Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века - Федосюк Юрий Александрович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Понятия «шинель» и «ПАЛЬТО» (как верхняя уличная одежда) в русской дореволюционной литературе четко не разграничиваются. В шинелях ходили и торговцы, в пальто — офицеры, в частности у Куприна. Добавим, что часто встречающаяся в литературе фризовая шинель означает шинель, сшитую из ФРИЗА — дешевой ткани типа байки. Именно фризовую шинель упоминает в повести «Шинель» Гоголь.
Как пальто, так и шинель иногда снабжались одной или несколькими ПЕЛЕРИНАМИ — для тепла и защиты от непогоды.
Постепенно «шинель» как вид гражданской одежды вытесняется привычным «пальто». Но с этим словом нам надо быть весьма осторожным, и вот почему.
В романе Тургенева «Накануне» благовоспитанный Стахов-отец «в пальто вошел в гостиную». Федор Павлович Карамазов «сидел один за столом, в туфлях и старом пальтишке». А в «Былом и думах» описан случай, когда Галахов «приехал на званый вечер, все были во фраках… но он явился в пальто». Что же, все это были рассеянные, очень зябкие и притом плохо воспитанные люди?
Отнюдь нет. Дело в том, что долгое время пальто называлась и домашняя одежда, нечто вроде простенького сюртука. Во второй части романа Гончарова мы видим Обломова, сидящего в «домашнем пальто». В «Обрыве» Гончарова наблюдаем Райского «в домашнем сереньком пальто, усевшегося с ногами на диван», а затем и в «дорожном пальто». Итак, пальто постепенно обретало две функции. А к последней четверти XIX века слово «пальто» получает современное значение, становясь как мужской, так и женской верхней одеждой.
Верхней выходной одеждой издавна служил и ПЛАЩ. Сейчас под этим словом мы разумеем нечто непромокаемое. Однако в старину плащом называлась верхняя широкая одежда, обычно без рукавов, надеваемая внакидку. На знаменитом памятнике Пушкину в Москве поэт изображен именно в таком плаще. Были и теплые плащи: такой носил Поприщин («Записки сумасшедшего» Гоголя), были даже плащи «с бобровым воротником» и бархатными отворотами, как мы узнаем из «Шинели» Гоголя.
Широкий плащ, закрывающий почти все туловище, назывался АЛЬМАВИВОЙ по имени героя комедии французского драматурга Пьера Огюстена Бомарше «Севильский цирюльник». «Альмавивы были тогда (то есть в 1830-х годах. — Ю.Ф.) в великой моде», — отмечает Тургенев в одном из своих рассказов. Просторный безрукавный плащ, носимый в России с давних времен, именовался ЕПАНЧОЙ.
Разновидностью мужского плаща была КРЫЛАТКА, носимая с пелериной. Она вошла в моду в конце XIX века, и чаще всего мы видим ее на героях Чехова и Горького. Пожилые люди иронически называли это вольное одеяние РАЗМАХАЙКОЙ или РАЗЛЕТАЙКОЙ из-за ее длинных, развевающихся по сторонам «крыльев».
Прорезиненные пальто появились в России в 1830-х годах и назывались по имени изобретателя МАКИНТОШАМИ. Резиновые, непромокаемые плащи впервые упоминаются у классиков в «Записках охотника» Тургенева (рассказ «Живые мощи»). В макинтоше ходит помещик Тушин в романе Гончарова «Обрыв».
Верхней мужской одеждой служила и БЕКЕША. Шилась она на меху или на вате, имела меховую оторочку, сборы и разрез сзади, теплый воротник. Длинную бекешу носил отец Николеньки Иртеньева в «Детстве» Толстого, «синие бекеши с бобровыми воротниками» — мальчики в той же повести. А «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» начинается со своего рода гимна бекеше, которую носил один из героев: «Славная бекеша у Ивана Ивановича! отличнейшая! А какие смушки!..»
РЕДИНГОТАМИ назывались длинные пальто в талию, снабженные пелеринами, как мужские, так и женские. Уходя от Шерер, князь Ипполит Курагин («Война и мир» Л. Толстого), «торопливо надел свой редингот, который у него, по-новому, был длиннее пяток» (1805 год). В «Невском проспекте» Гоголя девы прогуливаются по главной улице Петербурга «в розовых, белых и бледно-голубых атласных рединготах».
