну вот, ты слышишь – «не удерживай». Значит, сегодня я умру». Уже в одиннадцать утра началось новое обильное кровотечение… и он начал умирать, – она плакала, ее трясло.
– Не надо рассказывать, Анечка.
– Надо… Мне так легче… Я не могу не говорить о нем… Вечером позвал к себе детей. Протянул Федечке Евангелие и попросил вслух прочесть притчу о блудном сыне. После чтения сказал: «Дети, не забывайте никогда того, что только что слышали здесь. Храните беззаветную веру в Господа и никогда не отчаивайтесь в его прощении. Я очень люблю вас, но моя любовь – ничто в сравнении с бесконечной любовью Господа ко всем людям, созданным Им…. И помните – если бы даже вам случилось в течение вашей жизни совершить преступление, то и тогда не теряйте надежды на Господа. Вы – Его дети, смиряйтесь перед Ним, как перед вашим отцом, молите Его о прощении, и Он будет радоваться вашему раскаянию, как Он радовался возвращению блудного сына». Потом… потом вы все видели… Простите… правда, я лучше побуду одна. – Она зарыдала в голос.
Итак, я получил уже третье объяснение – стол!.. Из ее рассказа я понял одно: он отодвинул что-то тяжелое… Но что именно, она сказать почему-то не хотела.
Придя домой, я записал всё это для Истории. Он ведь обитатель Истории. Это я для Истории – посторонний. Некий прохожий, но… но мой огонь зажег фитиль…
Уже потом я узнал, как все случилось. Да, решительные события произошли по моей милости!
Люди Лориса пошли по моему адресу и взяли Фриденсона на его квартире. После чего там устроили засаду… И туда забрел роскошный молодой человек в бобровых шубах, назвавшийся дворянином Алфузовым… Его задержали и к ночи выяснили, что под сим именем скрывался участник убийства Мезенцева, мой знакомец Баранников… Тотчас ночью поехали в Кузнечный на его квартиру. Его комнату обыскали, оставили засаду и там.
Именно когда ночью проводили обыск, случился первый приступ у моего великого родственника… Потом ему стало легче. Но днем в четыре часа туда зашел и попал в засаду некто, оказавшийся еще одним «нашим». Его-то и арестовывали при мне… И его арест слышал и потом видел из окна Федор Михайлович. Слышимость в этом дешевом доме была отличная.
После этого ареста вновь пошла кровь, и он потерял сознание…
Арестованный оказался находившимся в розыске дворянином Колодкевичем.
Оставили засаду и в его квартире.
И вот тогда туда явился неуловимый…
Да, явился тот, о котором, видимо, узнала моя несчастная Мадонна. Тот, кого мои друзья террористы справедливо называли ангелом-хранителем. Это был «крот»!
Все это на квартире за рюмкой великолепного коньяка рассказал мне, приветливо улыбаясь, Лорис-Меликов…
Именно он назвал его кротом (кажется, он и ввел это слово в жаргон русских спецслужб).
– Любопытнейшим человеком оказался сей крот. Такой худенький, со втянутыми щеками, невысокий, носик уточкой, зализанные редкие волосики, глухой тихий голос – типичная канцелярская крыса. Этакий безответный гоголевский Акакий Акакиевич… По фамилии Клеточников…
И я тотчас вспомнил – это же он! Он побежал доносить Кириллову, когда я искал в картотеке Корбу…
Лорис улыбался:
– Оказывается, милостивый государь, целых два года он работал в секретнейшей канцелярии Третьего отделения! В наиважнейшей экспедиции, ведавшей политическим сыском. И после упразднения Третьего отделения успел стать делопроизводителем всего Департамента полиции… Господин Кириллов объяснил мне: у него редкий каллиграфический почерк, а потому ему доверяли переписку секретных бумаг. В его ведении находились шкафы, где хранятся сверхсекретные документы… Прославился исполнительностью – готовностью засиживаться после службы, выполняя работу за товарищей. Так что, оставаясь один в опустевшем здании, он знакомился с делами – и на столах сослуживцев, и в шкафах. В результате был посвящен в розыски, производившиеся по всей России… И аккуратно сообщал господам террористам о готовящихся арестах и наших агентах. Все погибшие филеры должны благодарить на том свете господина Клеточникова. Он же успел сообщить своим друзьям о списке бедняги Гольденберга… Человек он оказался вполне искренний. Я его спрашиваю: «Почему вы это делали?» Словоохотливо все объяснил: жил в провинции, работал в суде. Безумно влюбился. А девица над ним насмеялась – дескать, крыса ты канцелярская, а мне подавай героя, никак не меньше. А в героях в безумном нашем обществе известно кто теперь ходит… Вот он и захотел героем стать. И пошел к убийцам… Но что меня занимает… Два года это продолжалось – и никаких подозрений. Напротив, получил Станислава! Опытнейший Кириллов все никак не мог вычислить деятельность этого кавалера ордена Святого Станислава. Никак не мог понять очевидную связь между провалами тех, кто упоминался в секретной переписке, и лицом, допущенным к этой секретной переписке… Все это вы напишите в донесении Государю. И еще добавьте, что в результате беспрецедентной слепоты полиции террористы настолько поверили в свою безнаказанность, что уже не соблюдали самых примитивных правил конспирации. Во всех конспиративных квартирах не оказалось элементарных знаков, предупреждающих, что квартира захвачена. В результате в каждой из квартир, где устраивалась засада, попадался очередной террорист. – Лорис был вдохновенен – он ходил, почти танцевал по кабинету. – Они настолько развратились бездеятельностью полиции, что господин Колодкевич, который попался на квартире Баранникова, имел при себе множество секретных документов и адресов других явочных квартир. Там, в частности, был адрес некоей фотографии на Невском… В этой фотографии при обыске нашли прелюбопытнейший заказ. Некий клиент пожелал увеличить снимки двух повешенных террористов. Вот так на днях был арестован вождь этих безумцев по фамилии Михайлов…
