История императорской власти после Марка - Геродиан (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
10. (1) Удовлетворив своими посланиями всех в Иллирике… и вместе с тем начальников, он привлек их к себе. Собрав отовсюду воинов [74] и назвав себя Севером Пертинаксом [75], что, как он надеялся, было приятно не только иллирийцам, но и римскому народу ради памяти о Пертинаксе, он созвал их на равнину и, когда для него была воздвигнута трибуна, поднявшись на нее, сказал следующее: (2) «Вашу верность и благочестие по отношению к богам, которыми вы клянетесь, ваше уважение к государям, которых вы почитаете, вы обнаружили тем, что негодуете на дерзостный поступок находящихся в Риме воинов, которые служат больше для торжественных шествий, нежели для проявления мужества. И мне, никогда раньше не имевшему в мыслях такой надежды (ведь вам известно мое повиновение по отношению к прежним государям), желательно теперь довести до конца и завершить то, что угодно вам, и не смотреть безучастно на повергнутую Римскую державу, (3) которая прежде, до Марка, управлялась с соблюдением достоинства и казалась священной; когда же она досталась Коммоду, то хотя кое в чем он по молодости допускал оплошности, однако последние прикрывались его благородным происхождением и памятью отца; и его проступки вызывали больше сожаление, чем ненависть, так как большую часть того, что происходило, мы относили не к нему, а к окружавшим его льстецам, одновременно советчикам и слугам неподобающих дел. (4) Когда же власть перешла к почтенному старцу, воспоминание о мужестве и порядочности которого еще прочно в наших душах, они этого не вынесли, но устранили такого мужа путем убийства. Некто, позорным образом купивший столь великую власть над землей и морем, ненавидим, как вы слышите, народом и уже больше не внушает доверия тамошним воинам, которых он обманул. (5) Их, если бы даже они, оставаясь преданными, стали ради него в строй, вы все вместе превосходите числом, а каждый в отдельности — храбростью; вы закалены упражнениями в военных делах и, всегда выстроенные против варваров, привыкли переносить всякие труды, презирать морозы и жару, ступать по замерзшим рекам и пить выкапываемую, а не черпаемую из колодца воду. Вы закалились на охотах, и во всех отношениях у вас имеются благородные данные для проявления мужества, так {41} что если бы даже кто-нибудь захотел противостать вам, он не мог бы сделать это. (6) Проверка воинов — напряжение, а не роскошная жизнь; взращенные в ней и предаваясь попойкам, они не будут в состоянии вынести ваш крик, а не то что битву. Если же кто-нибудь относится с подозрением к тому, что происходит в Сирии, то он мог бы заключить о плохом состоянии и безнадежности тамошних дел из того, что те не осмелились выступить из своей страны и не решились задумать поход на Рим, охотно оставаясь там, и считают достижением для своей еще не прочной власти один день роскошной жизни. (7) Сирийцы обладают способностью остроумно, с шуткой насмехаться и особенно жители Антиохии, которые, как говорят, привержены к Нигеру; остальные же провинции и остальные города за неимением теперь того, кто будет достоин власти, за отсутствием того, кто будет властвовать, управляя мужественно и разумно, явно притворяются, что подчиняются ему. (8) Если же они узнают, что иллирийские силы проголосовали единодушно, и услышат наше имя, которое для них не является безвестным и незначительным со времени нашего управления там в качестве наместника [76], будьте уверены, что они не будут обвинять меня в нерадивости и вялости и, значительно уступая вам в росте, выносливости в трудах и в рукопашном бою, предпочтут не испытать на себе вашу крепость и стойкость в бою. (9) Итак, поспешим раньше занять Рим, где находится императорское жилище; двигаясь оттуда, мы без труда будем управлять остальным, доверяясь божественным прорицаниям и мужеству вашего оружия и ваших тел».
После такой речи воины, славословя Севера и называя его Августом и Пертинаксом, выказывали всяческую готовность и рвение.
11. (1) Север же, не давая времени для промедления, приказал им снарядиться как можно легче и объявил об отправлении к Риму; распределив средства [77] и припасы на дорогу, он двинулся в путь. Поход он совершал быстро, форсированным маршем и с сильным напряжением, нигде не задерживаясь и не давая времени для передышки, разве что настолько, чтобы воины, немного отдохнув, продолжали путь [78]. (2) Он разделял с ними их труды, пользовался простой палаткой, и ему подавали ту же пищу и то же питье, какие, как он знал, были у всех; нигде он не выставлял напоказ императорскую роскошь. Поэтому он обеспечил себе еще большую преданность воинов; уважая его за то, что он не только вместе с ними переносит трудности, но первый берет их на себя, воины ревностно выполняли все. {42}
(3) Быстро пройдя Паннонию, он появился у границ Италии и, опередив молву, предстал перед тамошними жителями как уже прибывший государь раньше, чем они услышали о предстоящем его прибытии. Великий страх охватывал италийские города, когда они узнавали о нашествии такого большого войска. Ведь люди в Италии, давно отвыкнув от оружия и войн, занимались земледелием и жили среди полного мира. (4) Пока Рим управлялся по-республикански и сенат посылал на войну полководцев, все италийцы были под оружием и покорили землю и море, воюя с эллинами и варварами, и не было такой части земли или склона неба, куда бы римляне не распространили свою власть. (5) С тех пор же как единовластие перешло к Августу, последний освободил италийцев от трудов, лишил их оружия и окружил державу укреплениями и лагерями, поставив нанятых за определенное жалование воинов в качестве ограды Римской державы; он обезопасил державу, отгородив ее великими реками, оплотом из рвов или гор, необитаемой и непроходимой землей. (6) Поэтому тогда, узнавая о том, что подходит Север с таким большим войском, они, естественно, приходили в смятение от необычности этого события; противостоять или препятствовать они не осмеливались, но выходили навстречу с лавровыми ветвями и принимали, раскрыв ворота [79]. Он же останавливался настолько, чтобы принести жертвы и обратиться с речью к народу, и спешил в Рим. (7) Когда об этом сообщали Юлиану, он впадал в крайнее отчаяние [80], слыша о мощи и многочисленности иллирийского войска, не доверяя народу, так как последний его ненавидел, не полагаясь на воинов, которых он обманул. Собирая всякие деньги — и свои собственные, и от друзей, и забирая из государственных казнохранилищ и храмов те, какие там находились, он пробовал распределять их между воинами, чтобы приобрести их расположение. (8) Они же, хотя и получали большие деньги, не испытывали благодарности: ведь они считали, что он выплачивает свой долг, а не раздает подарки. Юлиан же, хотя друзья советовали ему вывести войско [81] и заранее занять проходы в Альпах — эти высочайшие горы, каких больше нет на нашей земле, наподобие стены ограждают Италию и выдвинуты вперед — природа вдобавок к прочим благам наделила италийцев и этим: на подступах к ним имеется выдвинутое вперед несокрушимое и… прикрытие, доходящее от северного моря до моря, обращенного к югу [82], (9) однако Юлиан не осмеливался даже выйти из города; он рассылал людей, прося воинов вооружаться, упражняться и рыть окопы перед городом [83]. Его приготовления были таким, словно он {43} намерен был дать битву Северу в городе; всех слонов, которые служат римлянам для торжественных шествий, он приучал носить на спинах башни и людей, думая таким образом поразить иллирийцев и привести в смятение вражескую конницу — видом и величиной животных, ранее ими не виданных [84]. Тогда весь город изготовлял оружие и готовился к военным действиям.