Женская городская одежда
Всякого рода платья, блузки, кофты, юбки, разумеется, меняли свои фасоны чуть ли не каждое десятилетие, если не чаще, тем не менее главные признаки свои сохранили и не требуют пояснения. Но некоторые виды женской одежды исчезли, напоминая о себе только в художественных произведениях.
Дома женщины носили ДУШЕГРЕЙКИ — короткие (по пояс) теплые кофты, обычно без рукавов. В «Капитанской дочке» душегрейка — на комендантше, матери Маши Мироновой, и на самой императрице Екатерине в Царском Селе. Другое название такой кофты — ТЕЛОГРЕЙКА.
КАЦАВЕЙКОЙ, или КУЦАВЕЙКОЙ, называлась короткая распашная кофта без сборов и перехвата, с рукавами, подбитая мехом или ватой. Носили их преимущественно женщины пожилые. С раннего утра ходила в куцавейке Марья Дмитриевна Ахросимова, московская барыня в «Войне и мире». Кацавейку постоянно носила и старуха-процентщица в «Преступлении и наказании» Достоевского. Мамаша невесты на картине Федотова «Сватовство майора» изображена в кацавейке.
КАПОТОМ называлась широкая распашная одежда с рукавами, без перехвата в талии. Капот носили персонажи Гоголя — замужние женщины, в частности жена Манилова, на которой «хорошо сидел матерчатый шелковый капот бледного цвета». Были домашние, были и уличные, теплые капоты. В теплом капоте и шали Маша в «Метели» Пушкина едет на тайное венчание, капот надевает и Лизавета Ивановна в «Пиковой даме» перед поездкой с графиней. Иногда капотом именовалась верхняя мужская одежда, похожая на халат. К концу ХIХ века капоты носить перестали.
Наиболее распространенными в XIX веке видами верхней женской одежды были САЛОП и БУРНУС. Салоп представлял собой широкую и длинную накидку с прорезами для рук или небольшими рукавами. Особо ценился соболий салоп. Купеческие жены и дочки у Островского либо носят салопы, либо мечтают о них. Долгое время салоп считался признаком определенного достатка. Салопы носили горожанки всех сословий. В романе Чернышевского «Что делать?» Вера Павловна и ее мать едут в театр в салопах. Но постепенно салоп утрачивает свою притягательность и носить его становится признаком дурного тона, бедности и мещанства. Салопницей стали называть бедную женщину-попрошайку или вульгарную сплетницу. К концу ХIХвека салопы выходят из моды.
В отличие от салопа бурнус был короток, значительно короче платья, он заканчивался немного ниже талии, обычно имел ватную подкладку и рукава. Вошел в моду в середине XIX века. Пульхерия Андреевна в комедии Островского «Старый друг лучше новых двух» говорит: «Ведь уж все нынче носят бурнусы, уже все; кто же нынче не носит бурнусов?» В бурнусах ходят многие молодые героини Островского, у Достоевского в бурнус одета Наташа в «Униженных и оскорбленных», Соня Мармеладова в «Преступлении и наказании», даже ее девятилетняя сестра — в «ветхом драдедамовом бурнусике». Однако, как и салоп, к концу XIX века бурнус выходит из моды, хотя портнихи, шившие женскую теплую одежду, еще долгое время назывались «бурнусницами».
Выходным парадным костюмом считался РОБРОН — широкое платье с округленным шлейфом. Перед вызовом к императрице Машу Миронову в «Капитанской дочке» хотят переодеть из дорожного платья в желтый роброн, но не успевают.
К концу XIX века не на долгое время входит в моду ВАТЕРПРУФ — летнее женское пальто, пришедшее из Англии. В переводе это слово означает «водонепроницаемый», на самом деле таким ватерпруф был вовсе не всегда. В ватерпруфах сидят на даче, в столовой за обеденным столом жена и теща присяжного поверенного Квашина (рассказ Чехова «Ненастье»). В ватерпруфе чеховская «Попрыгунья» даже принимает гостей. Что-то, наверное, было претенциозно-мещанское в этой одежде, не случайно гимназист — главный герой чеховского рассказа «Володя» кричит матери: «Не смейте носить этого ватерпруфа!»
В большой моде в XIX веке были всякого рода накидки, надеваемые на открытые плечи для согревания и красоты, прежде всего МАНТИЛЬКИ — короткие накидки без рукавов. Кокетливые мантильки носят и купеческие дочки в пьесах Островского, и знатные барыни и барышни в романах Тургенева и Гончарова.
