Спецслужбы и войска особого назначения - Линник Татьяна Ивановна (полные книги txt) 📗
Проходит день, другой. Сидит Демьян Бедный у себя дома, работает. Вдруг — телефон. Ильич звонит:
— Вы что еще там с Мальковым удумали, браконьеры вы эдакие! Да вас обоих в тюрьму за такие штуки посадить следует.
Демьян, как известно, за словом в карман не лез. Он попытался было все обратить в шутку:
— Верно, — говорит, — Владимир Ильич, нехорошо! Только ведь и вы вроде наш сообщник. Рыбку-то эту оглушенную вы же тоже кушали! Вам первому ее Мальков отвез.
Ильич разгневался не на шутку:
— Ваш Мальков обманщик. Он не сказал, каким способом ловил рыбу. И его и вас предупреждаю — повторится такая история, буду требовать для вас обоих самого сурового наказания.
Приходит ко мне Демьян туча тучей.
— Видишь, что получилось?! А все Бонч! Ведь это он рассказал Владимиру Ильичу, что Демьян с Мальковым разъезжают по Подмосковью и почем зря глушат рыбу.
Почти ежедневно Владимир Ильич гулял по Кремлю, чаще всего по тротуару напротив Большого дворца, откуда открывалась широкая перспектива Москвы, или внизу, в Тайнинском саду, где густ то разрослась никем не ухоженная зелень. Иногда он гулял днем, иногда вечером, а то, бывало, и ночью. Гулял почти всегда один, думал. Страшно не любил, чтобы ему во время прогулок мешали.
Как-то во время ночной прогулки Владимир Ильич заметил, что в некоторых квартирах поздно горит свет. Утром вызывает меня.
— Возьмите бумагу, ночью проверьте и запишите, кто свет напрасно жжет. Электричество у них выключите, а список мне дадите, мы их взгреем, чтоб даром энергию не расходовали. Мы должны каждый килограмм топлива, каждый киловатт электроэнергии экономить, а они иллюминацию устраивают! Надо прекратить это безобразие».
(П. Мальков. Записки коменданта Московского Кремля. — М., 1959.)
СССР — СНГ
НЕ ДОВЕРЯЙТЕ ПРОВОДНИКУ…
В ночь под Новый 1928 год двое молодых мужчин вышли из кишлака Лютфабад на крайнем юге Туркмении. Оба были тепло одеты, у каждого на плече висел карабин, а в кармане каждого было разрешение ашхабадских властей на охоту в горно-лесных дебрях вдоль персидской границы.
Дорога шла по приграничному ущелью. Еще миля — и двое охотников дойдут до советской пограничной заставы.
Когда уже показалась застава, один из охотников — тот, что был меньше ростом и более хрупкого сложения, — неожиданно снял с плеча карабин и направил ствол на своего спутника. «Послушай-ка, — сказал он, не повышая голоса, — я знаю твое настоящее имя, знаю, что ты работаешь в ГПУ и какие тобой получены инструкции насчет меня в Москве. Здесь рядом — граница и сегодня не составляет никакой сложности ее перейти: пограничники, забыв обо всем, пьянствуют еще со вчерашнего вечера. Впереди — Персия, а за ней — Индия, куда я и направляюсь, и не советую мне мешать. Но если ты готов пойти со мной, я даю слово, что переправлю тебя в Европу. Там ни одна душа не будет знать, кто ты такой. Разумеется, если ты пойдешь со мной, они ни перед чем не остановятся, чтобы выследить нас, где бы мы ни оказались. Ну, а если я перейду границу один и ты вернешься без меня — тебя тоже не помилуют. Так что решай, только побыстрее!»
Его спутник не в силах был скрыть изумление, потом на его лице появилось замешательство. Последний довод о том, что по возвращении его не помилуют, был достаточно веским, и ему ничего не оставалось, как в знак согласия молча кивнуть головой. Оба осторожно приблизились к заставе и обнаружили, что пограничники не теряли времени даром, встречая приход Нового года: из небольшого дома, где размещалась застава, доносился мощный храп. Никто их не окликнул, и минуту спустя они направились уже по ничейной полосе к персидской границе. Побег состоялся.
Значение того второго, колеблющегося, в нашей истории близко к нулю. Его звали Аркадием Романовичем Максимовым, и он выдавал себя за бывшего командира Красной Армии (позднее он как будто работал в наркомате путей сообщения). В действительности он являлся одним из многочисленных агентов ОГПУ, и его настоящая фамилия была Биргер. Ему было поручено неотступно сопровождать своего компаньона и докладывать о его действиях, не вызывая у него подозрений, но и никоим образом не допуская, чтобы человек ускользнул из СССР.
Такое задание становится более понятным, если учесть, что опекаемого звали Борис Георгиевич Бажанов. Это тот самый Бажанов, который, не достигши еще и тридцати лет, успел проработать восемнадцать месяцев личным секретарем Сталина, а затем стал секретарем Политбюро — всемогущего высшего органа коммунистической власти.
Только личная связь со Сталиным и спасла Бажанова от ареста и гибели в ходе первых массовых чисток. Руководитель ОГПУ Ягода уже в течение ряда лет сомневался в благонадежности этого молодого интеллигента, которого никак не удавалось поймать на чем-нибудь серьезном. Эти сомнения были не просто плодом подозрительности главы секретной полиции. Ягода испытывал личную ненависть к Бажанову, который с подчеркнутым отвращением относился и к самому начальнику ОГПУ, и ко всем, кто за ним стоял. Когда в 1925 году Бажанов был смещен со своей кремлевской должности, слежка за ним со стороны «органов» лишь усилилась. Никоим образом нельзя было допустить, чтобы человек с независимым образом мыслей, занимавший ключевые посты в партийной иерархии, покинул страну, унося с собой во внешний мир секреты Кремля. Но Ягоде представлялось особенно заманчивым схватить Бажанова уже на границе, при явной попытке к бегству из СССР, ведь это было бы самым бесспорным доказательством его измены. Вероятнее всего, именно по этой причине Ягода и не чинил препятствий поездке Бажанова в Туркмению. Здесь, на границе, ОГПУ удалось схватить многих неудачливых беглецов. Однако в канун 1928 года произошла осечка: сталинский секретарь сбежал, прихватив с собой агента ОГПУ
Уже в Персии на первой же пограничной заставе Бажанова с Максимовым окружила взбудораженная толпа босоногих персидских солдат. Никто из них не знал ни слова по-русски (не говоря уже о французском, которым хорошо владел Бажанов). Наконец обоих привели в местный полицейский участок в кишлаке, где они провели далеко не спокойную ночь — слишком уже близка была советская граница. Местный полицейский инспектор чувствовал себя не в состоянии что-либо решить сам. Он отправил гонца в ближайший административный центр, и на следующий день, когда гонец вернулся, беглецов перевезли чуть дальше от границы, в город Музаммадабад. Именно здесь шеф окружной полиции, некто Пасбан, оказался одним их тех двух официальных лиц, которым беглецы были обязаны спасением. Пасбан, выслушав мольбу перебежчиков о предоставлении им политического убежища, взял на себя ответственность помочь им перебраться в Мешхед, административный центр Хорасанской провинции.
Поначалу название «Мешхед» ужаснуло Бажанова. Ему было известно, что там орудует многочисленная агентура ОГПУ При этом она действовала настолько эффективно, что годом раньше два штатных агента ОГПУ, дезертировавших к персам из Ашхабада, были похищены их же коллегами в Мешхеде средь бела дня и переправлены обратно на советскую сторону, где их тут же расстреляли.
Между тем, уже поступили сообщения, что советские агенты появились на этой окружной дороге. Пасбан был убежден, что они устроят засаду поблизости от советской границы, в Кучане, через который придется пробираться беглецам, если они рискнут отправиться этим маршрутом.
Чтобы не угодить в ловушку, им предстояло верхом на лошадях в сопровождении проводника преодолеть перевал Кухи-Назар на высоте трех тысяч метров. Зимой он был практически непроходим, и советские агенты вряд ли рискнут туда сунуться. Последнее напутствие Пасбана звучало так: «Не доверяйте проводнику, доверьтесь лошадям, они найдут дорогу».
Лошади действительно нашли дорогу, и после четырехдневного тяжелого пути по горам, проводя ночи в горных хижинах, маленький караван спустился в долину и сделал привал в кишлаке, не доехав немного до Мешхеда. Гепеушники тем временем успели сообразить, что беглецы избрали горный маршрут, и отправились окружной дорогой из Кучана им наперерез. Едва сойдя с лошадей, Бажанов и его спутник поняли, что в кишлаке их уже ждут.
